Люди БАМа

Раз в неделю – у газеты был свой день выпуска - управленческий автобус вез сотрудников редакции в ту самую типографию, которая стала стартовой площадкой Насти - журналистки, ее вторым домом.

Здесь ее помнили, хотя прошло несколько лет после ее ухода в бамовскую многотиражку, и где бы она ни появлялась – всюду встречали приветливыми улыбками. Она летала, как на крыльях, держа в руках пахнущие типографской краской и еще теплые оттиски газетных полос. Из наборного цеха, цокая каблучками по длинному коридору, спешила на чердак с «красным уголком», где за неимением отдельного кабинета приходящие редакторы многотиражек трудились над созданием очередного номера.

Вверх-вниз по лестнице, по длинному коридору, туда и обратно – и так несчетное количество раз, пока на газетной полосе не оставалось ни одной погрешности. Этот один день в неделю для нее был особенным – она участвовала в создании газеты, которая рождалась на ее глазах из макета и рукописных материалов. Разве это не чудо?

Латышев вошел неслышно и застыл в дверях «красного уголка», смуглый, прокопченный загаром. Настя, еще не повернув голову в его сторону, еще не встретив его улыбчивого взгляда, почувствовала: что-то вдруг изменилось в сумрачной атмосфере чердачного помещения. Их взгляды встретились. Вот он, недостающий элемент ее жизненного пазла. Столько людей прошло через ее жизнь за эти шесть лет, а лучше и достойнее человека она так и не встретила. Они поехали в Правобережный и в ее уютной комнате общежития проговорили несколько часов подряд, вспоминая счастливые мгновения, которые пережили вместе в забытом Богом поселке Дальний.

- Ты помнишь нашу рыбалку на катере? Море кругом, солнце, идущее на закат. Ты дал мне удочку, и мы стали ловить рыбу на корме катера. Комаров налетело – целый рой, зато клев был необыкновенный.

- А «тройную» уху помнишь? Под водочку вкус исключительный!

- Тогда между нами ничего не было, одни догадки: любит, не любит? Мы варили уху, а взаимное притяжение нарастало – и вдруг нам захотелось целоваться, мы все бросили и уединились в укромном месте, но все видели нас. Твои мужики кричали: «Эй, Латышев, не увлекайся там! Нам завидно!» Но остановиться было невозможно.

- Помнишь, как мы возвращались в поселок? Какой долгой показалась дорога вниз под гору! Темнота, под ногами ничего не видно. Хоть бы один фонарь на весь поселок! Я знал, что в эту ночь у меня не хватит сил уйти от тебя, и переживал, что придется девчонку трогать. Но это чувство было сильнее разума.

- Я все лето думала о нашей встрече. И возможность видеть тебя была единственным стимулом моей жизни в Дальнем. А осенью приехала, на месте вагончиков полная разруха. От горя я чуть не умерла.

- И тогда ты нашла себе тракториста на замену? Почему ты так поторопилась с выбором, непонятно. Я приезжал через год в командировку. Хотел увидеть тебя, посидеть, поговорить, как раньше. И вдруг увидел из машины: идет моя Настя - уже с «арбузиком». Все вокруг сразу поблекло, потеряло смысл.

- Долго ты собирался приехать ко мне – целый год. И приехал опять же по случаю командировки.

- Невозможно одним взмахом руки все перечеркнуть. Все эти годы думал, как найти тебя. Теперь уже никуда не отпущу.

С тех пор они не разлучались. Они стали одним целым, разбить которое было невозможно. Латышев по-прежнему строил дороги в глухой тайге и приезжал на выходные. Он проводил у Насти день-два и отправлялся домой, а перед заездом в лес появлялся снова, полный неубывающей страсти.

В глубине души Настя надеялась, что их судьбы соединятся, как только она получит отдельную квартиру. Девятиэтажный кирпичный дом еще только начал строиться, и Настя следила, сначала - как росли этажи, потом - каким ходом шла внутренняя отделка. Наконец этот счастливый день настал: она получила новую квартиру, справила шумное новоселье. Однако ее любимый мужчина не торопился менять свою жизнь. Он научился жить на два дома. Его одинаково любили и здесь, и там.

Настя никогда не спрашивала, почему он не пытается упрочить их отношения, чтобы все было «как у людей». Своим появлением он приносил в ее жизнь праздник – и этого ей хватало. Его присутствие в ее повседневной жизни не было обязательным. Главным была ее работа: командировки, встречи в бригадах, заседания и совещания, где она выуживала ценную информацию, творческие муки, когда из торопливых записей в блокноте создавались газетные «шедевры». Ни на что другое не оставалось времени, и даже собственный ребенок в этой текучке присутствовал где-то на втором плане.

Сообщение об окончании последних работ на всем протяжении БАМа встретили ликованием. Для участия в торжествах в Тынду по новой дороге с восточного и западного направлений отправили лучших строителей. Среди них - корреспондентка Анастасия Берестова.

Предстоящая поездка виделась ей нескончаемой чередой встреч и бесед с замечательными людьми, прошедшими трудными дорогами БАМа. Репортажи, зарисовки, очерки – и все это, как говорится, не сходя с места...

Голос диктора буднично объявил: «Туристический поезд прибывает на первый путь от перрона...» и Настя зашла в вагон, застланный коврами. И тут пришло необычайное чувство торжественности. Могла ли она, будучи девчонкой, мечтать о том, что окажется почетным пассажиром первого поезда, который будут встречать сотни тысяч людей на новых станциях бамовских поселков?

Прорезая плотную тьму наступивших сумерек, поезд без остановок домчался до станции Коршуниха, где вместе с клубами морозного воздуха вагон принял своих последних пассажиров.

...Стучат колеса. За окном непроглядная ночь и можно только угадать в стороне от дороги заснеженную стену леса. Спит вагон. Тусклым становится свет в купе. Умолкает голос Настиной собеседницы, бригадирши завода «Стройдеталь» Зинаиды Максимовой, чья фамилия не сходила со страниц их газеты: по ее мыслям и поступкам подбирались мерки к другим. Оглашая протяжными гудками вековое безмолвие тайги, поезд с ветеранами на всех парах мчится вперед, отсчитывая километры по новой дороге. Раскачиваются в такт движению вагоны, слышатся возбужденные голоса и проникновенные песни под гитару: «Стройка обошлась бы и без нас, мы бы без нее не обошлись».

Стоя в коридоре вагона, устланном красной ковровой дорожкой, крановщик Виктор размышлял о том, что жизнь в последние годы стала невыносимо трудной.

- Почему? – Настя с мягкой улыбкой вглядывалась в крепкого, ладно скроенного парня. Ее непритворный интерес к собеседникам вызывал у тех неизменное желание рассказать больше, чем следовало говорить журналисту. - Работой обеспечены, и жилищный вопрос у вас решается лучше, чем где-либо.

- Что-то изменилось в людях за последние годы.

- Что именно? – Настя продолжала изучать сосредоточенное лицо попутчика. Ей показалось, что он чувствовал себя чужим в этом шумном поезде, где встречались люди, для которых БАМ стал школой мужества, испытанием на прочность.

- Веры не стало, - ответил Виктор. – Раньше верили призывам, уверенно шли за партией. Сейчас не знаешь, кого слушать, кому верить и за кем идти. В партии взяточники и карьеристы. Кому нужен этот поезд, в котором мы сегодня едем? – он не отрывал взгляда от окна, где медленно проплывали заснеженные плешины сопок. – Эта показуха торжественности по поводу открытия дороги, которая никому не нужна. На все затрачены огромные средства.

- Отдача от вложенных средств не может быть сиюминутной, - возразила Настя. - Этот поезд, эта «показуха торжественности», как вы говорите, нужны тем, для кого БАМ стал судьбой.

Словно в подтверждение ее слов из соседнего купе послышался голос, декламирующий стихи: «Мы – люди БАМа! В горький его час мы были, есть и остаемся вместе. Лишая БАМ достоинства и чести, лишают чести каждого из нас». Эти люди, прикоснувшись к великому, не задавались вопросом, зачем они строили дорогу. Им горько слышать о том, что они воплощали в реальность «самый застойный проект века». Не было такого митинга на всем пути следования поезда, где бы ни говорили о перспективе БАМа.

Ранним утром под громкие звуки духового оркестра поезд с почетными пассажирами прибывает на станцию Тында. Привокзальная площадь до отказа заполнена людьми с яркими транспарантами в руках. Легендарный Ефим Басин открывает торжественный митинг. Золотой Ключ БАМа принимают эксплуатационники. «После пуска – за освоение зоны БАМа!» – подобные этому призывы на транспарантах выражают чаяния тех, кто остался жить и работать на БАМе.

Гостей рассаживают в автобусы и везут на экскурсию по городу. За окнами проплывают современные кварталы новостроек, вытеснившие времянки бывшего поселка Тындинский. Архитектурные сооружения, выполненные по московским проектам, придают столице БАМа облик города будущего, где все сверкает новизной. Музей трудовой славы, документальные фильмы о подвигах первостроителей, выставки картин художников – гостям показано все лучшее, эпохально-героическое, что создано о БАМе.

Долго длится большой праздник в Тынде. Нескончаемым потоком текут на трибуну выступающие. Каждому есть что сказать в этот день - зал полон знакомых лиц тех, с кем пройдены самые трудные дороги. Невозможно упомянуть имена всех бамовцев, которые получили высокое звание «Почетный транспортный строитель». Стройка послужила школой воспитания целого поколения.

Заключительным аккордом большого торжества стал вечер в ресторане. Это была самая грандиозная, самая раздольная «гульба» в Настиной жизни! Все напряжение, все пережитые восторги долгого дня выплеснулись в море шампанского и водки, в шумном веселье за столами, заставленными шикарными блюдами, в зажигательных танцах с кавалерами, мужественными бамовцами, от которых не было отбоя.

Проснулась она в полном смятении чувств под сочувствующим взглядом Зинаиды Максимовой. Поезд, методично стуча колесами, с излишней поспешностью двигался в обратную сторону – домой, домой. Вагон спал убитым сном. Ни музыки, ни голосов. Казалось, за закрытыми дверями купе не осталось ни одного живого человека. И было совсем непонятно: то ли это утро раннее брезжило жидким светом, то ли сгущал сумерки наступавший вечер. От пафосной атмосферы великого торжества не осталось и следа. В больной голове звенело, как на полках со стеклянной посудой, потревоженной неосторожным движением.

Первое, что выдало воспаленное сознание, были значки... значки почетных транспортных строителей, погружаемые в бокалы с пузырящимся шампанским. И тосты, бесконечные тосты. За стальную струну России, за друзей, которых породнила и навеки связала великая стройка. Кто-то «сверху» уберег Настю в тот вечер от несовершенных подвигов: он зашел в зал, трезвый и беспристрастный, и тоном, не терпящим возражений, сообщил, что пора на выход. До отправления поезда оставалось каких-то пятнадцать минут.

Время, когда комплексные бригады транспортных строителей прокладывали железные дороги на запад и восток, специализируясь по всему профилю путейских работ, ушло в прошлое. То было начало 90-х годов - в стране ломались все наработанные производственные связи, началось массовое отторжение идеи коммунизма. Одним росчерком пера по указу Ельцина была приостановлена деятельность КПСС. Три кита, на которых держалась многотиражка – партком, профком и аппарат управления – заметно пошатнулись.

Покончив с пересудами и домыслами, касающимися дальнейшей судьбы газеты, увидел свет приказ генерального директора. С целью совершенствования структуры аппарата управления из штатного расписания исключались некоторые должности, а также редакция многотиражной газеты. Несмотря на грозное «исключить», сокращения не произошло ни в одном отделе. Наоборот, реорганизованные единицы получили внушительное увеличение должностных окладов. Зная, что рубит сук, на котором пока еще сидела, Настя выдала статью «До совершенства совсем чуть-чуть»: «Оказывается, до «совершенства» требовалось совсем немного – избавиться от своего печатного органа. Пусть не дающим злободневную сенсацию, подобно «Аргументам и фактам», но зато - собственной печатной трибуной, с уважением относящейся к человеку труда».

Как было смолчать, получив такой удар?

В короткий срок нужно было освободить помещение редакции – выбросить на помойку старомодные книжные шкафы, громоздкие письменные столы, партийную литературу, старые газетные подшивки, фотоархивы - все, что долгие годы являлось уютным интерьером редакции и составляло ее сущность. Пока Настя с машинисткой Ульяной перебирали редакционные архивы, раздумывая о своем туманном будущем, в недрах руководства вызрело мудрое решение оставить ставку корреспондента.

В здании управления Настя получила отдельный кабинет. Со временем отвоевала право издавать газету один раз в месяц, взяв на себя все сложности по выпуску. Газета получила название «Вестник трассы» и мало отличалась от тех свободомыслящих изданий, где каждый имел право говорить все, что считал правильным. Новый этап в ее журналистской биографии продлился всего два года – до очередного сокращения, которое предшествовало полному закату предприятия. Пришло время вернуться в школу и начинать все сначала.

- В поселке ваше имя известно, - приветливо улыбаясь, сказала директор школы. – Добро пожаловать!

Наталья Борисова
Братск (Россия)
Из  книги "Инязовки"
Записки Насти Январевой"
Опубликовано 26.11.2017