XLI. Рафаэль: артист и человек
XLI. RAFAEL Y RAPHAEL
- Ну что же... приехали. Пора опускать занавес.
- Вот только не надо твоих загадок и недоговоренных фраз... В компании, где лишь ты и я, это выглядит немножко глупо, Рафаэль, не так ли? Что ты хочешь сказать этим «занавесом»? И еще – что в точности означает «приехали»?
Один из самых характерных снимков за всю мою карьеру.
- Именно то, что я сказал. Что мы добрались до этого места. Что я ничего больше не могу прибавить к этой истории. Нет уж, уволь! Дело сделано. Или объясню так, чтобы ты понял: что эта книга закончена, и мне больше не о чем говорить. За этот год мы пересмотрели всю жизнь, и я выбрал то, о чем должен был рассказать в этой книге. Большой отрезок моей биографии. Великие и мелкие дела, повседневные заботы, детали, которые, наверное, кое-кому покажутся просто анекдотичными, а уж нам-то с тобой – несомненно…. Конечно, мы очень многого не упомянули из-за нашего обыкновения идти по жизни, стараясь как можно меньше огорчать людей. Не обижать никого понапрасну. Отметать в сторону то, о чем мы предпочитаем помалкивать, хотя это ни для кого уже не секрет. Понимаешь, артист: жить самому и давать жить другим. Здесь все, что мы хотели сказать… Или ты считаешь, что мы что-то забыли…? Не знаю… Ведь в жизни было так много дней – и замечательных, и других, не таких уж светлых…
- Ты как будто прощаешься. А мы оба знаем, что это не так. У тебя остался твой чудесный план. Твой театр. Или ты мне сейчас скажешь, что он и не был самой большой мечтой твоей жизни, Рафаэль?
- Да, конечно, артист, но только вот…
- Ой-ей-ей! Я, кажется, явно слышу в твоем голосе ностальгию. Тебе грустно?
- Нет, ты же прекрасно знаешь это, артист. Пожалуй, я немного устал. Столько воспоминаний, а ведь сколько еще позабытого.
- Неужели ты думаешь, что сейчас сможешь одурачить меня? Ради бога, Рафаэль! Зачем лгать мне?
- Нет, я тебе не лгу. Мне вовсе не грустно, клянусь. Я скорее немного опустошен. Или, по крайне мере, на душе у меня осталось гораздо меньше, чем было, когда я начинал рассказывать.
- Конечно же, прости…, я вовсе не хочу показаться легкомысленным. На протяжении сотен дней мы говорили о тысячах ушедших дней... Это естественно, Рафаэль.
- В жизни было столько всего, что я почувствовал, что мне надо это выплеснуть и освободиться… и что..., ну… Ты прав, артист. Да, сейчас я ощущаю себя слегка опустошенным…, достаточно опустошенным и… словно обнаженным перед всем миром.
- Может быть потому, что боишься, что из твоих слов на всех этих страницах люди смогут узнать, каков ты на самом деле?
- Ну... да, артист. Ты прав. Наверное, именно так. Ты же знаешь, какой я скрытный…
- Да ну тебя, Рафаэль, разве не это подтолкнуло тебя написать эту книгу?
- Да, ну и что с того? Это правда. Но правда и то, что именно это в конце концов и может оказаться для меня труднее всего.
- Труднее? Что тут, по-твоему, трудного?
- Ну… вот так раскрыться перед публикой. Не знаю. Сейчас меня одолевают сомнения. Не знаю, хорошо ли я сделал, рассказав обо всем.
- А над чем ты сейчас смеешься?
- Знаешь, мне весело, потому что,… в конце концов, мы добрались в книге до этого места, а хоть кто-то что-нибудь узнал?
- Время покажет это, Рафаэль. Время. Как обычно.
- Да. Ты прав..., время. Только Время. У меня в голове полная неразбериха. Дело в том, что с одной стороны, я рад. А с другой – мне безумно хочется плакать. Ты знаешь, что писательство – не моя стихия. Я рассказал о своей жизни до этой вот минуты. Обо всем, что казалось мне важным, радостным или грустным, или ярким и колоритным. Если где-то и не хватает литературных красот, это в избытке восполняется живостью изложения. Кроме того, пути назад нет. Через несколько часов рукопись окажется в руках издателя, а потом будет отпечатана и в виде книги попадет в магазины, к публике, и перестанет быть моей. И, по правде говоря, я даже не знаю, нравится мне это или нет. Я не уверен в том, что она сделана наилучшим образом. Я недоволен, да.
- А когда-нибудь был хоть чем-нибудь доволен, Рафаэль?
- Да я…
- Да не увиливай! Не был - ни в те вечера, когда меня без конца вызывали на бис и я был счастлив до предела. Ни в минуты, когда нам казалось, что мы можем коснуться неба…
- Это я-то? Нет, друг мой. Нет, артист, потому что мы разложили все по полочкам, и теперь все узнают правду. У тебя еще хватит нахальства... Сказать, что я… Это всё твои жалобы, твоя неуверенность, твои тревоги… Разве это я в тот день, поддавшись панике, сбежал …?
- Ну хорошо, хорошо. Но мне кажется, ты забыл, что я такой, каким ты хотел меня сделать.
- Тут ты прав. Абсолютно прав… Артист…
- Что?
- Понимаешь, мне трудно говорить об этом,… но еще труднее промолчать…
- Так говори же. Я тебя слушаю.
- Мы с тобой вместе просмотрели нашу жизнь и очень многое из того, что мы сделали. Мы жили очень бурно, разве не так?
- Да, и что с того?
- Ну то… что как только мы закончим книгу, как только мы ее закроем… я хотел бы отдохнуть.
- Так мы уже начали!
- Нет, артист, пожалуйста, не сердись. Ты должен понять. Может быть, у меня не такой запас прочности, как у тебя, и поэтому я устал. Очень устал. Пойми, столько лет… И кроме того, теперь все совсем не так, как раньше. Одни уже ушли, другие уйдут…
- Ты не можешь поступить со мной так. Не можешь бросить меня сейчас. Я понимаю, что ты женился, у тебя семья и множество забот, которых не было прежде. Раньше мы с тобой были вместе. Только вдвоем. Теперь все по-другому. Но ты не можешь покинуть меня.
- На что ты этим хочешь намекнуть?
- Ни на что я не намекаю, просто прошу, чтобы ты не оставлял меня, Рафаэль. Я дал тебе то, чего ты хотел, у тебя есть все, о чем ты мечтал… Я выполнил все, и даже больше, или же нет? Скажи мне хоть это!
- Да. Ты все выполнил. И даже слишком хорошо.
- Я сделал все это, чтобы увидеть тебя счастливым.
- Однако о том, чего ты просишь, и речи быть не может.
- Почему?
- Потому что сейчас самое время отдохнуть.
- Пожалуйста, не позволяй этой минутной слабости взять над тобой верх… Я знаю, каким утомленным ты себя ощущаешь, я понимаю тебя, вижу твою усталость, но и ты тоже пойми меня. А завтра? Если завтра мне никто не позвонит… и не прочитает моего имени ни на одной афише… и не увидит моего лица ни на одном театральном фасаде… и так далее. Такое «и так далее», которое больнее и бесконечно мучительнее, чем любая усталость. А завтра что? Отказаться от всего, чем я стал? Отбросить жизнь в сторону? Потому что если сейчас ты сдашься, ты начнешь разрушать все, что создал. Что я буду делать, если не выйду на сцену, если никто не станет мне аплодировать? Что я буду делать, если никто меня не вспомнит? Ты не можешь покончить со мной прямо сейчас. Я - часть истории! Я сам творил историю!
- Историю? Не надо, пожалуйста…!
- Да, так говорится здесь, в этой книге, и это правда, все это правда. Ты сам рассказывал об этом, слово за словом. Страницу за страницей!
- Не обманывай себя. Все, кто здесь, на страницах этой книги, говорили о тебе с таким восхищением, через какое-то время тебя забудут. Они отрекутся от тебя… и на твое место придут другие. Ты настолько слеп, что не видишь такой простой вещи?
- Нет, нет! Тысяча раз нет!
- Как это нет? А... сам ты, кем себя считаешь? Поразмысли об этом. Как ты думаешь, кто ты такой? Ответь, положа руку на сердце. Оглянись вокруг. Неужели ты думаешь, что они будут помнить то, что ты сделал?
- Поэтому я должен продолжать! Надо продолжать, и внутренних сил у тебя, чтобы сделать это, непочатый запас. Продолжать! Продолжать! Продолжать!
- А … до каких же пор?
- Пока будут позволять силы и Бог.
- Это как же…, всегда?
- Не сомневайся ни одной секунды. Всегда, всегда!
- И… я никогда не смогут отдохнуть?
- Такие люди, как мы, обречены никогда не знать покоя. Это наша судьба. В этой профессии отдыхает только тот, кто ни на что не годится. А я гожусь. В этом можешь быть полностью уверен. Я гожусь, Рафаэль.
- Вечно ты прав. Поэтому ты всегда побеждаешь. Но на какую-то минуту я почувствовал себя таким вымотанным…
- Таким вымотанным, что забыл о твоем театре? О театре, который тебя ждет и который значит для тебя гораздо больше, чем просто план, созданный в твоем воображении?
- Мой театр!
- И пока это не осуществится, я не желаю видеть, как кто-то займет мое место. Поторопись, Рафаэль. Завтра у нас по плану Нью-Йорк и надо собрать чемоданы.
Завтра.
Перевод А.И. Кучан
Опубликовано 12.09.2010