Главная / Inicio >> Рафаэль каждый день / Raphael cada día >> Воскресные чтения с Татьяной Коссара

Raphael cada día

22.02.2015

Воскресные чтения с Татьяной Коссара


Золотые ворота: ретро. Часть II

Татьяна Коссара продолжает рассказ о воем знакомстве с Золотыми воротами, которые, она впервые увидела в театре...

Царские Врата православного храма - и есть Золотые Ворота моего детства. Резные. Решётчатые. Сплошь увитые золотыми виноградными гроздьями... Я узнала их тут же – едва впервые в жизни переступила порог Православной Церкви.

Золотые ворота: ретро. Часть I

И мне, конечно, уже никогда не «очнуться» от пожизненного изумления и благодарения - за эту «щёлочку» в Царство Иное, которую мне чуть приотворили тогда, в моём младенческом детстве. Я, разумеется, полжизни не понимала, Чья это работа, - Кто это сделал для меня... Кто меня так верно любил, что заставил искать Себя с четырёхлетнего возраста; Кто «отверз мне духовные очи» - показав Смысл всей моей последующей жизни и конечную Цель всей её - в простой театральной декорации... в «фоне»; в символе...

Кто толкнул меня «вглубь» этого «фона»; Кто вложил в моё детское сердце стремление такой неодолимой силы... я-то была уверена в том, что все эти безотчётные действия были моими собственными - что это просто импульс; просто - фантазия; просто - эмоциональные всплески нервной материи ребёнка. А это Ангел Хранитель вёл меня «за ручку».

Это закладывалась в мою душу воля Божия обо мне. Теперь я уверена - не может быть, чтобы чего-то похожего не дано было бы каждому человеку, приходящему на эту землю... «просвещающего всякого человека, грядущего в мир»... всякого, без изъятия!

Так вот я всегда в театре знала - Это. Это, разумеется, было везде; Это было разлито во всей жизни - «щёлочки»; «калиточки»; «стрелочки» - в Мир Иной... А просто мой путь шёл через театр.

Ещё нечто из неизгладимых «театральных» впечатлений детства. Я учусь во втором классе; у меня есть друг и одноклассник Серёжка, с которым мы играем в нашем старом дворе, предпочитая общество друг друга любому другому обществу. У Серёжки умерла мама.

Сперва этому никто не верит - мы украдкой заглядываем в открытую дверь квартиры; видим, как Серёжкин папа ходит по комнате, бессмысленно повторяя одну и ту же фразу: - «Что же теперь делать... Господи, что же теперь делать...» - то и дело хватаясь обеими руками за голову, которая вчера ещё была совершенно чёрная, а сегодня вдруг отчего-то стала совершенно белая то ли с правой, то ли с левой стороны.

А следующим утром у Серёжкиного подъезда стоит высокий, усыпанный цветами гроб, и в нём с закрытыми глазами лежит тётя Люся - молодая и прекрасная, как спящая принцесса. Торжественная благоговейная тишина. И вдруг в ней - звонкий голосок трёхлетнего Витуськи, Серёжкиного братика: - Па-а, - а почему мама спит?.. а почему все плачут?..- а ты скажи, пусть мамочка скорее просыпается...

Алексей Иваныч обнимает Витуську, подминая его всего под свои тяжёлые вздрагивающие плечи и побелевшую голову... рядом стоит совершенно растерянный Серёжка... Я смотрю на всю эту картину. На этот высокий гроб посреди тёплого солнечного дня, птичьего щебета и нежного ветра... - и вдруг всё моё существо пронзает ослепительно-сладостная мысль: - Господи, - какая тётя Люся счастливая!!.. Господи, - как я хочу быть на её месте!!.

Невероятным чудом нездешней, пронзительной красоты кажется мне её профиль и - особенно! - прекрасная, точёная, будто мраморная, кисть правой руки, высоко лежащая на левой...

Когда я впервые прочла у Федерико Гарсиа Лорки строчки - 

«Профиль мёртвого ранит,
Как лезвие варварской навахи...» -

перед глазами мгновенно возникла эта картина.

Я была поражена тем, что человек так опытно понимает дело... мне в жизни крайне редко удаётся пересекаться с людьми, которые бы видели и чувствовали одинаково со мною (особенно отчего-то никогда не удавалось это в детстве - отмеченном по этой причине печатью тотального духовного одиночества), и потому я бесконечно ценю каждое подобное «пересечение». После Грина Лорка был вторым на всю жизнь «пересёкшим» меня человеком.

Ещё одно «пересечение» - мимолётное, одномоментное! - произошло даже во времени и пространстве. На последнем курсе театроведческого факультета ЛГИТМиКа, зимой в Москве, в квартире легендарного актёра-мхатовца Н.Хмелёва я беседую с (тоже легендарной!) старой актрисой цыганского театра «Ромэн» Лялей Чёрной. Я пишу диплом по истории и проблематике этого театра, но Ляля Чёрная то и дело уклоняется от «учёных» разговоров в воспоминания детства и юности. Озорно и беспечно улыбаясь своей знаменитой, и сейчас ещё «неотразимой» улыбкой, рассказывает она, как звонил погребальный колокол того или иного храма дореволюционной православной Москвы - и маленькая девочка, очаровательный шоколадно-смуглый ребёнок, тайком от няни и родителей стремглав летела на этот звон... как она входила в церковь; как глядела в лицо незнакомого усопшего, отпеваемого в этот момент... и - начинала плакать о нём. Да так, что люди дивились: это дочка усопшего, что ли? Это такая маленькая сиротка?

Я выслушиваю всё это из уст легендарной трагической актрисы, а перед глазами - старый двор моего детства... весьма нестройные, мягко говоря, звуки траурного оркестрика... заслышав которые, вся детвора нашего огромного старого дома сбегалась поглазеть на ту или иную похоронную процессию, шествующую по нашей широкой улице Первого Мая. ...Глазели все. А плакала только я. Не зная, отчего - просто глядя в незнакомое лицо, которое по неумолимой, неотвратимой и неизвестной мне причине в этот день и час должно было навсегда исчезнуть с лица земли.

Живые лица, снующие туда-сюда, не привлекали такого внимания: они не несли на себе никакой тайны; о них не хотелось плакать: они как бы не стоили того. Однако случись кому-то из них умереть - он тотчас же вновь становился значителен: тайна, сотворившая его человеком, как бы возвращалась к нему на чело, когда он был положен во гроб, - некоей печатью... И - странная она вещь, вот эта самая тайна, сообщающая человеку значительность... что она такое?!.

Мне казалось в детстве, что она как бы зависит от рамки.

Девушка - не отличишь от других. Та же девушка, но - «рамка» из белых цветов, фаты и свадебного платья делает её единственной. Малыш в общей песочнице - малыш в коляске. Человек в транспорте - тот же человек в транспорте, но - в национальном костюме (к национальному костюму не забыть бы вернуться по другому поводу!)... Ученица в школьной форме в стайке таких же учениц - она же Снегурочка на карнавале; просто мальчик - он же Зайчик на утреннике...

Татьяна Коссара
Санкт-Петербург (Россия)




Комментарии


 Оставить комментарий 
Заголовок:
Ваше имя:
E-Mail (не публикуется):
Уведомлять меня о новых комментариях на этой странице
Ваша оценка этой статьи:
Ваш комментарий: *Максимально 600 символов.