III. Тот самый декабрь 2002 года
III. AQUEL DICIEMBRE DE 2002
Мы поехали в Болгарию на свадьбу. Я не чувствовал себя плохо. Я находился со своими близкими. Быть со своей семьей для меня лучшим лекарством, и, хотя то, что творилось со мной, нельзя излечить таким средством, мое физическое состояние улучшилось. Я продолжал лгать. “Как дела?” – “Отлично, превосходно!”. Мне верили, потому что внешне я был вполне в приличной форме, да и голос мой звучал убедительно. Возможно, если бы я был более эмоционально агрессивен, то заметить все-таки что-нибудь окружающие могли и не дали бы мне поехать с “Джекилем” в Валенсию.
С Давидом Бисбалем и Росио Хурадо была записана большая программа
на TVE для рождественской ночи 2002 года,
с намерением, чтобы ничто не стало известным о подлинном положении дел.
Это выступление было для меня последним до того момента, пока все не минуло.
Печень умеет обманывать. Это не почка, которая выдает колики, когда невыносимая боль перемалывает человека, как мельничный жернов. Печень не беспокоит, не болит. Вот только какая-то тоска и общая нервозность возникает периодически. Если бы меня спросили в те рождественские праздники, как моя печень, я бы ответил, что отлично и что, если и есть у меня какая-либо проблема, так это, скорее всего, желудок. Печень работает незаметно и также тихо сдает. Она не посылает никаких сигналов, если все в порядке, и точно также, молчаливо и не жалуясь, начинает выходить из строя. Сердце тоже ведет себя по-другому. Оно может неожиданно остановиться, и если не начнет биться вновь, то это конец. Печень разрушается медленно, неспешно. Очень неспешно. Случаются периоды, когда складывается впечатление, что она работает идеально, и возникает иллюзия, что все предыдущие проблемы были результатом очень незначительного и краткого недомогания. Помимо этого, если чувствуешь себя достаточно хорошо или, по крайней мере, не так отвратительно, начинает казаться, что все прошлые страдания далеко позади и уже никогда не вернутся. Нам так этого хочется, ведь люди склонны всегда принимать желаемое за действительное, и потому считают, что настоящее и есть то, чего мы так желаем. Кроме того, это напоминает, своего рода, действо, в котором все роли закреплены за самим человеком. В этом подобии суда нет иных обвинителей, а только сам человек – и судья, и адвокат и ответчик, да еще и тот, кто высказывает мнение, наиболее близкое тебе самому. Ты выносишь приговор: ты здоров. А не это ли ты твердил всем на свете? То самое, что ты в полном порядке.
Я чувствовал себя настолько хорошо, что, вернувшись из Болгарии, отправился в Валенсию, что и было запланировано.
В Валенсии отеки снова начались, такие же, как и в Барселоне. Физиотерапевт делал мне массаж, специальный массаж, пытаясь предотвратить их появление. Я продолжал существовать, не консультируясь с врачом, на массаже и приемах сигурила в образе д-ра Джекиля и м-ра Хайда по образцу двойной бухгалтерии: на сцене и в реальной физической форме, разрастаясь и приходя в норму вновь, как если бы я принимал в лаборатории снадобье (я уже говорил об этом), которое изменяло меня, превращая из одного в другого.
Плохо тогда это не закончилось, но когда я завершил выступления в Валенсии и 11 декабря вернулся в Мадрид, я отправился повидаться со своим врачом. Слишком много времени прошло с тех самых ночей в отеле Махестик в Барселоне, и я порядком устал от постоянной лжи и того, что все скрываю. Это, наверное, была усталость от попыток убежать от действительности, от бесконечного напряжения лицемерия и подмены реальности, когда эта самая реальность проявилась со всей очевидностью.
Винсенте был удивлен. Даже потрясен. Несколько раз я беседовал с ним по телефону и говорил ему то же, что и всем: что все великолепно и публика принимает восторженно. Понятно, что это произносилось с уверенностью в голосе, потому что выступления действительно были успешными, а уж если я решил, что нахожусь в прекрасной форме, то, общаясь со своим врачом, должен был это демонстрировать ему больше, чем кому-то другому.
Он считал, что встретит своего друга триумфатором сцены, а тут увидел раскисшего, бледного типа, с раздутым животом, короче, абсолютно больного, который и сам-то не понимает, как он может работать. Он позвонил Наталии и сказал, что должен меня отправить в больницу. Изумившись, Наталия спросила его, в чем дело. Он ей объяснил, что необходимо откачать жидкость из брюшной полости, потому что ее скопилось там очень много. Мне откачали литров 10-12 и сделали инъекцию альбумина внутривенно, чтобы нейтрализовать все последствия. Когда все это закончилось, я сказал Винсенте, что мне надо выписаться из больницы, пусть ненадолго, поскольку на следующий день была запланирована запись специальной рождественской программы на TVE. Он хорошо меня знает, а потому, рассудив, что будет много хуже, если я сбегу, отпустил меня, оговорив, что я немедленно вернусь в больницу, как только закончится запись.
Таким образом, находясь в совсем не блестящем положении, я принял участие в специальной программа, которую представлял Педро Руис на канале TVE, в этой ярмарке тщеславия, где присутствовали Хоан Мануэль Серрат, Конча Веласко, Иманол Ариас, Лус Касаль, ну и я тоже.
Запись рождественского концерта была закончена. Никто не знал, что несколькими часами раньше из меня откачали десять литров жидкости и что я был болен. Может быть, и заметили, что я хуже двигался, что не было легкости и во время перерывов выглядел грустным. Действительно, мои друзья-артисты говорили мне ласково: “Не надо так работать. Отдыхай больше”. Я же отвечал: “Нет, если не работать…” как ни в чем не бывало. Если бы они знали… Но я пел и танцевал, как будто ничего не случилось. Некоторое время спустя Винсенте сказал мне, что он посмотрел программу, и, хотя он знал, при каких обстоятельствах осуществлялась запись, не надо было иметь никакой дополнительной информации или обладать даром ясновидения, чтобы понять, что я в ней был совсем не таким, как в других программах.
На следующий день меня снова положили в больницу. На этот раз из моей брюшной полости откачали почти двадцать литров жидкости и при осмотре выявили, что у меня сильные уплотнения в печени и увеличена селезенка. На основании этого врачи начали традиционное лечение, не зная, алкоголь или же заражение вирусом гепатита В стали причиной заболевания.
Мне поставили диагноз “хроническая гепатопатия цирозного происхождения”. Как позже мне сказал Винсенте, все признаки цирроза были на лицо. У меня наблюдалась анемия, снижение уровня лейкоцитов и тромбоцитов. Результат анализа на вирусы тоже был положительным, поскольку были обнаружены антитела, являющиеся основанием для такого заключения.
В течение двух ужасных недель со мной случилось несколько приступов энцефалопатии. Первый раз Наталия меня нашла в восемь утра – в полусознательном состоянии, скорчившегося в ногах кровати. Я не реагировал на вопросы и смотрел, ее не узнавая. Срочно вызвали машину скорой помощи, и я вернулся на этот свет.
Так началось мое восхождение на голгофу.
Было принято решение сделать анализ ДНК вируса. Результаты показали, что уровень ДНК вируса гепатита В в крови не был очень высок, а это означало, что и сам вирус присутствовал в небольшом количестве. Из этого был сделан вывод, что речь идет о каком-то застарелом процессе, постепенно разрушающем печень по мере развития заболевания.
Именно тогда со мной впервые заговорили о трансплантации как о кардинальном решении проблемы. Я отказался категорически.
Хотя и было очевидно, что с такой печенью я долго не протяну, я упрямо не хотел осознать всю серьезность моего положения. Точнее сказать, я ощущал его тяжесть, но истинное понимание того, что речь идет не о болезни или выздоровлении, а о том, что я нахожусь на территории, где противостоят друг другу жизнь и смерть, еще не пришло. Я думал, хотел думать, что придет день и решение найдется. Потому что, как я уже говорил, бывали дни, когда я чувствовал себя неплохо, и у меня не было никаких болей, а это подталкивает к мысли, внушает ее, что все проблемы только временные, а врачи всегда преувеличивают, чтобы заставить больного быть послушным и выполнять все предписания. Иногда в отношениях между пациентом и врачом, если их связывает крепкая дружба, закрадывается взаимное недоверие. Врач говорит себе: “Надо быть строже, а то все больные такие непослушные”, а больной думает: “Врачи все всегда преувеличивают, а все совсем не так”.
Я оставался в плену своих планов и собирался на гастроли, которые не только не закончились, а должны были начаться в Мексике в конце января. Я хватался за это, как за спасательный круг, упрямо отказываясь отменять хоть что-то, чтобы избежать понимания, что со мной происходит… Но, в конце концов, настал момент, когда я понял, насколько абсурдно держаться за все эти планы. Я чувствовал себя побежденным и выбросил полотенце*.
Тогда же мне объяснили, что существует методика пересадки части печени от живого донора: кто-нибудь из членов семьи, чьи параметры совместимы с моими, может отдать мне такую долю. Мне рассказывали об этой доле как о чем-то заурядном, о ее пересадке и последующем разрастании как о повседневной практике, которую легко осуществить, если находится подходящий донор. Так делали, чтобы успокоить меня. Во всей этой полуправде и двусмысленности я чувствовал себя относительно спокойно, не желая докапываться до истины и ничему не доверяя. Но то, что реально меня интересовало, так это, как и почему я заполучил гепатит В.
Перевод Natalia A.
(Арутюновой Натальи)
Опубликовано 28.03.2010
Новая редакция 19.09.2015
Примечания переводчика:
* Признание поражения в боксе.