XXXII. Кино остается у меня в долгу

XXXII. ЕL CINE SIGUE EN DEUDA CONMIGO

Прежде чем начать подробнее рассказывать о моём кинематографическом опыте, я должен кое-что заявить открыто, даже если это прозвучит очень категорично. Но это так. Я глубоко убежден, что я еще не открыт ни кино ни для кино.

Я полагаю, что фильмы с моим участием, были сделаны и профессионально и достойно. Эти фильмы, спустя годы, продолжают транслироваться не только по испанскому телевидению, но и на экранах многих других стран.

С Ширли Джонс, моей партнершей в фильме «Хулиган».

В моих постоянных путешествиях по миру, я довольно часто видел своё лицо и слышал голос по телевидению в Соединённых Штатах Америки или Мексики, Аргентины и даже пару раз на русском языке (так, менее года назад, шёл фильм "Пусть говорят", и я увидел его по телевизору в гостиничном номере в Москве). Даже здесь, в Испании, на телевидении фильмы с моим участием стали обычным делом.

Я счастлив оттого, что даже мой небольшой опыт в кино сложился удачно. Кино открыло очень важную эпоху в моей профессиональной жизни. Поэтому я чувствую себя в долгу перед ним. Но и кино задолжало мне раза в два больше. Я ценю, что фильмы продемонстрировали меня как музыкального артиста, певца. Но, положа руку на сердце, я считаю, что в кино мне ещё предстоит реализоваться как актёру, потенциал которого сокрыт во мне.

Хотя, лично для меня, этот вопрос ясен, но, возможно, потребуются некоторые дополнительные разъяснения, чтобы предупредить и избежать неправильного толкования этого моего утверждения.

Фильмы, в которых я снялся до настоящего времени, были необыкновенно кассовыми, а персонажи - яркими. Но в них я всегда представал исполнителем песен, точнее сказать, именно певцом.

На мой взгляд, вполне разумным было использование имени Raphael в коммерческом кино. И уменя нет оснований жаловаться по этому поводу. Как раз наоборот. Дела шли как нельзя лучше, и я никогда ни о чём не жалел, и даже больше, я был очень счастлив. Но кино – не только бизнес, это кое-что еще. Я хочу сказать, что кино для артиста является средством художественного самовыражения. Вот в этом-то кино и остается в долгу передо мной.

В кино я показал самую малую часть себя как актёра, который существует во мне. Но я умею ждать иникогда не отчаиваюсь.

Трудно превращать интуитивные ощущения в словесное выражение, но я попробую сделать это и определить, насколько важно то, что я имел честь сделать в кино.

Сюжеты профессионально сработанных фильмов, в которых я снимался, были не слишком глубоки и незамысловаты. И, согласно художественной задаче, я должен был воплощать моих киногероев именно так. Сценарии к фильмам были написаны, в основном, в расчете на мои песни, чтобы впоследствиисами фильмы служили рекламой испособствовалидальнейшему моему успеху.

Итак, как видите, мои фильмы никогда не были самоцелью, они были лишь средством продвижения на музыкальном рынке, поскольку я, безусловно, хотел приумножить число покупателей моих дисков.

Сценарии и сюжеты моих фильмов были построены так, чтобы эффектно подчеркнуть песни, которые я исполнял, и это удалось на все сто процентов. Таков закон бизнеса и с этим ничего не поделаешь.

Я, может быть, излагаю слишком коротко и рискую быть непонятым. Быть же понятым для меня очень важно.

В кино я сыграл то, что вряд ли могло случиться со мной в реальной жизни. Это здорово. Для меня, как артиста это является просто бесценным опытом.

Однако моя встреча как киноактёра с большим экраном еще не закончена. Я вернусь. Я жду этого и знаю, что это однажды случиться. В конце концов...

Существует много историй, почти анекдотов, о моих первых опытах в кинематографе, в частности, о степени моей фотогеничности (или нефотогеничности) и проблемах, возникших из-за этого в начале моей карьеры в кино. Это было похоже, скорее, на комедию, чем на драму, похоже на анекдот, чем на конфликт.

Я был одержим своей нефотогеничностью, что очень мешало мне в самом начале карьеры в кино, зато потом, спустя годы, мне удалось заставить камеру полюбить меня.

А всё началось, когда мне позвонили и пригласили на закрытие телевизионной программы, которая называлась “Gran Parada”.

Когда я увидел себя на экране, я чуть не упал в обморок. Там я увидел "нечто" ужасное, не похожее на меня, и я не поверил своим глазам. Какой-то ночной кошмар.

Ещё больший кошмар состоял в том, что я слышал от моих мнимых друзей, которые убеждали меня,что это "нечто" был я.

Ничего более уродливого я в своей жизни не видел. С экрана монитора смотрело существо, брови которого соединялись на переносице в виде бахромы. Она странным образом стояла торчком, как козырёк от кепки. И это был я. Самое ужасное, что свидетелями этого "ужаса" были множество присутствующих.

Помню, как Пакита Рико, увидев меня на мониторе, сказала со своим удивительно красивым, неповторимым акцентом:

- Пока ты не ушёл, я хочу быстренько кое-что сделать с твоими волосами...

Я с ужасом прервал её:

- О чём ты говоришь? Что ты хочешь сделать с моими волосами?

Я, по-своему обыкновению, не вмешивался в то, что происходило вокруг.

Но однажды Рико, весьма опытный оператор, снявший уже множество фильмов, почему-то стала мнеговорить:

- Камера - это "моё оружие". А ты знаешь, как надо с ней работать?

Я, хотя немного и обиделся, все же решил послушать оператора и поучиться, как работает камера, сказав:

- Нет, я понятия не имею, как обращаться с камерой, может, ты мне покажешь?

- Камера отображает все твои недостатки. Надо наполовину укоротить чёлку, потому что здесь слишком много волос.

При этом Пакита вздохнула.

Сколько лысых людей отдали бы многое, чтобы иметь хоть часть того, что было у меня на голове. А я оказался "неудачником", потому что волос было слишком много.

Мир перевернулся. То, что является даром свыше в реальной жизни, превращалось кино камерой в проклятие. Рико продолжала развивать свою теорию о моей чёлке, но я не слушал. И, конечно же, не позволил ничего делать с волосами. Пропади всё пропадом!

И это было ошибкой. Огромной ошибкой с моей стороны.

Я получаю премию вместе с Лесли Энн-Даун, моей партнершей в фильме «Не простившись».

Поэтому сейчас, по проществии многих лет, когда мы стали доверять друг другу, я признаю, чтобыл похож на парня со сросшимися бровями и с беретом на голове.

Я сказал Грео (нет, скорее, закричал): "Нет, я не могу этого сделать! Дело не в том,что я стану некрасивым, дело в том, что это буду уже не я! И с меня хватит! Это не работает! Это не моё!"

Весь ужас такого выпада был не просто некрасивым, но неэстетичным и неприглядным. Яболее не нахожу слов, чтобы описать это. Я уже говорил, что видел на экране персону, которая мне тоже явно не нравилась.

Сейчас меня бы простили, но тогда... Мне хотелось умереть.

И это был первый удар при первом столкновении с моей фотогеничностью.

Таких "встреч" было много. Но я не буду останавливаться на всех.

Короче говоря, если обобщить всё сказанное, каждое выступление на телевидении становилось для меня очередной трагедией.

К счастью, несколько месяцев спустя, моё лицо заметно изменилось. К лучшему. Прежде всего, я научился правильно вести себя перед камерой. Я понял, что существуют как выгодные, так и не очень, углы съёмки, Есть и такие ракурсы, про которые лучше не упоминать.

В действительности, всё это приемы, которые с возрастом и приобретённым опытом становятся совершенным инструментом. Вопрос о фотогеничности чудесным образом отходит на задний план, и уже не стесняешься быть один на один с кинокамерой.

Фотогеничность усиливается со временем и опытом. Если не паниковать и не падать духом, то однажды останешься вполне довольным своим изображением на мониторе или экране.

Сразу же после Бенидорма, во время проведения “Noche y Dia y Primer Plano”, режиссёр Антонио дель Амо попытался сделать со мной несколько фрагментов перед камерой. Вместо традиционных кинопроб дель Амо придумал для меня небольшую роль, где я должен был играть вместе с Малени Кастро, андалузской девочкой, ранее снявшейся в нескольких фильмах.

Итак, Антонио дель Амо поместил в начале фильма песню, которую мне пришлось исполнять под «собственный» аккомпанемент на аккордеоне: "Я расскажу еще (тебе) и о своей жизни в кино, ио чудесах искусства кинематографии, и о выступлениях под фонограмму…" После эпизода с песней мой киногерой совсем немного, 2-3 минуты, общался с одним из главных персонажей фильма, которого играл Хосе Бодало.

Разумеется, что в первый же день моего с ним знакомства, я рассказал ему, сколько времени провел в очередях, чтобы только увидеть его на сцене вместе с Тиной Каско. Поскольку Пепе был исключительно добрым и сердечным человеком, мы очень скоро стали близкими друзьями. Он очень внимательно относился ко мне во время моего дебюта, и мы оставались друзьями до самой его смерти, такой несправедливой и преждевременной.

Бодало был уже крупным актером, когда снимался у Антонио дель Амо в «Близнецах» вместе с Милени Кастро, Маите Бласко и ЛиинойЛегрос. В Испании этот фильм, должно быть, не имел большого успеха и, конечно же, моё имя в титрах стояло на последних местах. Наверное, он не был шедевром. Но... Ты, как всегда, права, Rafaela, моя мамочка! Это всё осталось в прошлом. Фильм был продан в Америку, где, в результате, я получил удивительную известность и успех. Над этим можно посмеяться, если бы не было так грустно. Я, конечно, не намерен напрасно хвалиться, чтобы обмануть или ввести в заблуждение мою любимую публику, которой я обязан всем. Фильм вышел одновременно в нескольких странах Латинской Америки с выставленной повсюду рекламой "Raphael в “Сестрах-близнецах”, фильм...tatatatatatata."

Зал наполнялся людьми, начинался фильм и выходил я с аккордеоном для того, чтобы задержаться на экране на три, не более, минуты. Затем несколько небольших эпизодов с Хосе Бодало, и всё. RAPHAEL больше на экране не появлялся, упоминаясь в конце, да и то только в титрах. Конечно, это было очень грустно. Конечно, это недовольство, которое разражалось в кинотеатрах, несколько смягчало горечь. Люди, заплатившие за фильм, пришли посмотреть на Рафаэля, ругались и топали ногами, когда он больше не появился на экране. Только самые проворные и настойчивые получили свои деньги за билет обратно. Вот так, я оказался для латиноамериканского мира главным героем-призраком "Сестёр-близнецов". А в итоге, я не получил и медного пятака за моё участие в съемках фильма.

Достаточно часто, те, кто меня интервьюирует, считают, что моим первым фильмом был фильм "Когда тебя нет". И я, как обычно, исправляю, смеясь: "Нет, это не так. Моим первым фильмом были "Близнецы" и рассказываю им то, о чём я сейчас поделился с вами.

Кино было, есть и будет в моей жизни, по крайней мере, я смею надеяться, что его будет неменьше. Прошлые ошибкивсегда надо исправлять.В тот раз мы опозорились. СначалоПако Гордильо, а затем я.

Как-то, в один прекрасный день, будучи в Севилье, в театре “San Fernando” (на plena Tournйedel Hambre), за кулисы проскользнули два сеньора и Пако попросил их немедленно выйти вон. Но, к счастью для нас, той же ночью Пако познакомился с ними и на следующий день назначил им встречу.

Один из сеньоров был Леонардо Мартин, продюсер кино.

У нас уже были предложения сниматься в фильмах с Бенидо Перохо, но всё это было только на уровне взаимной переписки.

А в тот день впервые такое предложение сделали лично мне.

Первое, что спросил у меня Леонардо Мартин, войдя в гримерную было:

- Вам интересно предложение сняться в кино?

Я, как всегда, в своей манере, ответил:

- Я, собственно, не имею большого интереса...

В тот момент для меня было лучше умереть, чем сниматься в кино.

Парадоксы в моей жизни продолжались. Умирая от желания сняться в кино, я категорически – никак не меньше! - отказал Леонардо Мартину, типичный вздор!

Естественно, после всего случившегося и моего некорректного поведением, они удалились.

Я не знаю, стоит ли говорить откровенно, но я не люблю сразу показывать свою заинтересованность, и, более того, стараюсь, чтобы никто не заметил моего энтузиазма относительно чего-то или кого-то.

К счастью, позже, в Мадриде, мы смогли наладить наши отношения. Их пригласили на концертво “Florida Rark”, где они могли видеть меня и услышать, как я пою.

Там же начались переговоры. У Леонардо Мартина было хорошее кинематографическое чутьё, и он очень хотел видеть меня на экране. Он, конечно, желал быть моим продюсером. Вероятно, это могло бы принести немалую прибыль. И если это так, то пришло время предоставить конкретные предложения.

Но время шло, а фильм по каким-то нелепым причинам снимать не начинали. Правда состоит и в том, что я продолжал сомневаться в своей фотогеничности, а это и было причиной задержки съёмок. Неуверенность, которая обещала мне определённо какое-то кинематографическое приключение.

Все эти сомнения окончательно развеялись благодаря Луису Люсии и замечательной гримёрше Кармен Мартин.

С моей любимой подругой Кармен Пахео (в центре) и гримершей, работавшей во всех моих фильмах, Кармен Мартин, во время перерыва в съемках фильма «El Pozo – колодец» (вышел под названием «Вновь рожденный» - прим.пер.)

Луис Лусия стал режиссёром фильма, в котором дебютировала Ана Белен. Вместе с ней был приглашён известный ветеран кино Фернандо Рей. Фильм назывался "Zampo y yo".

Леонардо Мартин, как я уже говорил, приступил к делу. А Луис Лусия принял решение, использовать высокую съёмку фильма "Zampo y yo", сделал со мной кинопробу в чёрно-белом варианте с песней "Tu conciencia".

К моему удивлению и к моей радости, я выглядел на экране много лучше, чем когда-либо, чего я даже и предположить немог. Изменения были настолько впечатляющи и неожиданны, что, если быть честным до конца, я до сих пор не знаю, как это случилось.

Вопрос моей фотогеничности с этого момента был решён, и я продолжил сниматься в этом фильме.

Для меня этот кинематографический опыт был не только чрезвычайно успешным, но и полезным. За исключением, пожалуй, одного. У меня были сомнения по поводу моей актёрской пригодности.

Фильм "Cuando tu no estas" (“Когда тебя нет") стал моим первым фильмом, где я сыграл главного героя. Режиссёром был Марио Камус, который предложил назвать фильм по названию одной изпрозвучавших в нём песен. Другие песни, как “Yo soy aquel”, “Desde aquel dнa”, “Mi regalo”, “Estuve enamorado” так же были включены в сценарий. Песни, благодаря фильму, путешествовалипо всему миру, а диски с записями песен продавались миллионными тиражами. Эти песни сыграли решающую роль в моей карьере. Фильм "Cuando tu no estas" мне открыл дверь, войдя в которую я смог побывать на всей территории Америке, не присутствуя лично, но вполне реальным и сразу во многих местах и в одно и то же время. Повсеместность и вездесущность - это как подарок, как две бесспорные и неоценимые преимущества кино.

Фильм "Когда тебя нет" стал очень важным в моей жизни, и не только потому, что он был первым, где я выступил, как актёр, но еще и потому, что он дал мне возможность встретиться с прекрасными людьми, от которых я почерпнул и узнал много интересного.

Наряду со мной, в фильме приняли участие Мария Хосе Альфонсо и Маргарет Петерс, необыкновенно красивая англичанка, начинающая актриса, как и я тогда. Она дебютировала, но очень быстро покинула съемочную площадку, предпочтя карьеру модели, что в наши дни стало обычным явлением, но на тот момент случалось не часто.

От Марио Камуса я, конечно, научился многому, но если бы он мне не дал этих знаний, я бы потерял не так уж много. Но это лишь моё личное мнение.

Я считаю себя счастливчиком, потому что режиссёром фильма был Mарио (он является одним из наших крупнейших режиссёров). Просто наши отношения не сложились, что вызывало, конечно, некоторую неудобство.

Само собой разумеется, всегда существует возможность сделать больше. И именно поэтому я недоволен тем, что я делаю. Никогда. И я не устаю повторять, что кино всё ещё не открыло меня.

Мне, к сожалению, пока еще не представилась возможность сыграть большую драматическую или комическую роль, где мне не нужно было бы думать почти исключительно о песнях, и, играякоторую, я мог бы ощутить себя кем-то большим, нежели только их исполнителем...

Однако хочу еще раз подчеркнуть, что это был достойный фильм, созданный с откровенным намерением уйти от модного тогда, пресловутого кино с участием одаренных детей, превратившихся в зрелище только потому, что с раннего возраста им довелось петь песни взрослых исполнителей.

В некоторых случаях создавалось впечатление того, что они были уже взрослыми, но сантиметров на 30 меньше. Или же напоминали детей, которые имели навыки и умения, свойственные взрослым людям.

Американское кино, как всегда, навязывало моду на Tемпл, Мики Руни, Джека Купера или в другой категории - Джуди Гарланд из “El mago de Hoz”, которая была чудесно одарённой, но далеко уже не ребёнком.

Если бы Моцарту суждено было родиться в эпоху, когда царствует кино, то они бы с пяти лет снимали с ним кино, и он никогда бы не стал Моцартом.

Таким образом, у музыкальных историй имеется и оборотная сторона.

Пепа Флорес не стала сама собой, пока ей не удалось похоронить Марисоль. И даже можно поставить под сомнение, что ей всё-таки удалось преодолеть некий штамп, который, как дамоклов меч, всегда висел над ней. Кроме того, можно сказать, что и перед Пепой кино осталось в долгу. Может быть, поэтому я люблю её так сильно.

Однако моя история сильно отличается от предыдущих, потому что я никогда не был вундеркиндом. Хотя я не отрицаю того, что я снимаясь в кино, был уже довольно знаменитым поющим (почти) ребёнком и имел такое детское лицо, большую привлекательность которого хорошо почувствовала киноплёнка. А еще потому, что моя улыбка, так понравившаяся Эдди Барклаю, сначала понравилась производителям кино, а затем и публике.

Я не умею лгать. Чаще обманываю сам себя. И в продолжение этого, утверждаю, что всё сказанное есть чистая правда, чистая, как слеза младенца.

Существенным приоритетом в успехе фильмов, где я снимался, были мои песни. Поэтому я и говорю о том, что кино задолжало мне очень много. Как минимум, оно должно оставить для меня возможность сделать из меня киноактёра.

Мне необходимо, чтобы публика признала меня и как киноактёра. А то, что я певец, я доказал в достаточной степени.

Уже при съёмках моего первого фильма я узнал многое. И это потрясло и заинтересовало меня. Конечно же, я знал недостаточно. У меня была счастливая возможность работать и общаться с людьми, обладающими необыкновенными человеческими качествами. Одной из них долгое время была моей настоящей (направляющей) и лучшей подругой, которая была у меня в моей жизни - это Кармен Пагео.

Уже при первой встрече с кино я интуитивно почувствовал, что в этой профессии самое важное состоит в том, чтобы знать, чего не нужно делать.

Знать, что нужно делать дальше и делать, убедившись в том, что ты действительно умеешь это делать.

Кинокамера - это страшный предатель. Жестокость камеры невероятна. Она не умеет лгать и то,что она говорит и показывает, порой оказывается смешным.

Ты, довольный собой и спокойный идёшь в кровать, думая, что ты подобен обладателю голливудского “Оскара”. А наследующее утро ты видишь отснятый материал и чувствуешь себя отвратительно. Тут нет “Оскара”,нет... О, мамочка! Какой замечательный способ, чтобы от души посмеяться!

Я не хочу умолчать об истории, происшедшей во время съёмок моего первого фильма,которая, по крайней мере, для меня, остаётся очень весёлой.

Невероятно, насколько близко к сердцу принял я свою работу в фильме с первого же дня! Этобыла для меня единственно возможная линия поведения, а для моих коллег это было непривычно ишокировало их. Если съёмка начиналась в восемь, то я был в студии или местах натурных съёмокуже в пять часов утра. На три часа раньше запланированного я был уже там, на месте. И такпродолжалось ежедневно. Ещё один постоянный принцип моего бытия, моей жизни: я должен былоткрыть многие двери.

Открывать больше и больше дверей. Во всех странах, где бы я ни был, мне говорили: "Вы открыли двери Аргентины", "Вы открыли дверь в Мексику", "Вы открыли дверь в США", "Вы открыли дверь в Японию и Австралию" и так далее, и так далее. С тех пор, как я начал выезжать за границу, у меня сохранился комплекс швейцара отеля „RITZ". Во всяком случае, можно сказать, что я вполне определённо ощущаю себя, как настоящий швейцар.

По мере того, как я открывал страны, это стало напоминать мне киностудию. Да это и не удивительно, потому что с самого начала моей карьеры я всегда приходил в театр часа на три раньше начала моего выступления.

Когда сцена начинает видоизменяться, заполняться деталями и атрибутикой, сопровождающей концерт, я подхожу к высшей точке концентрации, которая позволяет мне освободиться от всего, что не связано с выступлением. Затем обычно я ставлю по середине сцены приготовленный для меня стул, кресло-качалку в стиле Кеннеди, и смотрю с пустой зал. Я созерцаю всё то, что окружает меня: перекладины, софиты, кулисы, кресла, пространство зала, всё то, что через некоторое время начнёт объединяться в одно целое, повторяющееся изо дня в день и каждый раз по-другому, неповторимо, со своей уникальной сутью, что и является концертом, сольным концертом.

Я слушаю тишину. На мой взгляд, очень важно научиться слышать тишину и услышать её. Я проникаюсь тишиной и довожу своё состояние, которое не имеет ничего общего с Рафаэлем-артистом.

Перед концертом, в полдень после обеда, я уже больше ни с кем не общаюсь. Я представляю и думаю о моей встрече со зрителем, с моей публикой. До этого момента, когда я займу своё место в этом центре вселенной, называемой сценой, пока ещё пустой, я ощущаю себя человеком, ожидающим часa своей казни. Поглощённый и сосредоточенный, думаю о том, что сейчас произойдёт, пока кто-нибудь не подойдёт ко мне и не скажет: "Рафаэль, мы начинаем. Пора поднимать занавес".

Без слов я ухожу в свою гримерную и там, в полном одиночестве, слушаю журчащий ропот входящей в зал и занимающей свои места публики.

Чтобы не забыть, я должен пояснить, что я никогда не репетирую перед концертом. Или, по крайней мере, как правило, не пытаюсь делать этого. Я просматриваю песни, напевая только мелодию, без слов. Только мелодию - "ла", "ла", "ла"... беря все максимально высокие ноты, чтобы согреть горло, но без слов.

Это вовсе не хобби. У меня такая привычка, чтобы слова не приелись и не наскучили и что бы в нужный момент, интерпретируя, подать их свежими и новыми уже перед публикой. Я не учу тексты песен наизусть. Записанные на бумаге, мне закладывают их в пюпитр, а я их читаю.

Так песни у меня выходят более живыми и свежими, как будто я пою их в первый раз, и так продолжается всегда, на протяжении всей моей творческой жизни.

И каждый раз я искренне проживаю происходящее в песне, это правда. Но правда заключается ещё и в том, что мои переживания и ощущения передаются моей публике. Потом, конечно, я выучиваю тексты песен наизусть, что помогает мне петь их на моих концертах. Возможно, здесь кроется один из секретов, одна из причин моего успеха, мой золотой ключик.

Но это уже другая тема.

Я уже рассказывал, как я приходил в театр с большим запасом времени. Так же было и с первого дня, как я помню, когда началась мои съёмки в кино. Я приходил так рано, что в полдень мне приходилось уже снова бриться, потому что у меня вырастала густая щетина. В первый день съёмок моего первого фильма я был в киностудии “Рома” в пять тридцать утра.

Не было ни души.

В студию я вошёл послушным мальчиком, очень профессионально, до отвратительности профессионально, в полном соответствии с планом съёмок. Я играл роль молодого человека по имени Рафаэль. Я думаю, что это совпадение было не случайным и было сделано специально для меня, чтобы облегчить мои реплики. Это был мой первый фильм, и по сути и форме я был ещё новичком.

Возвращаюсь к временам, предшествующим "ph".

Случайно, сознательно или неосознанно, я оказался перед доской, где было расписание для всех и на каждый день. Это был график съёмок. К моему удивлению, изумлению и глухому гневу, я обратил внимание на то, что я, будучи главным героем, из девяноста съёмочных дней, имел только восемьдесят четыре, а у какой-то Долли... девяносто дней! То есть, так называемая Долли, незнакомая мне и о существовании которой вообще никому не было известно, имеет дополнительно шесть дней съёмок. На целых шесть дней больше, чем главный герой!

Я завёлся с пол-оборота, как мотоцикл. Но я старался сохранить спокойствие и сдерживался. Я был абсолютно невежественным в киноиндустрии, и происходящее меня очень серьёзно задело, укололо в самое сердце. Ворча, я ушёл в свою комнату, и у меня оставалось немного времени, чтобы дать волю своей ярости.

Учитывая мою крайнюю молодость, быть "главным героем", по вполне понятным причинам, являлось очень важным для меня. Пожалуй, самым важным в данный момент. И тут какая-то Долли испортила весь праздник.

Наконец, стали собираться коллеги. Они, естественно, восприняли мой откровенный гнев спониманием и любовью, с позиции профессионалов к новичкам. (По сути, гораздо великодушнее, чем многие думают). Мартин закончила делать мне грим, немало повоевав с моим лицом. Кармен Пагео пересмотрела диалоги на предстоящий съёмочный день. Я же оставался неприступным. Может быть, только "Доброе утро" процедил сквозь зубы. И ни слова больше. Я постепенно менялся. Внешне. Но внутри мой гневный голос постепенно переходил на оглушительный крик.

Затем пришёл Марио Камус. Обаятельный, старательный и очень любезный. Я думаю, что он был взволнован моим нервозным состоянием перед дебютом.

Вместе с другими руководителями съёмочной группы пришёл и Леонардо Мартин. Все поздравлял и меня с первым съёмочным днём. Каждый твердил мне, чтобы я не нервничал. Каждый считал своим долгом, кто как мог подбодрить меня: "Не переживай, дружище, всё пройдёт блистательно, вот увидишь, всё будет хорошо!"

Я же был очень серьёзным. Очень, очень серьёзным. Естественно, все замечали мою серьёзность и проявляли беспокойство и были весьма внимательными ко мне. И от такой доброты, внимания илести моя голова кружилась больше и больше.

Я не мог устоять, что бы ни спросить Кармен Пагео: "Эй, Кармен, а кто такая Долли?"

- Как это кто?

Мой вопрос, особенно тон, с которым я задал его, привело мою прекрасную Кармен в замешательство. Бедная, она не понимала меня.

А я продолжал настаивать:

- Ну, ты же видела эту доску с расписанием, внизу?

- Видела, ну и что из того?

Она удивлённо смотрела на меня, не понимая, что же я от неё хочу.

Я думаю, что она списала мой вопрос на моё естественное нервозное состояние дебютанта. Наступила тишина, удивлённая Кармен оцепенела, а я с нетерпением ожидал ответа. Я сдерживался, как мог, а потом выплеснул на мою терпеливую Кармен, переходя почти на крик, всё моё разочарование.

- Но, вы разве не удивлены, что какая-то Долли имеет больше съёмочных дней, чем я, главный герой? Замечательно! Или вы не находите это странным?

Кармен, преисполненная доброй воли, ничего не понимая, но, беря на себя ответственность замоё состояние, не сказав ни слова, вышла посмотреть, что же написано на доске объявлений.Что бы узнать-таки тайну этой загадочной Долли. Если бы Кармен хоть секунду подумала, ей не пришлось бы никуда идти. Кого может интересовать такая глупость?

Прошло несколько минут, и я не понимал, почему Кармен так долго не возвращается. Не заметить имени Долли было невозможно. По крайней мере, мне оно сразу бросилось в глаза.

По истечении некоторого времени Кармен вернулась, красная, как помидор, и надрывалась от смеха, который был слышен в каждом закоулке киностудии “Рома”. Она не способна была говорить. Каждый раз, когда она пыталась мне что-нибудь сказать, взрывалась снова неудержимым смехом. После чего мой праведный гнев бурно перетекал в истерию.

Конечно же, Долли, как давно успели уже догадаться мои дорогие читатели, называли самый обыкновенный подъёмный кран, который применяли при киносъёмке.

Откуда мне было знать, мне, только что прибывшему новичку, что у подъёмного крана было имя американской девушки? Для начала, скажу, что я даже и представить, чёрт возьми, не мог, что такие краны вообще применяются в кино. Когда Кармен успокоилась, она популярно, стараясь не обижать, объяснила мне предназначение этой железки. А я, как это часто случается со мной, забыл, что я гневался, и взорвался неудержимым смехом. Я смеялся над самим собой.

Когда съёмки первого фильма закончились, я присутствовал почти на всех премьерах по всей Испании. Я объездил страну вдоль и поперёк, включая Канарские острова. Излишне говорить, насколько всё это было для меня новым. Разнообразные места, в ожидании на улицах перед началом показа фильма. Публика, если не новая, но с иным отношением, чем то, которое я привык видеть в театре.

В Мадриде премьерное мероприятие состоялось в “Palacio de la Música”. Там я сидел в ложе вместе с моей матерью. Это была весёленькая ночка.

Стёкла холла, которые выходили на Gran Via, под давлением пришедших в кинотеатр людей, рассыпались на мелкие кусочки. Я рассердился, когда кто-то весело рассказал мне о том, что произошло, как доказательство энтузиазма публики. Я рассердился, потому что я испугался. Я повторяю, мне всегда очень страшно, когда происходят подобные вещи.

Спустя несколько лет, я предпочитал больше не появляться на премьерах. Я умирал от нервотрёпки и стыда. Я знал, что люди наблюдают и подсматривают за мной, когда я сижу в кресле или грызу ногти. Это некоторые... Другие же сплетничали о каждом моём движении и жесте, которые я делал. Все шпионили за мной в полумраке зала.

Одним глазом они смотрели на экран, а другим на меня, чтобы убедиться, действительно ли я - это я. Что касается концертов, то у меня нет выбора, идти или нет, иначе кому петь? Но в кино всё совсем иначе. Нет необходимости присутствовать. И я предпочёл больше не приходить.

Сценарий второго фильма "Al ponerse el sol" ("На закате солнца") был мне прочитан автором Антонио Гала в офисах Gran Via в присутствии многих людей, которых невозможно сейчас вспомнить. Это были Марио Камус, который снова стал режиссером фильма, Серена Вергано, которая должна была быть моей партнёршей. Там же я познакомился с Аной Марией Ное, которая уже тогда была превосходной актрисой, а позже стала моей большой подругой.

Техническая команда была практически та же самая, что и при съёмках первого фильма. А среди них - конечно же! - моя прекрасная Кармен Пагео (которая, кстати, по прошествии многих лет стала крёстной матерью моего сына Мануэля, когда он был крещён в Мексике).

Во время съёмок второго фильма произошло то, что стало одним из худших происшествий в моей кинематографической карьере. Это могло стоить мне жизни, не будь рядом Кармен.

Я репетировал диалог, и Кармен давала мне указания вне камеры, конечно, находясь внизу, около моих ног. Только благодаря этому обстоятельству, я могу сейчас писать эту книгу. В то время, когда я посмотрел вниз, я увидел ужас, отражённый в глазах моей хорошей Кармен, которая в этот момент смотрела вверх, надо мной, испуганная тем, что находилось там наверху.

Сразу, в доли секунды, я инстинктивно сгруппировался и опустил голову. Один "двухтысячник"- огромная лампа, названная так из-за своих двух тысяч ватт мощности, пролетел так близко, что задел и оцарапал меня. Если бы моя голова оставалась там, где была, когда я увидел полный ужаса взгляд Кармен, мои мемуары закончились бы, не начавшись. При одном только воспоминанииоб этом меня бросает в дрожь. Ни продолжения, ни мемуаров, ничего. Прямо анатомический отчет судебного врача. Это ещё не всё!

Если бы он упал на меня, он смял бы меня, как сухой лист. Мне пришлось сделать паузу, но спустя некоторое время я уже вернулся на съёмочную площадку, готовый возобновить съёмки.

Эти несчастные случаи при съёмках, которые могут произойти с каждым, такая же естественная вещь, как что-нибудь другое.

По правде говоря, со мной происходили разнообразные "несчастные случаи", некоторые могли закончиться смертельным исходом, но, к счастью, всё обошлось для меня лучшим образом. По крайней мере, я здесь и рассказываю вам об этом.

Насколько я помню, в Университете “Anahuac” в Мехико я шагнул и упал в артистическую яму, которая была на сцене, и повредил носовую перегородку (с последующей потерей сознания). Когда я очнулся, я был похож на чудовище. Я вынужден был на целый месяц отменить съёмки сериала на телевидении, в котором я участвовал. Несколько лет спустя в Барселоне в день моего дебюта в театре “Apollo”, меня ударило электрическим током. Я чудом остался жив. Хотя я и продолжил петь, впоследствии у меня был месяц реабилитации.

Последнее происшествие случилось в Венесуэле, два месяца назад. Я упал с лестницы, которая соединяла сцену и зрительный зал, из-за плохого освещения, и разорвал связки в правом запястье. Меня срочно прооперировали, причём дважды. В течение семи недель я пел с повреждённой рукой, в запястье которой было вставлено металлическое устройство, которое только вчера мне убрали.

Во втором фильме прозвучали песни "No tiene importancia" и "Al ponerse el sol". Но, прежде всего, "Hablemos del amor", одна из моих лучших и своевременных песен. Все они появились на свет благодаря вдохновению Мануэля Алехандро.

Второй фильм начали снимать благодаря материальной поддержкe Леонардо Мартина и Бенито Перохо, так как фильму потребовался более высокий бюджет, чем предполагали.

Моё третье достижение - это фильм "Digan lo que digan", который стал наиболее популярным вмеждународном масштабе и который почти привел меня на волосок от окончания моей карьеры. (О проблемах, связанные с песнями из этого фильма, об иске “Hispavox”, я подробно рассказал в одной из глав книги).

Фильм снимался частично в Аргентине, на киностудиях Benito Perojo и Miguel Tudela. В "Digan lo que digan" со мной роли разделили Серена Вергано, а так же замечательный аргентинский актёр Игнасио Кирос.

По сценарию он был моим старшим братом. С Игнасио я создал один из лучших, как я с достаточными основаниями считаю, кинематографических эпизодов за всю мою карьеру. Разумеется, пока – пока я еще в ожидании той роли, которая должна появиться и которая у меня, несомненно, будет.

В эпизоде показана встреча двух кинематографических «братьев» на причале буэнос-айресского порта. Ничего особенного, но в этой сцене мы с Игнасио сыграли на пятерку. Каждый раз, прокручивая ее в памяти, я все больше утверждаюсь в этом мнении, в котором ровно столько тщеславия, сколько и должно быть.

Перевод Людмилы
Опубликовано 12.02.2011