Рафаэль: «Я не обязан спрашивать разрешения ни у кого, кроме себя самого: я никогда не продавал себя». 2015
RAPHAEL: "NO TENGO QUE PEDIR PERMISO A NADIE MÁS QUE A MÍ MISMO: NUNCA ME HE VENDIDO". 2015
«Я вижу, что эта огромная чудесная тьма, которой мне представляется публика, говорит мне: давай, чтобы ты ни сделал, мы будем рады» - рассказывает артист.
«Я предпочитаю, чтобы осталась память обо мне, а не о песне»
«Мне еще многому надо научиться, вещи можно делать намного лучше, и я не выбросил белый флаг.»
Мне повезло в том, что все, что я предпринимал, хотя иногда мне это дорого стоило или требовало больше времени, я всегда выполнял. Я мог этого ждать пять лет, но делал такое турне, как Sinphonico.
Я несколько раз пел с симфоническим оркестром, но лишь время от времени, а вот устроить с симфоническим оркестром мировое турне до июня следующего года - это очень круто.
Это чудесно. Когда я говорю фразу, а мне отвечают 40 скрипок, с меня штаны спадают.
Это нормально, что каждый день что-то тебе надоедает, но ты над этим не думаешь, ты просто идешь к дирижеру и говоришь: сегодня убери это и это.
Люди не могут говорить, выходя с моих концертов: он всегда поет тебе одно и то же. Это фатально. Нет, про меня такого не скажут.
Я выбрасываю песни из программы, чтобы они мне не надоели, а через три месяца мне вдруг их не хватает, я начинаю скучать о них.
Я пою драгоценности короны, как я их ласково называю - Mi gran noche,Digan lo que digan,
Qué sabe nadie стала гимном для всех, а не только для меня. Для многих это скажем так, интимная вещь. В самом деле - что посторонние люди могут знать о чем бы то ни было?
Мне удалось оказаться на таком месте, где я всегда могу делать то, что хочу, мне не нужно спрашивать разрешения ни у кого, кроме самого себя. Я советуюсь с собой, чтобы сказать «да» или «нет». Я всегда был хозяином самому себе, я никогда не продавался другим людям. Никогда, никогда
Публика всегда меня защищала. Публика всегда была со мной. Всегда, с того момента, когда я начал петь в коротких штанишках, и до сегодняшнего дня. Я никогда не чувствовал себя незащищенным Обладая такой энергией, можно совершать безумства - вроде этого, о котором мы говорим.
Улыбку с лица Рафаэля снять труднее, чем кожаную куртку, которую он сбрасывает на некоторых концертах, но не на этом интервью. Да, эта улыбка несколько затуманивается, когда речь заходит о серьезных вещах, но это мимолетная тень, она оставляет не слишком много места для жестов одиночества, печали или беззащитности. Он - Рафаэль, внутри и снаружи. Персонаж и человек уже слились воедино.
О чем бы он ни рассказывал, (или, как он поет: пусть говорит, что хочет), на эту беседу он пришел не только для того, чтобы рассуждать о своей новой работе, диске Sinphonico (который поступит в продажу 18 сентября), но и обо всем, о чем вздумается, хотя и не просто так. Это звезда, за плечами которой 55 лет творчества и урановый диск: он четко себе представляет, что такое воды и как по ним ходят. Он прошелся почти по всем.
После того, как у Вас было столько всего - у Рафаэля осталось какое-то место, в котором надо появиться и где Вам хотелось бы оказаться?
Да, я думаю, что я не появлялся в Paris Match. Наверное так. Мне бы этого хотелось, потому что когда я был ребенком, это был самый престижный журнал,.
Что посторонние люди могут знать о чем бы то ни было,
если мы сами не знаем, чего мы хотим
У Вас также оставался несделанным альбом и турне с симфоническим оркестром, и это реализуется сейчас, когда Вы вот-вот отметите 55 лет деятельности…
Турне с симфоническим оркестром в возрасте тринадцати лет - это несколько преждевременно. Сначала нужно многому научиться в этой профессии, узнать все, и после того, как ты прочно встанешь на рельсы и публика начнет воспринимать тебя всерьез, ты уже можешь сделать это. Я уже пел время от времени с симфоническим оркестром, но мировое турне до июня следующего года - это очень круто. Я до сих пор в это не верю.
Вы говорите, что чувствуете под «защитой» оркестра; Вас нужна защита?
Не таким певцам, как я, которые не боятся, что кто-их затмит. Здесь нет ударника, который перекрывает многие вещи, хотя часто полезно иметь его под боком, потому что ты замолкаешь - и все... Ты стоишь на краю пропасти: здесь нет громких инструментов или ударника, это все равно что петь голым, чистым от всего наносного, а это куда труднее. Надо быть очень храбрым, чтобы каждый день вставать перед симфоническим оркестром. Но это впечатляет: когда я говорю фразу, а мне отвечают 40 скрипок, с меня штаны спадают. Так же как кто-то другой скажет – да что там, симфоническому оркестру он предпочитает гитару...
То, о чем Вы умалчиваете, заявляя, что Вы – певец, который не боится, что его затмят... Или Вы ничего больше не хотите сказать?
Ну, вы же все про это знаете, разве нет? Нет нужды в том, чтобы об этом говорил я.
Да, но если Вы тоже скажете об этом...
Ну, это удача, которая мне выпала, а вторая - что я знаю, как вести себя на сцене - тем способом, который мне известен: расхаживая от одного края до другого. И это потому, что когда я в 13 лет начал петь, звукотехника в городах, куда меня привозили выступать, была кошмарной. А так как у меня был голос… я, возможно бессознательно, отходил от микрофона, чтобы не слышать голос через это злосчастное устройство, которое было ужасным. Так я начал расхаживать по сцене. Я по-прежнему это делаю, это уже вошло в привычку: если я не делаю это, люди просто думают, что мне надоело.
А Вам не надоедает?
Это нормально - что каждый день что-то тебе надоедает, тогда ты идешь к дирижеру и говоришь: убери это и это.
Какая песня Вас утомляет больше всего?
В какой-то момент они все меня утомляют. Однажды я вдруг перестаю петь Yo soy aquel...
Я читал рецензии, в которых писали,
что я спел какую-то песню, а я ее не пел
Неужели возможно не исполнить на концерте Yo soy aquel?
Да, зрители знают, что если я ее не пою, то тому есть какая-то причина. Они никогда не требовали ее. Они говорят: спой другую.
Но вы знаете, что это она...
Но я выбрасываю их из программы, чтобы он мне не надоели, а через три месяца я начинаю скучать о них и снова ставлю в программу. Так как у меня очень большой репертуар, я могу варьировать список. Люди не могут говорить, выходя с моих концертов: он всегда поет тебе одно и то же. Нет, про меня такого не скажут.
Какая песня чаще всего составляет Вам компанию?
Я не слушаю мои песни.
Но на сцене...
Да, Digan lo que digan, En carne viva, Como yo te amo... Есть песни-талисманы, типа Volveré a nacer, которые я должен петь, потому что это нужно.
Вы больше кто - Digan lo que digan или Qué sabe nadie?
Digan lo que digan, которая стала гимном. Ведь это правда: ну что посторонние люди могут знать о чем бы то ни было, если мы сами не знаем, чего мы хотим.
Мы каждый день чего-то хотим...
Кое-что удается, другие вещи - нет...
Есть такие люди, как мы, которых унесут со сцены вперед ногами:
артист никогда не уходит на пенсию
Вам еще много осталось сделать?
Да, но это и хорошо. Мне повезло в том, что все, что я предпринимал, хотя иногда мне это дорого стоило, я всегда выполнял, так что я не от чего не отказывался.
За пределами сцены вам часто приходилось говорить – что знает посторонний человек?
Нет, но это святая правда. Иногда ты читаешь вещи, которые являются выдумкой; людям очень нравится выдумывать всякие вещи. Я читал рецензии, в которых писали, что я спел какую-то песню, а я ее не пел; но я уже привык, и меня это смешит.
Вы сказали, что для того чтобы петь с симфоническим оркестром, сначала нужно много узнать - как много?
Во-первых, надо обладать неким свойством, которое тебе дарят твои ваши родители - это голос.
И вы знаете все-все?
То, что надо знать все – это не каприз, это значит, что ты должен знать, что ты делаешь и что является достаточно приемлемым, чтобы люди не бросали в тебя помидорами.
А с каких пор Вы все знаете?
Как это – когда я собаку съел? я уже давно поумнел, тому уже много лет.
Когда Вас начали воспринимать всерьез?
В 18 лет ты зависишь от других, пока не создашь свой стиль, а это работа на многие годы. Есть много людей, которые ничего не добиваются в этой гонке потому, что им делается неинтересно и они, соскучившись, возвращаются домой. У меня есть очень известные коллеги, которые сошли со сцены и говорят мне: но как ты продолжаешь этим заниматься, если это невыносимо? А есть такие люди, как мы, которых унесут со сцены вперед ногами.
Надо ли уходить на пенсию?
Если ты чувствуешь, что надо, то да. Надо быть счастливым и делать то, что тебе нравится. А если тебе нравится именно это, как в моем случае, то это до конца. А это означает - до тех пор, пока я буду думать, что я говорю правду публике, и что публика принимает меня так, как раньше. В тот день, когда скажут: этот уже не может... Ну, я об этом узнаю раньше и уйду в отпуск.
Отпуск?
Я использую это слово, чтобы не говорить «пенсия». Артист рождается артистом, он никогда не уходит на пенсию.
Я не жертвовал ничем личным,
но всегда рисковал всем остальным
Вы помните какой-нибудь момент, когда чувствовали свою беззащитность?
Нет, потому что я чувствовал себя беззащитным перед людьми, которые работали со мной, или я бывал разочарован их поведением, но публика всегда была со мной, с того момента, когда я начал петь в коротких штанишках, и до сегодняшнего дня. С такой энергией можно совершать безумства - вроде этого.
Какую песню Вы бы рекомендовали тому, кто чувствует незащищенным, одиноким?
Al ponerse el sol. В песне говорится, что какие-то вещи могут закончиться сегодня и опять начнутся завтра, что все продолжается.
Почему Вы почти всегда поддерживаете новое в политике?
Интересно, чтобы появлялись новые вещи, а потом посмотрим, потому что одни стоят внимания, а другие - нет. На молодых людей всегда следует обращать внимание, потому что завтра они станут нами.
Молодежь Вас слушает, да и вообще все - бабушки и дедушки, дети, внуки...
Да, все они приходят взглянуть на меня: что это за руина... Это чудо. Я вижу, что эта огромная чудесная тьма, которой является публика, говорит мне: давай, что бы ты ни сделал, мы будем рады.
Как в социальном плане воспринимает нынешнюю ситуацию человек, который, как Вы, 55 лет провел на сцене?
Мы переживаем сложные годы, когда надо одолевать препятствия и бороться в меру нашего разумения. Одни умеют защищать себя лучше, другие хуже. Мне удалось оказаться на таком месте, где я всегда могу делать то, что хочу, мне не нужно спрашивать разрешения ни у кого, кроме самого себя. Я всегда был хозяином самому себе, я никогда не продавался другим людям. И так было всю мою жизнь, может быть, поэтому я так долго остаюсь на эстраде. Я не жду, пока меня наймешь ты, я сам уже делаю это, я настолько уверен в том, что я делаю, что сам этим занимаюсь. Чего не может быть – это чтобы ты желал, чтобы кто-то все делал для тебя. Ты так веришь в себя? так докажи это.
Вы помните, скольким Вы были готовы пожертвовать, чтобы добиться успеха?
Ничем личным, потому что моя семья всегда была избавлена от этого. Но я всегда рисковал. Этот симфонический проект… мне говорили: а если он провалится?; и тебе чинят препятствия, а ты отвечаешь: «спокойно, я это сделаю». И все, проблема решена. А когда приходит успех, тебе говорят: «почему ты не сказал мне?» А я ж тебе первому сказал.
Остался кто-нибудь, с кем Вам надо спеть?
Нет. Я бы спел с любым артистом, если бы мне захотелось и я почувствовал, что так надо.
Я не жду, пока меня наймешь ты, я сам уже делаю это,
я настолько уверен в том, что я делаю, что сам этим занимаюсь
С кем или что Вы бы не стали петь?
Есть вещи, которые я бы не стал петь, потому что они мне не подходят. И я бы не стал хорошим джазовым певцом.
Какую свою песню Вы бы выбрали, чтобы она вошла в историю?
Я не думаю, что какая-нибудь в нее войдет... Я бы предпочел, чтобы осталось воспоминание обо мне как о личности, как об артисте.
С каким определением?
Певец. Артист. Я стараюсь быть им, это то, что я пытаюсь сделать.
Вы этого еще не добились?
Мне еще многому надо научиться, вещи можно делать намного лучше. Но я не выбросил белый флаг, я продолжаю учиться.
Паула Аренас
16.09.2015
www.20minutos.es
Перевод Р.Марковой
Опубликовано 17.09.2015