Raphael cada día

В гостиной дома-музея Гоголя на Никитском бульваре в эту среду, 29 ноября, проходило не совсем обычное культурное мероприятие.

Испанское посольство пригласило всех желающих посмотреть театральную постановку, в которой задействованы российские и испанские артисты, и мы с удовольствием откликнулись на это предложение.

В спектакле "Записки сумасшедшего"  действительно с самого начала присутствует некоторая сумасшедшинка.

Испанский режиссер Хосе Луис Чаке Понсе, закончивший московский ГИТИС и являющийся питомцем мастерской Фоменко, ставит на сцене русскую повесть и приглашает на главные роли англичанина и русскую актрису, которые живут и работают в Испании в театре-студии «Балаган». Спектакль идет на русском языке, и в этих обстоятельствах радует, что главный и практически единственный исполнитель Гильермо Нельсон блистает не только великолепной памятью, но и очень неплохим произношением. Контрапунктом трагическому герою выступает Анастасия Гогуева, которая сначала исполняет с ним красивый вставной хореографический номер, а позднее с забавной серьезностью озвучивает монологи комнатной собачки. 

Воспоминание героя  о пребывании в театре материализуется в танец с актрисой.

И в финале спектакля появляется воистину трагическая фигура матери - эту роль без слов исполнила Мария Ондаро. Кстати, ближе к концу действия она вместе с Гогуевой, скрывшись под черной вуалью, превращает нормальный обжитой мир петербургского чиновника в сумасшедший дом, с медлительной торжественностью драпируя в полутьме белым полотнищами расставленную на сцене мебель, словно перед отлучкой надолго... навсегда.

Действие спектакля разворачивается в аутентичной обстановке XIX века на скудно обставленной сцене, максимально приближенной к зрителю в силу небольших размеров зала, и актеры обходятся без микрофонов. Недостаточность декораций компенсируется большим экраном, заменяющим задник, который расширяет сценическое пространство за счет проецируемых на него изображений. Интерьер гоголевской гостиной достраивает то убогая комнатка титулярного советника, то роскошная библиотека директора департамента, театральный зал сменяет залитая солнцем испанская площадь, а вслед за картой Испании - королевства несчастного безумца - на полотне возникает обшарпанный коридор лечебницы, ставшей его последним приютом. Расширение доступного актерам объема происходит также за счет отхода от двумерной постановки и вывода героев в третье измерение, так как молодые артисты не только с легкостью касаются пола, контактируя с ним в самых разнообразных позах,  но с такой же легкостью возносятся на стулья и столы (и спускаются с них).  

Акустический диапазон постановки также расширен за счет шумов и голосов за сценой (шелест дождя, диалоги собак), а в одной из сцен гул, нарастающий  в больной голове безумца, прекрасно воспринимается зрителями благодаря аудиозаписи, которую постановщик счел адекватным отражением этого внутреннего процесса. Почти весь спектакль Нельсон играет в одном костюме (дополняя его в самом начале плащом с пелериной - точно таким же, в каком сидит Гоголь во дворе своего дома), только в финале сменяя его на больничную пижаму.

Большую часть времени спектакль идет при очень слабом освещении, вероятно, символизирующем угасший разум главного героя, а сцена окончательного ухода из действительности, когда изображение на экране отключается, сменяясь серой пеленой и оставляя героя в полной темноте,  очень выразительна. А листки календаря, в беспорядке размещенные на элементах декораций, как бы предвосхищают ту путаницу, которая начнется в записках после наступления 86 мартобря.

У женской героини (если можно так назвать роль комнатной собачки) очень удачная исполнительница. Эта высокопрофессиональная актриса с потрясающей пластикой и отточенными жестами, исполняющая в ходе монолога динамичные хореографические микрономера, демонстрирует изумительное владение телом и ритмом. Кстати, в какие-то моменты в ее движениях явно появляются элементы фламенко - не станут ли они толчком к возникновению идеи-фикс у героя повести? А  четкая, выразительная мимика, чуть утрированная, но от этого не теряющая самобытного очарования и артистизма, всегда остается в рамках комической серьезности, не скатываясь в гротеск. 

Собачка Меджи зачитывает свои письма, похищенные  сумасшедшим.

За этим легкомысленным образом явно прочитывается ее хозяйка, которая так ни разу и не появилась перед зрителями во плоти, оставаясь лишь недосягаемой мечтой. Правда, в какие-то моменты герой обращается к стоящему на сцене манекену, задрапированному воздушными тканями, который вполне успешно заменяет реальную "дульсинею" и доводит бедного чиновника до пароксизма страсти. Но "ай! ай! ай! ничего, ничего... молчание". Мечтательность и восторг сменяются на лице Нельсона гримасой боли. Осознание своего ничтожества бросает его на пол, как через месяц окончательно бросит в пучину безумия. 

А бумаги и утрированно большие разноцветные перья, которые во время метаний по сцене он скинул со стола, в беспорядке валяются на полу, создавая визуальный хаос и усиливая ощущение глобальной дезорганизации. 

И наступает кульминационный момент - и самая главная привязка к испанскому контексту. Мания величия привела героя не к английскому двору и не в Версаль, а к испанскому трону. Что ж, для русского человека Испания всегда обладала особым очарованием, память о котором сохраняется даже в расстроенном сознании сумасшедшего, и желание взять в свои руки это солнечное королевство вполне понятно.  

С осознанием себя католическим монархом происходит первое преображение – забитый титулярный советник, мучающийся от понимания собственной ничтожности, вдвойне обидной, так как она препятствует исполнению мечты, горделиво распрямляет плечи и, прохаживаясь по условной авансцене, милостливо склоняет голову, приветствуя воображаемых подданных, и обводит ряды зрителей воистину царским взором. Но после краткого мига торжества наступает парадоксальное отрезвление: только лишившись разума, герой начинает чувствовать, что все происходящее с ним ненормально, и это прозрение выводит его на новый виток духовности.

Последние сцены в сумасшедшем доме на мой взгляд явно представляют прямую аллюзию на крестные муки Христа и восшествие на Голгофу.

Окровавленная повязка на голове  в полутьме выглядит как терновый венец, а просторная больничная пижама удивительным образом напоминает классический библейский хитон.  И актер стоит на сцене босой, как ветхозаветный праведник. Грим "под Гоголя"  из первых мизансцен делает Нельсона в последних эпизодах похожим на каноническое изображение Иисуса - страдающего и вдохновенного.

Финальный монолог герой спектакля читает почти в полной темноте, стоя на столе, на фоне тревожной фотографии неба, покрытого тучами, просветы между которыми складываются в словно исходящее из одной точки сияние. И в его позах угадывается то Христос благословляющий (как тут не вспомнить лиссабонское изваяние), то Христос страждущий. И мать скорбящая, призванная из небытия его словами, поднимается из клубящейся внизу тьмы и обнимает своего сына, которому  нет места на свете. Эта очень трогательная, хорошо поставленная и мощно сыгранная сцена стала великолепным аккордом, завершившим этот удивительный спектакль.

Режиссер из не самой интересной монологической вещи, довольно четко привязанной ко времени и пространству, сумел сделать интересную и актуальную постановку, которая держит зрителя в напряжении почти два часа.  

Стоит отметить любопытную деталь: в зале присутствовали представители разных поколений, представляющие крайние возрастные диапазоны - молодежь и люди, скажем так, вполне сложившиеся, а промежуточное звено между ними почти не было представлено.

Поклонники современного театрального искусства и поклонники Гоголя? Возможно. Или просто случайное отклонение от среднестатистического разброса, вызванное камерным форматом показа.   

Тем не менее аплодисменты, которыми аудитория отметила завершение представления, были весьма дружными и громкими, так что свое положительное мнение относительно работы режиссера и игры актеров публика выразила совершенно однозначно. Да иначе, по-моему, и быть не могло. No pudo ser de otra manera! После окончания спектакля герои вышли на поклон тоже почти в темноте. Осветитель продолжал придерживаться концепции затемнения, положенной в основу его работы с софитом, так что сделать хороший совместный снимок мне так и не удалось.  

После прощания со зрителями артисты вышли в зал и выслушали немало комплиментов (на сто процентов заслуженных) в свой адрес, так что образовалась даже некоторая очередь желающих пообщаться с актерами. Но мне все-таки удалось немного побеседовать с артистами и выразить им свое искреннее восхищение. 

Выяснилось, что пересечься в Мадриде под Рождество нам не удастся, так как их график выступлений не стыкуется с концертами Рафаэля, на которые наше издание поедет в Испанию в декабре. Но всегда остается надежда на следующую встречу в каком-нибудь еще театральном или концертном зале.

Потому что мне очень понравился этот спектакль и артисты, и я бы рекомендовала всем, кому еще выпадет такая возможность, обязательно посмотреть эту постановку.

Алисия Кучан