Портрет

Киев. Поезд, стуча колесами, замедляет ход. Анастасия, глядя в окно, провожает глазами непривычные рекламные вывески «Смачны продукти», «Вживайте бильше свижих фруктив», «Друга кава на халяву», «Автомийка». Ей кажется, что она попала в мир полной безграмотности. Но это уже не Россия. Это Украина, стольный город Киев, и где-то на перроне ее с нетерпением поджидают свидетели ее далекой юности, Маша и Игорь. Она пытается представить их с прикидкой в тридцать с лишним лет и с волнением готовится к непредсказуемому варианту.

И что же? Она видит Машу и Игоря, повзрослевших, но совершенно не измененных временем. Они так же молоды и прекрасны, полны радостного возбуждения. Маша - в белых бриджах и коричневом батнике, с короткой стрижкой «каре» - совсем девчонка, издает восторженный крик, выхватывает Анастасию прямо с подножки вагона и начинает неистово целовать. Игорь вручает ей букет цветов и забирает из рук дорожную сумку. В облаке восторга гостью ведут к автомобилю и с почестями, достойными английской королевы, усаживают на сиденье. Эмоции переполняют всех троих.

Прямо с вокзала Игорь начинает экскурсию по городу. Они едут по Крещатику, останавливаются на Майдане, далее держат путь к высокому холму, где стоит памятник актеру Леониду Быкову и откуда открывается великолепная панорама города. Склон холма утопает в густой зелени абрикосовых деревьев, усыпанных оранжевыми точками спелых плодов. По правую сторону золотятся на солнце купола знаменитой Киево-Печерской лавры.

Маша не умолкает ни на минуту. Ей хочется рассказать все и сразу. Игорь уверенно ведет машину и, повернув назад голову, поглядывает на подруг с улыбкой.

Они пересекают по мосту величественный Днепр и по широкому проспекту следуют в район новостроек, на улицу Градинскую. Дома здесь высоченные, более двадцати этажей – настоящие небоскребы. Около одного из таких домов Игорь паркует свою машину. Анастасия задирает голову, цепляя взглядом последний этаж, уходящий в самое небо.

- Вон там, на четырнадцатом этаже, наша квартира, - объясняет Маша.

Они заходят в парадное с нарядными зеркалами и зеленью цветов. Консьержка почтительно кивает головой и провожает Анастасию внимательным взглядом. Она в курсе, что к Маше приехала давняя подруга - «писательница».

Вся квартира выдержана в черно-красных тонах. На стенах стеллажи, заставленные книгами. Повсюду картины, притягивающие взгляд. Вместо кухни в ее привычном варианте - обширная гостиная с мягким уголком и плазменным телевизором. В нише разместились шкафчики, стилизованные под комод.

Игорь, сославшись на дела, дипломатично удаляется.

- Настя, ты не обращай внимания на беспорядок, - бросает Маша, собирая на журнальный столик тарелки с едой. – Мы живем в стадии ремонта. На все сразу денег не хватает. Делаем понемногу.

- Дизайн необычный, - замечает Анастасия. – Кухня и гостиная одновременно. Все удобно, под рукой. И не бросается в глаза функциональное предназначение помещения. Во всем чувствую вкус художника.

Маша замирает на полпути с тарелкой в руках.

- Настя! А я ведь твой портрет написала маслом к твоему приезду. Сейчас покажу!

- Мой портрет?! – изумилась Анастасия. - Как ты могла написать мой портрет? Я ведь тебе не позировала.

- Я тебя писала по маленькой фотке в полный рост, которая осталась со студенческих лет. По фотографии не всегда получается. В голове сохраняется устойчивый прежний образ. Какой я тебя помню, такой ты и будешь для меня всегда – красоткой с тонкой талией и плавной походкой.

Маша вынесла картину, написанную в мягких пастельных тонах - портрет девушки с оголенными плечами, зажимающей на груди белую простыню. Нежный овал лица, беглая полуулыбка, задумчивый взгляд – недосказанность во всем облике.

- Ты помнишь меня такой... трогательно-беззащитной в своей наивной простоте?! – Анастасия не отводила от портрета глаз. – Это было так давно – на заре туманной юности. Время, когда все только начиналось, и мы радостно познавали окружающий мир.

- Хорошая была жизнь, беззаботная, - согласилась Маша. - Впереди маячили «алые паруса». У всех это было только началом настоящей «взрослой» жизни.

- Да, ты права. Сколько потом «жизненного опыта» налипло. В чем-то мы стали совсем другими, хотя в главном остались теми же. Спасибо! Ты вернула меня в молодость, нажала какие-то невидимые струны. Помнишь, в институте проходили «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда?

- Да, припоминаю. Дориан продал душу дьяволу в обмен на то, чтобы оставаться всегда таким же молодым и прекрасным, каким был изображен на портрете.

- Все его неблаговидные поступки отражались на портрете, который он стыдился показывать людям и прятал в темной комнате, - проговорила Анастасия. – Роман потрясающий! До сих пор помню впечатление, которое он произвел на меня. Наши лица, к сожалению, глубоко впитали в себя горький жизненный опыт. И ничего с этим не поделаешь.

- Эх, – вздохнула Маша. – Вернуться бы в прошлое с опытом нынешним, чтобы не повторить многих ошибок.

Она металась по кухне, что-то доставала из холодильника, перекладывала, разогревала. На столике не хватало места, чтобы разместить приготовленные блюда, и она «притыкала» тарелочки, где только было возможно.

- Машка, ты решила заморить меня едой? – откровенно возмутилась Анастасия. - Обложила тарелками со всех сторон! Разве реально столько съесть? Надо было приглашать всю группу.

Она, наконец, отставила портрет в сторону.

- Ты, конечно, молодец! Ты всегда была необыкновенным человеком. Вообще, все девчонки-инязовки по-своему талантливые и яркие. Не зря я взялась за эту тему.

- Ты пишешь новый роман? – удивилась Маша. Она держала в руках бутылки с шампанским, коньяком и казацкой водкой и глазами выразительно спрашивала: что будем пить?

- Есть такая мысль, - ответила Анастасия, также глазами указывая на коньяк.

- У меня вы всегда были умницами и красавицами, - заметила Маша, разливая коньяк. - В каждой находила изюминку. Игорь удивляется: как это у меня получается?

Теперь уже вижу человека сразу и насквозь, чему не всегда рада. Но вы из прошлого, а это устойчивое восприятие. Выпьем же за всех дорогих свидетелей моей юности и взросления.

- Ты знаешь, Маша, как-то перечитала все студенческие дневники и письма от девчонок, - сказала Анастасия, принимаясь за еду, - и, как на машине времени, улетела в прошлое. Какими мы были чистыми, наивными, как верили, что впереди только радость и хорошее, а плохое обойдет стороной. Как мечтали о любви. Вся институтская жизнь была пропитана этим ожиданием любви. Это ощущение не передать словами! Мне захотелось сделать достоянием гласности то, что я имею.

- Настя, ты молодец, что пишешь. Это, наверное, всегда было твое. Ты очень романтичная и в то же время сложная. Я уверена, у тебя будет потрясающий роман.

- Ну, великих авторов и без меня хватает. Но ты права: я всегда хотела писать, и меня тянуло в журналистику. Семь лет проработала в ведомственной газете, пока все не развалилось. Потом вернулась в школу.

- Твои «Сиреневые сны» я проглотила, как самый захватывающий детектив. Ты тонкая, чувствительная и наблюдательная. Все пропускаешь через сердце, и слог у тебя хороший. Сюжеты – они берутся из жизни. Все будет! Когда мечтаешь о чем-нибудь, оно всегда сбывается.

- Ты всегда была моей жилеткой-утешительницей. Эта моя пронзительная любовь к Сереже Полунину! Помнишь, да? Ситуация была безнадежная, а ты всеми силами пыталась мне помочь. До сих пор вижу, как ты впитывала лицом мои страдания.

- Что-нибудь знаешь о нем? – спросила Маша.

- Да, я нашла его в «Одноклассниках». Преподает в университете. Есть сын, который родился, когда мы учились на четвертом курсе. Очень похож на него, хорошая улыбка, но Сережа был лучше.

- Не думаю, что его женитьба была по большой любви, иначе не метался бы от одной к другой.

- На фотографиях он всегда один, - сообщила Анастасия. - Красивый, выхоленный. Но глаза без блеска, поэтому кажется чужим и незнакомым. А в статусе у него написано: «Женщина может любить так, будто никогда не уйдет. А потом уйдет так, будто никогда и не любила». Интересно, кого он имел в виду?

- Настя! Напиши ему, - живо встрепенулась Маша. - Наверняка он одинок. Вот ты живешь красивая, взрослая уже, умная, море нерастраченной нежности. А кто об этом знает? Ты же в тени, шифруешься. Как-то надо обозначиться. Не постучишься в дверь, тебе ее не откроют. Может, и он с нежностью вспоминает и студенчество, и стройотряд, и стройную застенчивую блондинку, которая писала ему глубокие, наивные и чистые письма...

- Я не писала ему писем! – возразила Анастасия. – Это они с моей сестрой переписывались у меня за спиной!

- Ведь он же тебя запомнил как девушку, которой не смог добиться, - с живостью продолжила Маша. - А мужикам всегда хочется довершить незавершенное.

- Когда-то я уже слышала от тебя подобное. Машка, а ты не меняешься!

- Да и возраст у него уже – не особый охотник, - не унималась подруга. - Но если незавершенное можно без особых хлопот завершить, почему бы нет? Напиши ему, что он не изменился, такой же красивый и брутальный. Повыставляй лайков на фотках. Мужики всегда ведутся, тщеславные, лесть любят больше баб.

- Он побывал на моей страничке и никак не отозвался, - заметила Анастасия. - Ему и раньше не нужна была моя любовь, и сейчас наплевать, что там у меня в жизни.

- Думай сама, - посоветовала Маша, разливая коньяк. – Как в анекдоте, после пятой рюмки она поняла, что он ждет ее звонка. Но лучше заранее себя не настраивать. Лучше ожидать меньшего, чтобы большее оказалось сюрпризом.

Она никак не могла отступиться от своей «идеи».

- Мужики любят, когда их хвалят и приравнивают к гению. Тогда он сам будет искать встречи с тобой. Сам вилочку принесет и тарелочку с лапшой: «Вешайте мне на уши, пожалуйста, и побольше!»

- Машка! Я тебя обожаю! - смеялась Анастасия, смахивая слезы. Казалось, они снова вернулись в счастливые студенческие времена, и не было в их жизни этих лет, сделавших их «взрослыми».

Маша вышла на балкон, держа в одной руке чашку крепкого кофе, а в другой - сигарету. Анастасия пристроилась рядом, вспугнув обитавших на подоконнике голубей.

- Майдан уже никто не вспоминает, - сказала Маша. – Все вообще устали от политики, и я тоже. Жизнь продолжается, денечки бегут, приближая нас к неизвестности. Сейчас главное – выжить. Маргарита нынче была проездом в Киеве по пути в Запорожье, она каждое лето приезжает к своим из Америки, и даже не позвонила, а у нас обычай всех друзей и знакомых встречать и провожать...

- Ты должна понимать «масштабы информационной войны», - улыбнулась Анастасия, вспомнив расхожее выражение. - Самые близкие друзья становятся врагами.

- Какая Марго была веселая, задорная, прикольная. Когда-то она брала именно своим позитивом, а после Майдана «преобразилась». И вместо позитива, исходящего от нее, человека, никогда не имевшего врагов и недоброжелателей, превратилась в существо, извергающее ругательства в адрес страны, где родилась, где получила образование, где ее все любили и до сих пор помнят.

- Я читаю ее заметки. Она настолько отточила свой слог, что ей впору подаваться в политические обозреватели. В попытках донести правду до народа у нее открылся необыкновенный дар убеждения Я бы под многими ее заметками подписалась, если бы в комментариях не начиналась оголтелая травля всего, что называется «русским». Многим ее «единомышленникам» нет дела до войны. Им неважно, на какую тему злословить. Не было бы украинской темы, была бы другая. Лишь бы повод был выплеснуть из себя негатив и ненависть.

- И никакой Жора не прогрессист. Это человек, ищущий, где лучше живется, - сказала Маша. - Потребительство – вот ее кредо. Майдан кто устроил? Россия? Заживо сожгли людей в Одессе? Россия? У каждого своя правда. Мнение запада нам неинтересно. Если хочешь что-то обсудить, надень ту обувь и пройдись в ней по событиям, о которых ничего не понял. Уж я-то живу в самом центре «гадюшника» и отсюда лучше понимаю, что к чему. Экономически мы были неразрывно связаны и никакому Евросоюзу на хрен не нужны. У них своих забот хватает.

- Меня тоже не все в политике нашей страны устраивает, вызывает недоумение эта манера «бряцать мускулами». Но это наш дом. Я бы сравнила Россию с матерью, а матери бывают разные – и даже совсем не идеальные. Но для детей мать – это всегда мать и любые оскорбления в ее адрес – это и личные оскорбления. Как можно простить такое заявление: «Я хочу украинскую стену от России и забыть, что такая страна есть вообще, чтобы все считали, что там край света»? Мы – быдло. Мы – нищие. Мы носим кирзовые сапоги и ходим на ведро... Она, конечно, хорошо живет, но это не повод для высокомерия.

- Искренне считает, что ей все завидуют, все выпады в свой адрес она относит к зависти.

- Завидовать можно людям, которые полны энергии и занимаются делом. Я вот завидую Жене Клыковой – она до сих пор полна оптимизма: проводит в школе флэшмобы и воплощают в жизнь интересные задумки. Наде завидую – путешествует по странам, у меня вот нет такой возможности. Недавно она чудесно отдохнула на Тенерифе, но с такой же радостью вернулась в наши серые нераскрашенные будни и мерзкую для лета погоду и с удовольствием вышла на работу. Жизнь вообще-то состоит из будней – и если их не будет, то и праздники не почувствуешь.

Темнота за окном сменилась на серую пелену, через которую стали проступать очертания деревьев и домов на противоположной стороне улицы. Подруги не заметили, как закончилась ночь, и наступило утро.

День начали с посещения Киево-Печерской лавры. Держа в руках свечки, которые при отсутствии кислорода беспрестанно гасли, бродили по узким темным пещерам, где покоились чудодейственные мощи безгрешных старцев. Потолкавшись в толпе паломников у священного источника, набрали бутылку целебной воды и, утолив жажду, умиротворенные, присели на обочину дороги, поджидая машину Игоря, чтобы ехать дальше.

И целый день кружили по городу, останавливаясь в местах, достойных внимания. На Лютеранской «вулице» они вышли из машины и по брусчатой мостовой, минуя «французьку» аптеку, через высокую арку, сцепившую монолитные здания, спустились на многолюдный Крещатик. Дошли пешком до Майдана и в уютном кафе у дерева, украшенного крохотными стульчиками, заказали блинчики с семгой и по бокалу освежающего «мохито».

На песчаном берегу Днепра Маша раскинула покрывало и извлекла из вместительной сумки пакеты с фруктами и бутербродами. Солнце уже клонилось к закату, лаская золотыми лучами речную гладь.

- Как и во времена Гоголя, чуден Днепр при тихой погоде! – провозгласила Анастасия и с вожделением погрузилась в теплую воду. – Ура! Сегодня я пополнила список знаменитых водоемов, которые омывали мое тело.

Наблюдая за подругой со счастливой безмятежностью во взгляде, Маша после заплыва далеко по течению возвращалась по берегу плавной походкой и в лучах заходящего солнца напоминала древнегреческую богиню красоты Афродиту, в которую влюблялись все, кто встречался на ее пути.

Вечер в домашнем кругу друзей прошел замечательно. Под звучание прекрасных джазовых мелодий проговорили до утра. Кратковременный сон перед отъездом не дал отдыха, а походил на тревожное бдение. И вот они уже стоят на перроне возле вагона «Киев – Санкт-Петербург», и Маша скороговоркой, уже на последнем дыхании, торопится высказать как можно больше добрых слов:

- Я хочу, чтобы у тебя все было хорошо, чтобы ты была счастлива и благополучна. Чтобы у всех наших девчонок было то, о чем они мечтают. Чтобы все были здоровы, любимы, удачливы.

Пассажиров приглашают в вагон. Через мутноватые стекла двойного окна Анастасия видит совершенно несчастное Машино лицо с «потекшими» от слез глазами. Она не уходит, смотрит так жалостно и печально, словно та увозит с собой ее несбывшуюся мечту о возврате прекрасной юности. 

- Все, Маша, иди же! Не рви душу! – машет Анастасия рукой. Поезд трогается с места и оставляет за собой застывшую скорбную фигурку. Снова за окнами плывут рекламные вывески, и мир «полной безграмотности» остается позади. Она забирается на свою вторую полку, достает книжку, пытается читать, но уже через несколько страниц попадает в объятия мертвецкого сна. В вагоне душно. Напротив, на голой полке без матраса, лежит парень.

- А почему без матраса? – с удивлением спрашивает молодой упитанный мужик в камуфляжной майке.

- Так жарко же! – отвечает тот.

- Так не сверху же!

Все смеются. Таможенники ведут по проходу собаку, которая со знанием дела обнюхивает закутки.

- Девушка, убирайте ножки, а то собачка отгрызет, - советует «камуфляжный» остряк.

- Не думаю, что она так голодна, - отвечает рыженькая девчонка с бокового места, но ноги торопливо поджимает.

Анастасия спит двадцать четыре часа подряд, укачанная стуком колес, а когда, наконец, спускается вниз, встречает полные изумления взгляды своих попутчиков.

- Ну, вы рекорд побили – проспали сутки. Почему не кушали?

- Полезно для здоровья остаться без ужина. 

Однако, умывшись, она вспоминает про бутерброды, которые положила ей в дорогу Маша. Но именно в этот момент гаснет свет в вагоне.

- О! Свет потушили, а я решила перекусить.

- Вы как моя жена, - замечает мужик в камуфляжной майке. – Буду худеть, а сама сало на ночь ест в темноте, чтобы никто не видел.

И снова Анастасию встречает Петербург, где все люди, заведенные ритмом огромного города, куда-то бегут и торопятся, ничего вокруг не замечая. И в этом людском муравейнике никому нет дела до печалей и радостей друг друга. Как заметила сестра Вероника, даже если раздеться и пойти по улице голой, никого это не удивит, потому что все с головой погружены в свои проблемы.

Анастасия с трудом волочит свою дорожную сумку, ставшую неподъемной от подарков Маши и Игоря, зажимает под мышкой портрет, обернутый плотной холщовой тканью. Где-то в дамской сумочке надрывается ее сотовый телефон. Конечно же, это Машка!

- Настя, с приездом тебя! Отдыхай, принимай ванну, приходи в себя с дороги. Я тебя очень люблю и уже страшно скучаю. Как довезла свой портрет? Не размазался ли? Не отобрали на таможне?

- Портрет довезла в хорошем состоянии, - говорит Анастасия. - Таможня не домогалась, в сумке никто не рылся, хотя там было кое-что интересное: коньяк дорогущий и национальное достояние – водка казацкая.

- Когда ты уехала, я проспала около трех часов. Проснулась – такая тоска! Я весь день хожу и думаю о тебе. И ты стоишь перед глазами, какой была в молодости. Не верится, что ты была в Киеве. Как мираж. Цветы твои стоят, не забрала. Как бы вернуть все назад и еще раз прожить твой визит. Как много тебе не сказали, не показали, не расспросили...

- Маш, рассказать все невозможно. Это ощущение недосказанности, недоговоренности всегда останется, когда людям есть что сказать друг другу. Я тоже какая-то не своя, словно потеряла что-то. Эх, Машка! Неужели опять общаться будем только через интернет? Еще вчера были так рядом, так близко. Голова кружится с дороги. В памяти выплывают самые яркие моменты встречи. Спасибо нам, что они случились.

Наталья Борисова
Братск (Россия)
Из  книги "Инязовки"
Записки Насти Январевой"
Опубликовано 14.01.2018