Рафаэль: Между Москвой и Вашингтоном. 1972
RAPHAEL: ENTRE MOSCÚ Y WASHINGTON. 1972. 1972
Уже холодно, очень холодно. Я собирался написать эту статью, эту хронику, когда окажусь в городе, где холодно, потому что без холодов Россия для меня не похожа на Россию. Сегодня 22 сентября, и я даю выступление в Ленинграде, одном из прекраснейших городов мира.
Я в Ленинграде и направляюсь в Москву. Когда я завершу свои выступления там, отправлюсь в Вашингтон, петь в течение двух недель. Как это удивительно, и какое это счастье! Счастье, потому что сегодня есть возможность пробыть один день в Москве, а следующий уже в Вашингтоне, городах, столь отличающихся друг от друга множеством деталей, отличных во всем!
Две стороны мира, две его силы! Вот одна из величайших компенсаций, которые присутствуют в моей профессии: две столь разные публики понимают меня, аплодируют мне, любят меня! Да, теперь я еду в Вашингтон, петь в течение двух недель. Потом меня ожидает еще один фильм, а затем…
Но сейчас я в Советском Союзе. Я дебютировал на берегах Каспийского моря, в Баку – городе, полном легенд, старинных башен, ковров, которые не продаются больше нигде в мире, улиц, укрытых деревьями и виноградными лозами, нависающими над тротуарами, подъемов и спусков, деревянных дверей, украшенных невероятными рисунками, мечетей и... стольких удивительных вещей! Баку – красивый город, там тепло, достаточно тепло, и потому мне кажется, что это – не Россия. С этой страной я познакомился в прошлом году, было холодно, был снег, было именно так, как я всегда представлял себе это. Но Баку – это тоже Россия, и здесь достаточно жарко.
Не стану комментировать мои концерты, потому что я – сторона заинтересованная. Скажу только, что здесь меня любят чрезмерно!
В Баку я пел шесть дней подряд. Люди приезжали даже из Москвы, чтобы увидеть меня, с огромными букетами цветов, со всевозможными подарками, которые так меня тронули! Не подарки как таковые: меня взволновало, что кто-то тратит свое время, обдумывая и покупая мне что-то на память! В общем-то, кто я такой? Просто артист, и все!
Было девять утра, когда мы ехали в аэропорт. По дороге виднелись, одна за другой, нефтяные вышки. Потрясающе! Никогда не видел столько вышек сразу. И моя машина, нагруженная цветами, подаренными на прощание бакинцами. Ничего общего между этой нефтью и цветами. В аэропорту люди продолжали дарить мне сувениры, просили написать им на листках бумаги что-нибудь по-испански. Приятно, правда?
Тбилиси – столица Грузии. Он всего в двух часах лета от Баку, но совершенно на него не похож. Совершенно! Этот красивый город как бы подвешен к горам. Он также полон деревьев и зелени со всех сторон.
Из моего люкса открывается чудесный вид: на фоне гор купола православных церквей, стены старого города, и у подножия – огромная река, все в сероватом свете, как в Венеции, которая так мне нравится, этот свет картин фламандской школы, свет, который есть также и здесь, где я нахожусь сейчас: в Ленинграде.
В Тбилиси я пел в течение 6 дней, в зале, вмещавшем десять тысяч зрителей, и даже несмотря на это, Госконцерт попросил меня дать, в один из этих шести дней, два концерта. И хотя для меня это смерти подобно, потому что два полноценных концерта в день – слишком тяжелая работа, я согласился, чтобы порадовать публику. Потому что я безнадежен. Я так люблю сцену, так…
Публика здесь головокружительная. Это так волнует, когда начинаешь песню, и они аплодируют, потому что знают ее – здесь, в такой дали! Есть такие, кто видел мои фильмы по двадцать пять – тридцать раз. Думаю, даже режиссер при монтаже картины не смотрит ее столько!
Двенадцать ночи, и я нахожусь со всеми, кто вместе со мной осуществляет эти гастроли, в тбилисском аэропорту. Наш самолет готовится взлететь. Прощальные объятия, слезы тех, кто сумел проникнуть к самому трапу самолета… Я, очень уставший, так как только что завершил свой последний концерт в этом городе, почти сразу прошел в самолет. Прощальный привет в окошко иллюминатора, и я укрываюсь, чтобы попробовать уснуть. Мне грустно, мне не нравится заканчивать что-либо…
Когда я добиваюсь такого успеха, меня всегда обуревают сомнения – смогу ли я его повторить? Поэтому я не хочу выглядывать в иллюминатор и видеть, как люди просят меня вернуться. Не хочу выглядывать и пытаюсь заснуть. Самолет отрывается от земли, и я засыпаю.
Половина пятого утра (половина седьмого для меня, из-за разницы во времени), и мы приземляемся в Ташкенте. Да, в Ташкенте, рядом с Персией. Здесь тоже очень жарко, и мне по-прежнему кажется, что я не в России.
Ташкент почти полностью новый, восстановленный после ужасного землетрясения, произошедшего всего несколько лет назад. Но остаются еще древние здания неисчислимой ценности, руины, ворота, арки и тому подобное. И повсюду туристы, которые направляются в Самарканд, город из «Тысячи и одной ночи». Я не смог поехать: в день приезда у меня уже был назначен концерт, и я должен был проинспектировать все детали.
Лишь два дня я провел в Ташкенте, но отдавал себе отчет, что город этот полностью азиатский, у людей глаза раскосы, как у китайцев, ведь это очень близко к китайской границе. Скажем, как от Мадрида до Сарагосы. И волнение не покидало меня, когда я воочию убеждался, что даже до этих мест добрались мои диски, мои первые фильмы. Надо рассказать об этом Марио Камусу, их режиссеру. Его это очень обрадует. Олег, мой переводчик, сказал, что куплены и остальные мои фильмы, и скоро их выпустят в прокат.
С другой стороны, я получил телеграмму, в которой меня информируют, что моя студия грамзаписи подписала контракт с СССР. Ясно, теперь я понимаю, почему все мои диски, даже “Los Amantes”, продаются здесь.
В шесть утра я вылетел из Ташкента в Ленинград. Полет длился семь с половиной часов, как из Мадрида в Нью-Йорк, с одной лишь посадкой в не помню каком уральском городе. Я был полусонный. Надо иметь в виду, что почти сразу со сцены я попал в самолет, поэтому можно простить мне то, что я «сбился со следа».
Холодно. Наконец-то! В одиннадцать часов утра я приземлился в Ленинграде, городе стольких воспоминаний о прошлогодних гастролях.
Люди встречали меня цветами, но что еще важнее – улыбками радости оттого, что видят меня. В клубах, которые уже сформировались здесь, есть копии всех моих фотографий, сопровождающих различные этапы моей жизни и карьеры.
И вдруг – вижу… это невозможно! – вдруг вижу фото, где мы с женой, под руку, выходим из церкви Св. Захария в Венеции... Поразительно! Наталье дарят цветы, матрешек, книги... Ее целуют и называют «Натали». Меня приводят в восторг эти сцены.
Город просто не может быть ни более красивым, ни лучше сохраненным. Что за дворцы, что за произведения искусства, что за невероятные памятники! Все окружено зеленью и парками. Как красиво!
Как бы я мог рассказать, оставаясь беспристрастным, о незабываемой ночи моего дебюта здесь? Правда, я не сумел бы. Надеюсь, что в какой-либо газете моей Родины это будет опубликовано, потому что в зале было много журналистов и фотокорреспондентов советского агентства ТАСС.
Я не смог бы передать атмосферу театра в тот момент, когда я появился на сцене, или когда попытался говорить по-русски, или когда пел “Te estoy queriendo tanto”, которую здесь также уже знают… Это была одна из моих Великих Ночей, которая затем повторялась из вечера в вечер.
Сегодня мой последний концерт здесь, и я скажу, чтобы мне его записали, чтобы иметь на память. Кроме того, сегодня на сцене представители двух тысяч ленинградцев передадут мне сто семьдесят дисков, на которых записана вся история классической музыки.
Это подарок, на который они копили с прошлого моего приезда. Это нечто настолько чудесное, что наполняет меня огромной гордостью... Хотя я должен скрывать это, потому что придавать особое значение всем этим восхвалениям означало бы подталкивать самого себя к тщеславию, чего не может и не должно быть.
Я продолжу работать, чтобы с каждым разом становиться «немного менее плохим», вот и все. Единственное, что важно – это то, что через несколько дней я закончу выступления в Москве и поеду в Вашингтон. Возможно, там публика преподнесет мне записи истории американской музыки...
Какое это чудо – быть настолько свободным от политики и находиться между Москвой и Вашингтоном, объединившись лишь со сценой и музыкой!
Рафаэль
Ленинград. 1972
Перевод Т. Эпштейн
Опубликовано 20.05.2004