Первокурсница

Снять «угол» в Ново-Ленино мне помогла Алина. В сравнении с другими «бездомными» сокурсниками, которые соглашались на любые условия ради крыши над головой, устроилась я неплохо - за десять рублей в месяц в благоустроенной квартире. Правда, до института далековато, но приходилось с этим мириться. Вставала рано – и все успевала.

Хозяйка квартиры, тетя Глаша, крупная, как стог сена, женщина, занимала собой все пространство. Она любила поговорить сама и послушать других. Приходилось подробно рассказывать о своих делах в институте, хотя не всегда для этого было желание. Но она была доброй и справедливой. Называла вещи своими именами. Не держала за пазухой камня. И все же у чужих людей я чувствовала себя не в своей тарелке. Если дома никого не было, я напоминала себе вора, с опаской крадущегося по скрипучим половицам...   

Я с радостью погрузилась в учебу – и здесь я была, как рыба в воде. Нас с первого курса приучали относиться к будущей педагогической деятельности, как к творческому процессу. Ведь главное в профессии учителя – не только обладать огромным багажом знаний, что ставит его на голову выше других, но и уметь передать свои знания. «Я знаю – я хочу, чтобы вы это знали. Я чувствую – я хочу, чтобы вы это чувствовали. Ученик думает, что сам к этому пришел, а это вы его привели...» Во мне немедленно закопошился творческий человек, прикидывая, как поведет себя в предлагаемой ситуации.

Испанский язык нам преподносили в различных аспектах: фонетика, разговор, грамматика, домашнее чтение, анализ. Поначалу мне казалось, что я никогда не сумею правильно выговорить простейшую фразу: Estoy de guardia hoy (Я сегодня дежурная). Мысленно я произносила ее десятки раз, но когда озвучивала, мой язык отказывался повиноваться, я стеснялась сказать неправильно и предпочитала молчать. Преданные своему делу «професóры» стремились заложить максимум знаний в юные головы вчерашних школьников, чтобы язык заиграл всеми гранями своего богатого содержания, и всеми средствами создавали недостающую языковую среду. Нам даже урезали зимние каникулы, чтобы не пропадала практика языка. И, сами того не замечая, мы преодолели языковой барьер. Мы пели песни на испанском языке, заучивали наизусть страницы печатных текстов. В памяти оставались речевые образцы, которыми мы успешно пользовались в повседневной жизни.  

Сначала это были простейшие фонетические сценки, где отрабатывалась интонация. С каким удовольствием мы произносили на одном дыхании где-нибудь в автобусе набор фраз: En la sala esta la familia Lopez. Son dos mujeres y tres hombres... (В комнате находится семья Лопесов. Две женщины и три мужчины) Бывало, люди вздрагивали, услышав непонятную речь, и начинали пялиться на нас во все глаза. Это было приятно, немного щекотало нервы.

Пытаясь приобщиться к изучению испанского языка, Вероника с успехом освоила два слова: completamente calvo (совершенно лысый) и щеголяла своими познаниями при любом удобном случае.

На первом курсе из нас готовили медсестер гражданской обороны. Из институтских аудиторий мы попадали в мир болезней Кировской больницы. Как подопытных кроликов, неопытные «инязовки» мучили стариков, дожидавшихся своего смертного часа. Первым моим пациентом оказался тощий старик со сморщенными, как выжатый лимон, ягодицами. Иголка гнулась и сопротивлялась, прокалывая дряблую старческую мышцу. Бедные лежачие больные! Если бы только они могли убежать и спрятаться от практикантов, тренирующих на них руку...

Училась я с удовольствием, правда, на первых порах без особых успехов. Шел процесс количественного накопления знаний, и казалось невозможным уместить в одной голове огромный объем материала. Требовалось самостоятельно работать над языком по четыре-пять часов в день. А где взять столько времени, от чего урезать? Иметь бы крылья, чтобы беспрепятственно перелетать огромное расстояние от Ново-Ленино до института. Иметь бы силы, чтобы после утомительных переездов не валиться с ног от усталости, а снова браться за учебники.

Мы, студенты, жили с постоянным ощущением, что находимся в голодном краю. Блюда, приготовленные в институтской столовой, попахивали древностью и отвращали одним своим видом. Витрины магазинов были заполнены унылыми консервными банками. Как люди жили? Чем питались? Я начинала собираться в магазин, а тетя Глаша недоумевала:

- Зачем идешь в магазин? Нет там ничего. Одни банки.
- Ну и что? Кушать-то хочется.
- Ну, иди, иди!
- Вам ничего не взять?
- А что ты мне возьмешь? У меня все есть.

У нее на плите всегда стояла кастрюля наваристого борща, но кормить жиличку в ее обязанности не входило...

Наталья Борисова
Братск (Россия)
Из  книги "Куда уходит нежность?
Записки Насти Январевой"
Опубликовано 30.04.2017