Огромный успех Рафаэля в Нью-Йорке. 1984

Успех испанских певцов в Америке стал уже настолько естественным, что только настоящий взрыв бомбы в одном из шикарных североамериканских залов сможет расшевелить равнодушие индифферентных людей и обложки журналов.

От соревнований по бегу, чтобы увидеть, кто первый проникнет на дарующий признание американский рынок, мы, словно в цирке, перешли к ожиданию момента потери равновесия и эффектного удара при падении, ни на минуту не задумываясь о многочисленных боях, которые постоянно кончаются торжественным «к.о.» (англ.нокаутом). Пока защита – Хурадо и Дуркаль - появляются на исходной позиции, центральные нападающие команды продолжают атаковать, и если Хулио Иглесиас отражает пенальти, то Камило Сесто идет в контратаку, а Рафаэль забивает гол. И именно этот последний стал тем, кто сорвал недавно грандиозную овацию.

В данном случае речь шла не только о том, чтобы сыграть на чужом поле, но и загипнотизировать соперников, заполнивших зал. Со спокойными нервами, которые дают опыт, и бешено бьющимся сердцем, из уважения к месту с большими традициями, в котором он выступал, Рафаэль вылетел на арену, готовый давать сдачи, отрезать уши и делать все, что еще было нужно. И так, песня за песней, он покорил всех, и, отрабатывая свои паузы и жесты, горделиво наблюдал за зрителями в креслах, разинувшими рты и не отваживающимися даже потереть руки, чтобы подготовить ладони к перерыву между произведениями.

Радио-Сити в Нью-Йорке был на грани взрыва, а репертуар был пройден только лишь до половины. Потом был настоящий «debacle» (фр. разгром, беспредел). Рафаэль начал петь «Frente al espejo», и публика не смогла сдержаться. Шесть тысяч человек стоя аплодировали ему в течение восемнадцати минут, раздавались бесконечные крики «браво», словно речь шла не о музыкальном спектакле, а о лучшей корриде праздника на арене Monumental в Las Ventas. Рафаэль забыл свои стереотипные поклоны и пережидал этот шквал, замерев словно небезызвестный соляной столп. И, когда ладони уже покраснели и шум по необходимости утих, он склонил голову и сцену омочил поток слез. Это была его благодарность и кульминация этого вечера. Потом, в гримерной, были, наверное, еще и другие.