Цвет жизни – индиго
Солнце долизывало остатки грязного снега, обнажая неприглядный мусорный покров, накопившийся за долгую зиму. Среди буйства солнечного света, необычного для конца марта, Иркутск казался неприбранным, еще не готовым к приему гостей. Другое дело - середина мая, когда деревья покрываются нежной зеленью листвы, и воздух наполняется пьянящими ароматами ожидания любви, как было в пору далекой студенческой юности...
«Но что есть такого в Иркутске, что тянет сюда неведомая сила? - думала Анастасия, следуя мимо зазывающих витрин нарядных бутиков. - Наверное, мы всю жизнь будем любить то, что любили в юности. Будь то фонтан в сквере Кирова, танцплощадка на острове Юности или песня тех времен. Нам дорого это, потому что возвращает нас в молодость».
Канули в небытие милые сердцу заведения общепита – пельменная и кафе «Север». Обыкновенные столовые – с подносами, раздачей, без официантов, но ... самые благородные столовые, где можно было широким жестом взять шницель, яйцо под майонезом и творожную запеканку. Вот было время! А сейчас... Ломятся от изобилия лавки овощных и фруктовых рядов, занявшие немалое пространство торговой площади. Фешенебельный торговый центр венчает улицу Урицкого. Невдалеке Шанхай-Сити, заполоненный доступными по цене китайскими товарами. Все в угоду покупателю. «Бери – не хочу!»
Улица Карла Маркса, поменяв привычные вывески на рекламные слоганы, преобразилась на манер заграничных «бродвеев». "Свободные" художники по-прежнему выставляют здесь свои картины. Одни - вдоль витрины художественного салона, другие - на пешеходной части. Ничего особенного, можно проходить мимо, не задерживаясь - букетики, карамельно-приторные виды Байкала, рассчитанные на непритязательный вкус туриста.
Неожиданно Анастасия убавила шаг и остановилась, задержав взгляд на картине, где была изображена девушка, красота которой органично вписывалась в красоту природы. Лицо этой девушки, обрамленное горными вершинами, и взгляд, пронизывающий пелену облаков, оживили в памяти знакомые ассоциации: именно так виделось единение человека и природы, которое представляла из себя «странная девочка» - их однокурсница Катя Минаева.
- А вы как трактуете эту картину? – обратилась она к человеку с прокопченным на солнце лицом, сидевшему на складном стульчике на обочине тротуара.
- Пик женской красоты, - отозвался тот, с живостью устремляясь навстречу с готовой поэтической тирадой: – «Пик красоты – в туманной белой дымке. И волосы, как очертанья гор. Вдали пейзажа чудные картинки. Ее глаза, как глубина озер...»
Анастасия пожала плечами.
- Похоже на попытку олицетворить легенду о Байкале и его непокорной дочери Ангаре.
- Можно и так сказать, - обмотанный шарфом мужчина внимательно глянул на прохожую. - Автор картины - питерский художник Никас Сафронов. На аукционе она уйдет за пятьдесят тысяч. Не желаете посмотреть каталог?
- Нет, спасибо. Я ничего покупать не буду.
Минуя последние достопримечательности улицы Карла Маркса - памятник Александру Вампилову с живыми цветами у подножия, сверкающее свежими красками здание драмтеатра неподалеку и, наконец, краеведческий музей, - Анастасия вышла на Набережную. Порыв свежего ветра донес с реки знакомый запах прибрежных водорослей.
Ангара обмелела, обнажив неприглядные места, ранее скрытые под водой. Как обеднел любимый остров Юности! Причудливая танцевальная эстрада почти разрушилась от речной сырости, поблекла под палящими лучами солнца. В расщелинах между досками деревянного танцпола выросла сорная трава. Неподалеку появились кафе и ночные ресторанчики – красота острова работала на прибыль. Залив, который девчонки бороздили на лодках, высох и зарос высокими бодылями. А вот и горбатый мостик, по которому Настя в своем ажурном черном платье - времен школьного выпускного бала - убегала от настойчивого лейтенанта. Остановись она тогда, прислушайся к его словам, посмотри внимательнее в глаза... Глупая, глупая девчонка! А может, он-то и был ее судьбой? Знать бы наперед. Да, здесь все уже не то. И они другие, с жизненным опытом длиною в тридцать с лишним лет. Дважды в одну воду не входят...
Катя пришла на встречу одетая по-походному: куртка, брюки, резиновые сапожки, простой рюкзачок за спиной. Необычайная сухость фигуры делала ее походку легкой до невесомости. Ее взгляд, прежде прожигающий насквозь, стал умеренно-спокойным, наполнился тем усталым смыслом, что приобретают люди, для которых «жизнь прожить – не поле перейти». Она выглядела совсем по-другому, и, возможно, повстречай ее Анастасия в толпе прохожих, то, не задерживая взгляда, прошла бы мимо, не узнав Катиного исхудавшего лица. Но мягкий грудной голос, по-девичьи тонкие руки, молодой блеск в глазах и непременная готовность идти вперед и действовать – все это было, без сомнения, ее, Катино, и не поддавалось коррективам времени.
- Сейчас возьмем такси и поедем ко мне на дачу. Там грязь непролазная, но мы попросим остановиться у самого дома. Там и поговорим.
Жилой микрорайон Юбилейный, куда они быстро домчались на такси, разрастался новостройками, забирая под свои нужды прилегающие территории, и дачный поселок оказался в черте города. Там, на крохотном участке земли, приютился Катин двухэтажный симпатичный домик.
Они вошли внутрь дома, заставленного строительными материалами, блоками и мешками с сухими смесями. Запах свежеструганного дерева мешался с устойчивым духом запущенности и неразберихи, присущими всякому затяжному строительству.
- Татарников оставил у меня свой столярный станок, - сказала Катя. – Потихоньку работает здесь. Сделал мне двери, лестницу на второй этаж и много чего по мелочи.
- Кто такой Татарников? – поинтересовалась Анастасия, ступая за Катей в жилую комнату, где присутствовали стеллажи для рассады, небольшой диван, стол, шкафчик для посуды и множество неопределенных вещей, сваленных в беспорядке тут и там.
- Ты не знаешь Владимира Татарникова? – удивилась Катя. – Известный еще в семидесятые годы автор и виртуоз гитары.
Мы познакомились в клубе самодеятельной песни и вместе ездили на фестивали. Татарников записал диск своих песен, и на том диске есть две песни на мои стихи. Четыре года назад я поселила его у себя на даче, но после этого лета он, скорее всего, вернется к своей бывшей жене. Я за него рада...
Катя наскоро приготовила кофе, разложила на столе нехитрое угощение: печенье и зеленые яблоки.
- Нам было тогда не просто весело и интересно вместе. Это было духовное родство, ближе кровного. Мы могли, задержавшись у кого-то дома, спать вповалку на полу, съедать тазик тертой морковки и буханку хлеба на пятнадцать человек, и никто не уходил голодным. Мы дружим и по сей день. Выручаем друг друга и вместе празднуем. И сейчас, уже с дочерью Мариной, обязательно каждое лето, в третьи выходные июня, ездим на фестивали, поем всю ночь у костра. Это – для души. Сначала клуб собирался в нашем институте, потом в ДК завода имени Куйбышева. Мне повезло «вживую» посмотреть концерты известных бардов.
Катя вытащила стопку фотографий, выбирая снимки знаменитостей, которые прошлись по ее жизни. Ей хотелось рассказать о каждом.
- Дольского я с ладони угостила жареным арахисом. С Визбором после всенощного пения в клубе альпинистов шла под ручку до гостиницы «Ангара». С Клячкиным выпивали после концерта. Елену Камбурову мы приглашали на ужин в квартире Гоши Белых. Я сварила что-то испанское на всю компанию, всем понравилось. Елена научила нас пить томатный сок, размешанный со сметаной – это и правда очень вкусно...
- Такой я была в год поступления в институт, - Катя задержала взгляд на одном из снимков. - За моей спиной – излучина реки Томь. Место завораживает своей красотой.
- Сияющая невинность! - воскликнула Анастасия, рассматривая фотографию. - Полный надежды наивный взгляд, но какой в нем посыл, какая внутренняя энергетика! Катя, да ты - Ассоль в ожидании корабля с алыми парусами.
- Ну, если только в кавычках, - засмеялась Катя. - Морем я заболела с шестого класса, после трех поездок в Крым и когда прочитала «Алые паруса» Александра Грина. Я перечертила схему такелажа трехмачтового корабля, выучила все названия и написала заявление в Ленинградскую мореходку с просьбой выучить меня на матроса или хотя бы юнгу. Мне ответили отказом: «Девочек не принимаем».
- Помню, помню большой парусный корабль, нарисованный восковыми мелками, который «плыл» над твоей кроватью, развернув паруса – трехмачтовый бриг, верно?
- В общежитии мне постоянно хотелось чем-то украсить скучные стены. Продержался мой парусник до первой проверки. Комендант сказала: «Не положено!», и корабль пришлось соскоблить.
- А «святая троица» испанского отделения: Че Гевара, Фидель Кастро и Камило Сьенфуэгос, изображенные гуашью в рекреации на нашем этаже, тоже твое художество?
- Их век был недолог: слой гуаши поверх известковой побелки, подсыхая, постепенно отвалился...
Они пили кофе из больших кружек, с интересом рассматривали друг друга, выискивая знакомые черты, которые избирательно сохранила память. Нет, от прежней Кати ничего не осталось. Разве только интонации голоса и непоколебимая уверенность в том, что она всегда права.
- Институтская жизнь мне сразу пришлась по вкусу, - рассказывала Катя. - В воздухе витала идея о создании интерклуба романского факультета, где мы могли общаться друг с другом в «языковой» атмосфере. Я вместе с другими активистами ходила к ректору Исаченко и «выбивала» помещение под клуб. Когда разрешение, наконец, было получено, мы с энтузиазмом разгребали завалы мусора в запущенной комнате, отмывали пол от глянцевых мокриц. К сожалению, с назначением другого ректора эту комнату забрали для хозяйственных нужд. Бывший ректор вместе с профессором философии были уличены в «голубизне», оба сняты с должностей и разосланы: один - в типографию «Восточки», другой - куда-то в Среднюю Азию, где, по слухам, вскоре умер. Очень жаль обоих. Они были прекрасными преподавателями и хорошими людьми.
- Подумать только! - воскликнула Анастасия. - Они не захотели делать другой выбор в таком богатом «бабьем царстве», где красавицы всех мастей – блондинки, брюнетки, шатенки, все яркие, ухоженные, любая достойна участия в конкурсе красоты, - грациозно покачивая бедрами, плавными походками рассекали институтские коридоры. Помню, как ошарашена была моя сестра, когда впервые побывала у меня в гостях: «Бабье, вокруг одно бабье!» Стоило ли удивляться накалу неудовлетворенных любовных страстей, который присутствовал в самом воздухе иняза? На десять девчонок приходилось два парня. Кстати, а как поживает друг твой Падре, который не ел мяса, не пил алкоголя и насмешливо покровительствовал вчерашним школьницам?
- У него все нормально, мы перезваниваемся.
- У вас была любовь, похоже?
- Да, он был у меня первым, - призналась Катя, - хотя ни тогда он в это не поверил, ни много лет спустя. Его проблемы. Наша связь продолжалась до моего тридцатилетнего возраста. Первого мужчину помнят долго, если опыт не оказался печальным.
- А из Патрихи общаешься с кем-нибудь?
- Ты разве не слышала? Около десяти лет назад Патриха исчезла с карты Иркутской области, - Катя вынула из пачки сигарету. - Этой деревни уже не существует в природе.
- Как исчезла? В прямом смысле?
- Да. Накрыло льдами во время весеннего паводка. Такого разгула стихии не ожидал никто. В конце апреля на Бирюсе образовался ледяной затор. И вдруг потеплело до 24 градусов, прошел сильный ливневый дождь. Уровень воды резко поднялся. О наводнении спасатели знали. Отправили в деревню сотрудников, чтобы предупредить население. Люди эвакуироваться отказались: кто-то просто не верил, кто-то боялся мародеров. Ночью на деревню пошел лед. Полностью снесло улицу Береговую и старую Патриху. Несколько часов вертолеты эвакуировали людей в безопасное место. Одна престарелая старушка отказалась выходить из дома, а ночью ее дом перевернуло льдом. Многие попали в больницу с травмами и простудами. Один мужчина умер от кровоизлияния в мозг.
- Ужасная трагедия... - Анастасия поежилась, как от озноба. - Знаешь, о чем я подумала сейчас? Есть люди, по натуре своей совершенно беззлобные. Их нельзя обижать, иначе все причиненное им зло и боль вернутся к обидчику. Патриха очень обидела тебя – и вот пострадала за это. Почему-то мне показалось так.
...Они вышли на балкончик. День клонился к закату, и прохладный мартовский воздух, пронизанный лучами заходящего солнца, наполнился арбузной свежестью.
- Вид хороший отсюда, - заметила Анастасия, вглядываясь вдаль. - Березовая рощица радует глаз. За пустырем начинаются многоэтажки - до города рукой подать... Я вот все думаю: что ты могла изменить в этой Патрихе? К очковтирательству принуждает вся система образования. Не хочешь приписывать проценты, добивайся настоящего качества. Вроде как сам виноват, что не дотягиваешь до уровня. Думаешь, у других, кто поехал в деревню, было проще? Патриха бунтовала против тебя, ведь ты не хотела ни под кого прогибаться. Ты по своему характеру не умела. Люди везде одинаковые. Если затронуть их какое-то больное место, они именно так себя и поведут. Я уверена, если бы было реальное желание все исправить, что-то получилось бы. А ты хотела одного – отработать год и уехать. Не желали мы губить свои молодые жизни в этих забытых Богом деревнях. Меня моя деревня тоже «поломала» - сделала примитивнее, свела на нет тот багаж знаний, что дал нам институт...
Она задумалась о выпускниках иняза, которые ушли из профессии и перебивались, где и как придется, не желая работать в школе. Не всем дано быть учителями. Катина жизнь казалась непрерывным преодолением препятствий. Она не признавала правил, если они шли вразрез с ее миропониманием, всегда стояла на своем – стойкий оловянный солдатик...
У каждого человека есть цвет его жизни. Эта цветовая оболочка видна в его ауре. Люди, карма которых окрашена темно-синим цветом - индиго, неординарные личности. Они имеют высокий уровень интеллекта, рассуждают об устройстве мира, видят ауры, умеют управлять энергией. Странные люди не от мира сего, «белые вороны», они на все имеют свою точку зрения. Они не лучше и не хуже. Они другие. Катя стояла рядом, та самая инопланетянка, которая в студенческие годы была для них загадкой - жила в собственном мироздании, много читала, ходила в походы, посещала бардовский клуб. В том кругу ей нравилось больше, чем в компании однокурсниц, озабоченных своими любвями.
- Катя, мне сейчас пришло в голову, что ты у нас человек-индиго, - сказала Анастасия, повернув голову в ее сторону. Та разминала очередную сигарету тонкими до прозрачности пальцами.
- У Маринки точно светло-фиолетовый цвет оболочки. Я его вижу... - Она чему-то улыбалась. Возможно, ей захотелось разбавить темно-синий цвет своей жизни светлыми и радостными красками.
- Однажды мне предложили горящую путевку в Лазаревское. Знакомый врач, для которого я переводила статьи по хирургии (он писал диссертацию), помог мне за два дня сдать все анализы и заполнить санаторно-курортную карту. И полетела я в Сочи в конце марта. Там уже вовсю бушевала весна, очень приятно пахло на улице. Однажды я решила пообедать в ближайшем кафе «Каштан», минутах в 15 езды от санатория. Хозяевами были русские – отец и два сына. Обеденный зал был устроен, как парусный корабль. Штурвал, канаты, леера, перегородки, кабинки-каюты с иллюминаторами, медная рында... Я заказала лобио с зеленью и каштановый мед к чаю. Мне принесли целую гору зелени на тарелке. Мед был густым, почти черным и с горчинкой. Я так бурно радовалась этому обеду и этой обстановке, что хозяева кафе повыгоняли всех посетителей и подсели ко мне за столик. Перед отъездом я позвонила в то кафе, и мне устроили «отвальную» с коньяком и шашлыком. Остановили частную машину, заплатили водителю, и тот довез меня прямо до корпуса. Прекрасные люди! Я смотрела в интернете, это кафе и сейчас там. Светлым пятном в моей санаторной жизни были кино и танцы в клубе и... сам завклубом. Он ездил по санаторию на роликовой доске и настаивал домашнее вино «Изабелла». Под музыку «Битлз» и мандаринки мы могли за вечер выпить на двоих «баллон» (трехлитровую банку) той «Изабеллы». На танцах я отплясывала «Ламбаду», очень живо, никто не мог со мной соревноваться.
- У вас был курортный роман?
- Никаких курортных романов не случилось. Сезон купания еще не наступил, пляж был закрыт. Я ездила на экскурсии в Новый Афон, в Сухумский обезьянник и в пещеры. Гуляла в дубовой роще. Однажды на закате увидела на клумбе свернувшуюся в кольцо змею, бронзовую от головы до хвоста. Я побоялась, что кто-нибудь убьет ее. Подцепила змею двумя прутиками и отнесла в кусты. Потом мне сказали, это была очень ядовитая змея медянка. Один ее укус мог меня убить.
В день отъезда я срезала с куста гортензии верхушку, положила в пакетик с водой и увезла с собой. Эта гортензия растет в горшке на моем окне уже двадцать шесть лет. В самолете я везла на коленях, чтобы не разбить, две бутылки вина «Черные глаза» и «Лидия». В то время в Иркутске купить хорошее вино было почти невозможно...
Катя никогда не начинала разговор о своем недомогании. Тяжелая операция по удалению легкого не остановила коварную болезнь – опухолевые образования появились в головном мозге, и ее самочувствие с каждым днем ухудшалось. Через год, будучи в Иркутске, Анастасия навестила Катю в ее крохотной квартирке с окнами, выходящими на Ангару. Та лежала в комнате, забитой коробками, тюками и книгами, где невозможно было протиснуться даже боком. Подступ к закрытой наглухо форточке был прочно забаррикадирован предметами непонятного назначения.
jpg
- Катя, почему ты не выбросишь лишний хлам? – удивилась Анастасия. Ей вдруг показалось, что в душной атмосфере помещения, куда не попадал свежий воздух, нашли пристанище все тревожные «сущности», от которых Катя некогда избавила своих больных пациентов. – Ты же знаешь, что старые вещи собирают на себя отрицательную энергетику.
- Удобнее падать, когда голова кружится, - пробовала пошутить Катя. – Я ведь не хожу прямо, меня постоянно закидывает по сторонам...
Она была так слаба, что не решалась выходить даже на лестничную площадку. Через два месяца после этой встречи ее не стало. Последние дни она провела в хосписе. Трижды в день ее навещали подруги и однокурсницы – те, кто оставил след в ее судьбе и просто неравнодушные к чужому горю люди.
Катю похоронили в березняке, где мило щебечут птицы. Фотографию для памятника выбрали лучшую, где она молодая и красивая. На скромном поминальном обеде в кафе говорили о том, какой она была выдержанной, интеллигентной, доброжелательной женщиной. Вся ее жизнь была борьбой за справедливость, как она сама её понимала...
Наталья Борисова
Братск (Россия)
Из книги "Инязовки"
Записки Насти Январевой"
Опубликовано 07.01.2018