Пако Гордильо. V. 2014
PACO GORDILLO. V. 2014
У Гордильо глуховатый и низкий голос, но приветливый, по крайней мере, со мной. Полагаю, что в этой жизни ему, как менеджеру Рафаэля, приходилось модулировать его в тысячах случаев, выбирая для его несчетное число разных регистров. Но на том обеде это был голос, дублирующий актера, призванного соблазнять, из тех, что заставляют почувствовать себя заказывающим рюмочку у стойки бара. Словно голос из «Касабланки»*.
Я думаю, своим тусклым и глубоким звучанием он обязан усердному употреблению табака. Гордильо много курил. Он показался мне голосом, подходящим для такого хамелеона, чтобы незаметно и ловко выскользнуть из любой ситуации. Мне представляется, что с самой академии своего отца он был готов к тому, чтобы с успехом и легкостью заниматься делом, представляющим нечто среднее между дипломатией и силовыми решениями, между любезностью и неуступчивостью.
Корректный, но решительный голос для переговоров. Голос из тех, которым принадлежит первое и последнее слово в разговорах с собеседником. И казалось, что в этом ему помогают его неизменные черные очки, очень массивные, словно с их помощью он устанавливает дистанцию в несколько миллиметров, минимальную, но необходимую (словно дистанцию безопасности на дороге), чтобы предотвратить столкновение, и помогающую избежать панибратства в переговорах, касающихся номера первого в международном масштабе. Я не знаю, были ли они нужны Гордильо, чтобы лучше видеть, но я бы сказал, что он носил очки так, как другие отпускают усы – для того, чтобы произвести впечатление. Я думаю, что он, как солдат на настоящей войне, подводил себя под стандарт во всем, в чем можно, чтобы быль персоной, пригодной для того, чтобы лицом к лицу встретить приключения уровня авантюр Рафаэля.
Это был тип вымирающего менеджера, нечто, что должно было бы жить в заповеднике в Doñana**, как иберийская рысь. На нем закончился способ понимать этот процесс – «вести артиста» и заниматься им. Он был прирожденным дизайнером, поэтому, я полагаю, он отлично постиг замысел карьеры, которую Рафаэль Мартос держал для себя в уме с тех пор, как решил стать артистом. Говоря яснее, у меня сложилось впечатление, что они предусмотрительно объединили голод с желанием поесть. Оба неизменно смотрели в одном направлении.
Гордильо был очень откровенен со мной, излагая свое мнение и иллюстрируя его своим собственными историями и опытом, пережитым вместе с Рафаэлем. Некоторые сведения оказались не только поучительными для меня, но и польстили мне, потому что такое говорят лишь тому, кто заслуживает доверия. Это был субъект, поднаторевший в ловкости и изворотливости, и он показывал мне, что считает меня таким же серьезным человеком, как и он, человеком иного поля, отличающимся от тех, кто публично раскрывает доверенные ему факты и предает великодушие других людей.
Он как в книге развернул передо мной систему путей, которыми можно следовать в музыке. Это было ни да, ни нет. Но и не увертка. Ведь у него за спиной был опыт создателя неоспоримой карьеры выдающего артиста, исключительного свидетеля, находившегося на первой линии огня. И он знал, что в мире эстрады нет ничего абсолютно прогнозируемого, чтобы принять такое кардинальное решение, как то, что хотел принять я. Никогда ничего не известно. Его единственный недвусмысленный совет сводился к тому, что я должен петь, пока чувствую в этом потребность.
Прошло много лет с момента его расставания с Рафаэлем. Почему распался этот союз? Я об этом не спросил, и он мне этого не сказал. Я посвятил себя не сплетням о Рафаэле, а восхищению его искусством.
Я полагаю, что тандем прекратил свое существование, потому что почти все союзы изживают себя. Особенно такой специфический и необычный союз, как тот, что столько лет наличествовал между номером первым на взлете и его представителем. Я думаю, что так был подведен баланс бессчетных трений, нервов, страхов, важных решений, ответственного выбора между той или иной возможностью, выбора, который в случае неправильности может уничтожить всю карьеру. Потому что, вопреки тому, что могла бы подумать публика, никто не бывает менее уверенным в будущем, чем тот, кто добился наибольшего успеха. Никто лучше, чем тот, кто находится на вершине, не осознает, что внезапно может сорваться с нее при малейшей небрежности, при малейшей ошибке. Номер один живет в постоянном самоотречении, в неустанном слежении за самим собой и своей карьерой. Он сталкивается с непрерывной переоценкой ценностей. Поэтому отсюда и взялось чудесное меткое высказывание Рафаэля: когда он отмечал четыре десятилетия в музыке, то, подводя итог этого времени, он, проявив свой огромный талант к обобщению, заявил, сделав сколь противоречивый, столь и правдивый вывод: «Это были сорок болезненно счастливых лет». Пако Гордильо вписан в них со всеми почестями.
Несколько дней назад ваш хронист удостоился чести, после того как Рафаэль еще раз прочитал заметку из этой серии DESDE AQUEL DÍA, получить от него письмо:
«Привет, Хосе Мария.
Этими тремя ключами, несомненно, были Пако Гордильо, Мануэль Алехандро и Франсиско Бермудес.
Это были ключи к ПЕРВЫМ ГОДАМ, ОДНОЗНАЧНО!
Потом появились другие ключи, и я надеюсь, что будут появляться еще и еще, так как моя карьера продолжается и, я думаю, будет продолжаться дальше. Пока Богу будет угодно и пока я смогу!
Крепко обнимаю».
Я ответил ему:
«Дорогой Рафаэль, спасибо за этот постоянный письменный контакт, которым ты всегда меня отличаешь, которым высказываешь мне такое уважение.
Очевидно, что в твоей истории, той, какой она была, ты пользуешься авторитетом, на который никогда не сможет претендовать никакая другая версия, включая, разумеется, и мою. Но ты счел вежливым и справедливым заменить свое имя на имя Бермудеса. Значит, в этом случае было не три, а четыре ключевых фигуры. И если ты не считаешь себя одним из ключей, то это потому, что ты был, как все мы знаем, сейфом, хранящим несравненное сокровище твоего искусства».
Хосе Мария Фуэртес
01.09.2014
Перевод А.И.Кучан
Опубликовано 02.09.2014
Примечания переводчика:
* Касабланка - фильм Майкла Куртиса (1943) с Хэмфри Богартом и Ингрид Герман, где сюжет завязан вокруг кафе «У Рика».
** Doñana – национальный парк-заповедник (543 кв.км.) в Анадалузии, в провинциях Уэльва и Севилья.