Raphael cada día

Я никогда в жизни не забуду моего первого посещения театра. Мне было четыре или пять лет, когда меня туда привёл за руку мой молодой и красивый папа. Помню огромные белые колонны портика и лестницу, по которой громко стучали каблучки моих алых детских туфелек... и ещё надёжность смуглой отцовской - единственной, левой - руки, в которую я тогда вцепилась.

Шла какая-то сказка, содержание которой совершенно не тронуло сердца, потому что сразу, как только мы с папой уселись в голубые бархатные кресла,- погас свет; раздвинулся занавес - и прожекторы осветили чудо, от которого перехватило дух, заколотилось сердце, слёзы навернулись на глаза!

Этим чудом были Золотые Ворота. Именно так - с большой буквы: Золотые Ворота. Они возвышались в самом центре сцены и сверкали так, что больно было смотреть. Резные узорчатые решётки сплошь увиты были золотым виноградом ...- и всё остальное было уже совершенно неважно, потому что единственное чувство, всю меня переполнившее мгновенно и навсегда - желание войти в эти Ворота. Толкнуть их - огромные! - своими детскими руками; услышать Музыку Поющих Петель, с которой они раскроются навстречу и впустят в неописуемое, невиданное счастье (стало ясно мгновенно и ослепительно, что Счастье возможно исключительно Там - по Ту сторону Золотых Ворот! - нигде в другом месте...).

О, как я ждала окончания спектакля! Эти люди там, на сцене - что-то говорящие, поющие и танцующие прямо у Ворот - не понимали своего Счастья (и, стало быть, не имели его): никто из них даже не попытался распахнуть Ворота; переступить заветную Черту... никто даже не понимал, что - не петь и танцевать здесь нужно, а - распахнуть Золотые Ворота; только - распахнуть Золотые Ворота, потому что всё Главное - Там, а не здесь; что глупо - петь и танцевать здесь; что вообще петь и танцевать есть смысл только если ты переступишь эту Черту; а пока ты её не переступил - нет тебе никакого Счастья; нет в тебе никакого толку...

И вот я ждала конца. Всех этих песен и плясок; всей этой очевидной бессмыслицы... И весь спектакль занята была тем, что - примеривалась, сидя в своём бархатном кресле: с какой стороны подбежать к Золотым Воротам, когда все эти люди уйдут, наконец, со сцены; в какое место их вернее толкнуть, чтобы они сразу раскрылись; чтоб никто не успел помешать...

На аплодисментах меня ветром сдуло - папа ахнуть не успел. И я, пробираясь, продираясь сквозь толпу, словно сквозь джунгли, боялась этого единственного: не успеть. Не успеть совершить своего Самого Главного, из-за чего я здесь вообще, может, только и существую... и что если все эти люди сейчас повернут в другую сторону - к дверям; к гардеробу; в буфет! - то это произойдёт потому, что я им эти Ворота не сумею распахнуть вовремя, и тогда это будет ужаснейшая и непоправимая вина моя... Бегу по ступенькам сцены - стучат туфельки; стучит сердце; шуршит и развевается праздничное платье; пылает над головой в луче света алый бант... - и происходит страшное.

...Так страшно было то, что произошло в следующее мгновение, что... ничего страшнее, похоже, и не бывает в жизни. По крайней мере, во всей той человеческой жизни, которую пришлось потом пережить мне.

Погасли театральные прожекторы... В тот самый миг, когда я уже протянула руки к сверкающему золоту Ворот – на их месте прямо под моими руками вдруг возникла огромная отвратительная груда пыльного серо-жёлтого картона и дерева - грубо раскрашенная и чудовищно безобразная именно тем, что имела отдалённое сходство с моим Золотым Чудом...

Папа рассказывал потом, что еле успел подхватить меня своей единственной левой рукой... «культпоход» закончился обмороком.

Вот таким был самый первый в моей жизни обман. Первая боль; первая рана - раз навсегда пронзившая сердце.

Но странен был этот обман, ибо раненое сердце моё ослепительно знало: он - не в том, чтобы Золотых моих Ворот просто и банально не существовало в принципе (о нет, никогда!!.) - но единственно в том, что люди зачем-то посулили мне то, чем на самом деле не обладали сами. Так не может; так не должно быть!! - обливалось кровью моё раненое детское сердце: показать другому, должно быть, можно только то, чем ты на самом деле владеешь; что ты тут же властен ему подарить! - иначе это будет то же, что дразнить голодного хлебом, не собираясь при этом утолять его голода...

А Золотые Ворота, конечно, всегда реально существовали; они внятно и властно звали меня к себе всю мою жизнь (я в буквальных(!) их поисках провела целое детство - изводя своих несчастных родителей вечными поисками «заблудшего чада» в самых непредсказуемых и опасных зарослях парков и садов города) - а нашла их, наконец, сравнительно недавно... впервые переступив порог Церкви.

Продолжение следует...

Татьяна Коссара
Санкт-Петербург (Россия)