Часть I

PARTE I

Карлос Диего Меса: Привет, добрый вечер! Добро пожаловать в «De Cerca». Мы открываем программу разговором о мифах популярной песни. И кто ж сомневается, что Рафаэль является одним из этих мифов для Испании и Латинской Америки, для испаноговорящей эстрады. Он поет тридцать пять лет, и почти всегда - на гребне славы. Мы узнаем не о персонаже, которого знают все, который поет, а о том, каков он за пределами сцены. Вы – представитель поколения певцов шестидесятых годов в Испании Франко, с который в какой-то момент Вас идентифицировали. Какой сейчас Вы видите страну тех лет?

Рафаэль: Эта страна постоянно эволюционировала. Сейчас с появлением его величества короля мы имеем чудесную Испанию, наши руководители все улучшают. Теперь это достаточно удобная и очень приятная Испания. На ту эпоху, о которой ты сказал, мы смотрим с большой симпатией и любовью. Это тоже была очень милая эпоха.

Карлос Диего Меса: Отвлекаясь от политики...

Рафаэль: Я в ней ничего не понимаю и не рискую говорить о ней, потому что точно ляпну что-нибудь не то.

Карлос Диего Меса: Отвлекаясь от политики и говоря об образе жизни: Вы бы предпочли мир таким, каким он был в шестидесятые?

Рафаэль: Нет. Я не склонен к ностальгии. Я предпочитаю мир две тысячи сотого года.

Карлос Диего Меса: Вам нравится мир, в котором Вы живете сейчас?

Рафаэль: Он развивается, как и все в этой жизни, все страны эволюционируют, одни быстрее, чем другие. Но я считаю, что плохо жить воспоминаниями. Я из тех, кто верит людям, верит, что они будут работать хорошо и стремиться к лучшему, и что все будет хорошо. Я всегда помогаю тем, кто начинает. Они вызывает у меня уважение, потому что это те, кто создает завтрашний день.

Карлос Диего Меса: Какое воспитание Вы дали своим детям?

Рафаэль: Я воспитывал их так же, как воспитывали меня и мою жену. Честно. Дружески. Мои дети всегда делали то, то им нравилось, но только если это были хорошие дела. Главное, что делали мои родители (их обоих уже нет) – это позволяли мне заниматься моими делами. Они не помогали и не запрещали. Они разрешали мне делать все – ясное дело, издалека приглядывая за мной. Это моя теория – и моей жены также. Мы растили наших детей так. И они получились феноменально хорошими.

Карлос Диего Меса: Трудно быть ребенком артиста, а быть ребенком Рафаэля – вдвойне. Они не могут быть такими, какими хотят.

Рафаэль: К счастью, нет. У каждого из них есть своя личность, и это здорово. Они очень хорошо справились с этим, и в школе тоже. Я не знаю, как, но им это удалось. Они хорошие люди. Мой отец - Рафаэль. И точка. Я – Хакобо Мартос.

Карлос Диего Меса: Почему Хакобо?

Рафаэль: Наталии захотелось, чтобы его звали Хакобо.

Карлос Диего Меса: Это напоминает о Библии.

Рафаэль: Возможно. У меня есть очень близкий любимый друг – Хакобо Заблудовски. Сын носит его имя.

Карлос Диего Меса: Вы – религиозный человек?

Рафаэль: Да, но не фанатично. Я на все вопросы отвечаю «да, но я не фанатик этого».

Карлос Диего Меса: Вы верите в Деву Марию? Потому что в какой-то момент музыкальной карьеры Вы пели...

Рафаэль: Я верю в Деву Марию, я католик.

Карлос Диего Меса: Говоря о страсти, Вы сказали: я не фанатик. Но когда Вы поете, Вы им кажетесь.

Рафаэль: Но не таким, каким я мог бы быть. Но с каждым днем я могу все больше. Я всегда смотрю в завтрашний день и не отступаю назад. Я могу дать еще больше, чем отдаю сейчас, и сделать это интервью интереснее, чем оно будет. Я мог бы дать больше, но если я сделаю все возможное, что я оставлю на завтра?

Карлос Диего Меса: Завтра всегда присутствует как возможность.

Рафаэль: Без завтрашнего дня мы потерпим поражение сегодня.

Карлос Диего Меса: Вопрос, который постоянно задают: Рафаэль такой, каким он выглядит во время пения? Он на самом деле выражает свою личность?

Рафаэль: Да, Рафаэль и Рапаэль (Рафаэль через «ph») – один и тот же человек. Это я изобрел «ph». Но с тобой разговаривает Рафаэль Мартос.

Карлос Диего Меса: А поет Рафаэль с «ph»?

Рафаэль: Да. Это мое творение. Этот горшочек я поливаю каждый день, чтобы он продолжал расти.

Карлос Диего Меса: Манерность...

Рафаэль: Да, но ни о чем другом и речи нет, Ни за что. Вы обычно путаете меня с человеком, являющимся настоящим латином, андалузцем со всех четыре сторон, который умеет выходить на сцену и двигаться на ней, как рыба в воде. Когда я вижу артиста, у которого руки в карманах, а перед ним микрофон, который он не знает, куда деть... люди путают умение вести себя на сцене с кое-чем другим... нет. Я выражаю чувства при помощи глаз, рук, потому что я латин и кроме того - андалузец. И если бы ты знал про андалузский темперамент, ты бы понял, что это так. Мы все такие.

Карлос Диего Меса: Как ты создавал твой персонаж, которому уже столько лет? Это что-то разученное?

Рафаэль: Нет. И это не персонаж, созданный специально. Он близок моей личности, мы совершенно идентичны. Мы раздваиваемся, когда я вхожу в свой дом и превращаюсь в отца семьи, супруга и т.п., но больше ничего. Мы одно и то же. Единственное отличие в том, что Рафаэль с «ph» поет на сцене, а Рафаэль с «f» не поет даже в душе. Правда – я никогда не пою в душе.

Карлос Диего Меса: Вы никогда не поете за пределами сцены?

Рафаэль: Да. Когда я репетирую и нахожусь в студии звукозаписи

Карлос Диего Меса: Я имел в виду – за пределами чисто профессиональных помещений.

Рафаэль: Да. Я могу петь в горах или когда езжу верхом. Когда я радуюсь, я пою веселые вещи, когда грущу – грустные. Но в душе я не пою. Моя мать пела в кухне, когда готовила. Она не была артисткой, но пела очень хорошо.

Карлос Диего Меса: Что надоело Вам или от чего Вы устали за эти тридцать пять лет? Что бы Вам не хотелось больше делать?

Рафаэль: Устал – это не то слово. И мне ничего не надоело. Возможно, я бы должен был уделять больше времени себе. Потому что я отдаю публике два с половиной часа каждый день – примерно столько продолжается мой концерт, и потом два с половиной часа, чтобы пообщаться с вами. Это пять часов каждый день. Это много. А если я даю два концерта в день (я делаю это в испанских театрах, мне там комфортно, для меня это все равно что выйти в другую комнату моего дома), то выходит пять часов пения и два с половиной часа для прессы. Это семь с половиной часов каждый день. Это немножко too much (англ. слишком много). Я полагаю, надо начать думать о том, чтобы тратить на все чуть меньше времени. И уделять чуть больше времени себе. Потому что наступил момент, когда я не могу каждый день придумывать мои истории. Потому что я – это я. Что я скажу: я упал с лестницы и сломал руку? Это не интересно. Я ничего не изобретаю. Я очень публичный человек, и все мои шаги всем известны, я не могу выдумывать. Если я скажу: «завтра я буду в России», а сам не побываю там, то все узнают, что я лгу. Я никогда ничего не выдумываю. Я могу сказать, что в следующем году что-то сделаю, а оно не получится, но больше – ничего

Карлос Диего Меса: Вы говорили о разнице...

Рафаэль: Почему ты называешь меня «вы»? Так надо говорить, когда берешь интервью о очень важного человека или очень пожилого. А ты разговариваешь с андалузским парнем.

Карлос Диего Меса: Ты очень отличаешься от многих артистов, представителей богемы и героев испанской желтой прессы.

Рафаэль: Я не появляюсь в желтой прессе.

Карлос Диего Меса: Ты ведешь абсолютно нормальную жизнь в лучшем смысле слова.

Рафаэль: Сегодня это ненормально.

Карлос Диего Меса: Что, по твоему, привело к такому разгулу желтой прессы?

Рафаэль: Тут работает несколько факторов. Во-первых, издатель считает, что это публиковать. Во-вторых, те, у кого берут интервью, делают эти вещи, чтобы их опубликовали. В-третьих, они получают за это деньги. В-четвертых, получая деньги, журналы с каждым разом просят все больше, в смысле – все более рискованных вещей, чтобы продавать больше скандалов. Те, кто это делает - мужчины и женщины, актеры, певцы и певицы, оперные кумиры – все они берут за это деньги, и получается замкнутый круг. Я. к счастью (постучу по дереву) никогда этим не занимался. Тебе трудно было добиться этого интервью? Я говорю «да» или «нет», потому что я хочу, а не потому, что я обязан сделать это из-за того, что мне заплатят некоторую сумму. Если ты получаешь деньги, ты поймался, ты уже чем-то обязан. Так что я никогда этого не делал.

Карлос Диего Меса: Это в каком-то смысле проституция?

Рафаэль: Нет. Скорее корь, это уже проходит.

Карлос Диего Меса: Есть что-то, чего Рафаэль боится? Будущего, о котором он так много говорит? Ты же растешь, хотя говоришь, что ты парень. Ведь все стареют, и старость – это страх.

Рафаэль: К счастью.

Карлос Диего Меса: Она внушает тебе страх? Для артиста, который должен выходить на сцену и петь, демонстрируя силу...

Рафаэль: В тот день, когда я не смогу выйти на должном уровне, я перестану – и все.... Если я пою, это потому что я могу петь, и мне нравится петь. Я делаю это не ради денег, у меня нет в этом нужды. С того года, когда я начал петь, у меня уже не было в них необходимости.

Карлос Диего Меса: Это чудесно.

Рафаэль: К счастью. Я не мультимиллионер, мне не нужен Букингемский дворец, и последняя модель роллс-ройса. У меня есть мой конь, чтобы ездить, четыре костюма, чтобы носить (или сорок, как получится), ботинки, сапоги. У моих детей все в порядке, они учатся в лучших университетах, они хорошо подготовлены к жизни, которая очень сложна. У меня чудесный дом в Мадриде, дом в Ки Бискайне. который я купил у президента Ричарда Никсона. Мне хватает на потребности и удовольствия, и я продолжаю заниматься моей профессией, потому что она мне нравится.

Карлос Диего Меса: То есть страхов у тебя нет?

Рафаэль: Нет. Я все встречаю спокойно.

Карлос Диего Меса: Ты хотел бы умереть как Фрэнк Синатра?

Рафаэль: Я хотел бы умереть во время пения – пусть у меня случится инфаркт. Говоря «во время пения», я хочу сказать – в активном состоянии. Я говорил твоим коллегам, что логический финал (лет через сто) такой жизни, как моя – это мой собственный театр, которым я буду руководить и где я буду играть роли, который, по моему мнению, могу сыграть. А остальные отдавать другим коллегам, которые могут с ними справиться. Это логический финал. И уехать в Андалузию - ездить верхом. Каждый четверг кататься на лошади в моем андалузском имении, писать, рисовать. А по вторникам и средам работать в кабинете моего театра. Я думаю, это логический финал. Я же не стану сапожником.

Перевод Р.Марковой
Опубликовано 23.08.2017