Raphael cada día
Субботний вечер с Дмитрием Седовым
Из полуночных сказок: Кум Копытко
Пребывая как-то в философском настроении духа, Савва Данилыч начал рассуждать: - Слаб человек, ибо легко ввергаем во искушение. Тут уж ничего не поделаешь. Другое дело, как это искушение принять: как бесовский дар, или как испытание. Ибо силён человек, да так силён, что и самого себя, не то, что беса, одолеть может.
- Мысль эту подал мне один приезжий крестьянин из Малороссии: деревня деревней, а принёс в починку золотые часы. Древняя такая луковица, мятая по бокам. Но механизм резвый. Я уж думал, не ворованные ли, и как послать за хожалым. Да тут за своим брегетом пожаловал Кузьма Тимофеевич Слюдяев, коллежский регистратор - оказалось, знакомый этой богатой бороды - он ему какую-то бумагу справил.
- Думаю, что как водится, в четвертак дело вышло. Да только для Кузьмы Тимофеевича, а крестьянину тому в убыток! Ведь кто с такими, как Кузьма Тимофеевич, у Иверских ворот дело имеет, тот деньги-то платит, а вот для дела проку - как табаку из солонки - ни на понюх! Одна пустая бумага, хоть и гербовая, да с умными словами. Одно ей место: в выгребной яме. Ну, да ладно, что об этом. Вот рассказ того крестьянина, который слыхал он от другого крестьянина, из Полтавской губернии.
Тут Савва Данилыч для пущего вхождения в образ, неспешно раскурил трубку.
- У кума моего, Тараса Вышни, украли шапку. Для кого - не Бог весть какая потеря, а для него - конец жизни. Ведь было в той шапке за малиновой подкладкой целых сто рублей! А хоть и ассигнациями. Говорила же ему жена: «Как продашь коня, зашей деньги в тулуп!». А он не зашил: «Что слушать бабу?!» Сунул одну бумажку в штаны, другую в шапку - и вся недолга. А если бы зашил, то наверняка бы не потащился с Опанасом и его кумовьями в шинок, не утопил бы в горилке, не проиграл бы в карты одну сотню, не потерял бы вместе с шапкой вторую.
Подвела Тараса натура широкая, без карманов потайных. И на какую беду повстречал он в городе подгулявших односельчан?
Те без толку слонялись по торгу, разогретые прихваченным из дому первачом, когда заметили Вышню. Загребая снег ногами и пошатываясь, вся компания с радостными криками бросилась к нему. Закружили, завертели Тараса, обнимая и целуя, словно встретили не земляка, а самого Иисуса. Особенно старался толстяк Опанас: чуял, что деньгами пахнет, так и болтыхал животом, так и сыпал шутки-прибаутки, будто яблоню тряс. Ему вторили кум Бендя - худой, длинноносый старикашка, и кум Дышло - коренастый крепыш с пышными усами.
И поддался Тарас на уговоры, согласился пропустить по маленькой за встречу. А даже самая чарка одна, без большой бутыли, не ходит. А та за собой вторую, а то и третью сестру тянет. Вот и захмелел Вышня, удумал угостить друзей по-пански.
А что же вышло? Собутыльники, коих он друзьями считал, бросили его, сражённого пьяным сном, да подались до дому. И как знать, не они ли прихватили его шапку? «Черти!» - ругался Тарас, прикладывая снег ко лбу: голова болела жутко.
Лошадь свою он нашёл на месте: «Слава Богу!» Иначе совсем бы сжила его со свету Ганка: жинка, костлявая, вечно угрюмая баба. Именно её и боялся до смерти Вышня, со страхом думая, как предстанет перед ней без денег, без шапки, без обещанной шали... Горькая слеза скатилась по щеке несчастного Тараса. Он в сердцах хлестнул кобылу: «Геть, мёртвая!», и повалился на сани, задрав ноги - слишком резво та понесла.
Вышня так и лежал на спине, отпустив вожжи - Буланка сама знает дорогу. Смотрел он на небо, затянутое серой пеленой облаков и думал о бренности жизни человеческой. И незаметно забылся...
Разбудил его тревожный храп лошади. Тарас вскочил. Кругом - темнота. Ни огонёчка, ни звёздочки. Буланка била копытом и трясла головой, как бы недоумевая: «Куда это меня занесло? И как это я, старая, проглядела?»
Где-то совсем рядом протяжно завыли волки. Кобыла присела и дёрнула сани, неуверенно ступая вперёд. Вышня схватил вожжи и погнал в никуда - лишь бы подальше от этого леденящего душу воя. То ли от страха, то ли почувствовав крепкую руку хозяина, Буланка стремительно помчалась по степи. Но волки были уже тут как тут - на белёсых холмах замелькали их неясные тени. Несколько голодных зверей безжалостно гнали одинокого ездока навстречу засаде.
Тарас понял, где ждёт его матёрый: впереди чернел овраг. Он круто повернул вправо. Волки метнулись было за ним, но вдруг неожиданно быстро отстали, словно наткнулись на невидимую преграду. Закружились на месте, заскулили в бессильной злобе.
- Выноси, родимая! - закричал весело Вышня.
Сани выскочили на бугор, и Тарас увидел невдалеке тусклый огонь - хата!
Почуяв жильё, Буланка потянула ещё сильнее, прибавив бегу.
Подъехав ближе, Тарас понял, что перед ним чей-то хутор. Он опасался, что вот-вот выскочат здоровущие, пострашнее волков, собаки, которых обычно держат на хуторах. Но те даже не тявкнули, когда Вышня подъехал к воротам. Их попросту не было.
Привязав лошадь и бросив ей из саней сена, Тарас поднялся на крыльцо. Он отряхнулся, прокашлялся и постучал в дверь. Ему никто не ответил. Вышня немного потоптался, опять постучал и только потом робко вошёл в хату.
Прямо перед собой он увидел длинный стол. На столе, без скатерти, стояли разномастные бутыли и закуски. Во главе стола сидела некая фигура, скрытая полумраком - одной свечи для просторной горницы явно было мало.
- Заходи, заходи, мил человек! - промычала фигура, что-то жуя.
- Вечер добрый! Звиняйте, заблудился я... - начал было Тарас.
Но хозяин выскочил из-за стола и прытко подбежал к нему:
- Что ты! Не стоит! Знамо дело: ночь, зима, волки опять же. Проходи, угощайся, будь как дома.
Хозяин начал споро ухаживать за гостем. Был он небольшого роста, вертлявый - ёрзал на стуле, будто шило у него где. Нос у него был такой короткий и так лихо загибался кверху, что вроде и не было его вовсе – только две дырки глядели. Маленькие глазки светились молодо и хитро.
Вышню удивило, что хозяин сидел за столом как нерусь, в нахлобученной на самые уши соломенной шляпе. Однако про себя плюнул на это: «Мало ли чудаков на свете?», и, подняв стакан, сказал:
- Ну, за знакомство!
- Нет, со свиданьицем, - поправил его хозяин, и озорные огоньки мелькнули в его глазках.
И едва Вышня опрокинул стакан, не поняв, что к чему, вдруг тихо добавил:
- А ведь я ждал тебя, Тарас.
Вышню будто оглоблей огрели - так подействовали на него слова хозяина.
- Что, не помнишь? - усмехнулся тот. - А кто со мной вчера в карты играл? Кто от меня без шапки, не то, что без денег, ушёл? Хоть её-то, родную, узнаёшь?
С этими словами он достал откуда-то из темноты Тарасову шапку и кинул на стол. Обалдевший Вышня тупо смотрел на шапку, на хозяина и никак не мог вспомнить, как всё было. Опанаса он помнил, Дышло помнил, Бендю помнил, помнил, как разошёлся, как ударился в картёжную игру, но с кем играл и как проигрался - ну никак не мог вспомнить!
- Да, пьян ты был тогда до полного свинства и безобразия, - сладко улыбнулся хозяин. - Ну да я тебе напомню: кум Копытко меня зовут. Не горюй ты, давай лучше выпьем!
Он наполнил стаканы и через полчаса Тарас уже вовсю распевал с ним песни так, что дрожали стены. Живот был полон, ноги - в тепле, новый кум так и излучал гостеприимство; одним словом, Вышня был даже рад, что заблудился.
- Ты, главное дело, как шапку-то мне проиграл, поди ведь начисто забыл, что деньги у тебя в ней! - хохотал Копытко, похлопывая Тараса по плечу. - А я ещё думаю, что это за подкладкой хрустит? Дай, думаю, проверю - и эвон - сотенная!
И опять откуда-то из темноты он достал ассигнацию и бережно положил перед Вышней:
- Держи, куманёк, у меня как в банке. И шапку тебе подарю. Свою: будешь меня вспоминать, как отгостишь.
- Отгощу? - осовело глядя на деньги, просипел Тарас.
- А что? Погости, я думаю, торопиться тебе незачем. Да к тому же отыграешься, а может, ещё меня обдерёшь, как липку, ха! Давай, выпьем за нашу дружбу!
И выпил Тарас, и на два, и не раз, да так за столом и уснул. И привиделось ему...
...Лежит будто он на зелёном лугу и на облака смотрит. А одно облако - ну ни дать ни взять - Ганка. Молодая, красивая, весёлая - какой полюбил её Тарас в юности. Манит его к себе, зовёт, а сама смеётся.
Только протянул он к ней руки, вдруг - шум, гам, дым коромыслом: летит по дороге вороной конь, и сидят на нём, не падают, кум Опанас, кум Дышло и кум Бендя. Орут пьяно, кто что горазд. Скачут прямо к Вышне, размахивают бутылками:
- Глотнём по разочку! - вопят.
Уселись на траву, цветы мнут задами, пьют горилку, не закусывая. Конь рядышком, втихомолку пасётся. Налили Тарасу. Он сделал глоток - хорошо! Сделал другой - ещё лучше. Сделал третий – чувствует, плохо стало. Хотел он уйти, да навалились на него кумовья, давай наливать ему ещё. Отшатнулся от них Вышня - смотрит, а не кумовья это, а чудища дикие: морды щетиной заросли, так что и глазок поросячьих и не видно, вместо рук ног - копыта!
А тут вдруг вороной конь заржал, разинул пасть волчью, да как проглотит всех троих разом! Только косточки захрустели. Вгляделся в коня Тарас, а это и не вороной вовсе - а кум Копытко! Сидит по-турецки, из-под шапки Тарасовой хитро поглядывает, живот поглаживает, к нему приглядывается:
- Жирненький ты мой, глупенький ты мой, - урчит, словно кот...
...Очнулся Вышня - глядь - сидит перед ним кум Копытко, на ноже кусок сала держит, и приговаривает:
- Съешь сальца, куманёк, съешь жирненького!
Посмотрел Тарас в окно - тьма тьмущая. Стало быть, спал-то то он всего ничего.
- Доброе у тебя сало, кум, - похвалил он.
- Вот, вот: к хорошему сальцу - по стакану да огурцу! - хохотнул Копытко, разливая горилку.
И пошло-поехало по новому кругу. И понимает Вышня, что невмоготу уже ему пить, а остановиться не может. И вдруг чувствует он - свело ноги. Застыли пальцы, словно деревянные. Потихоньку снял он под столом один сапог, делая вид, что увлечённо слушает рассказ кума про то, как поп жениться хотел; глянул - да так и обмер - не нога, а свиное копыто! Скинул второй сапог - то же! Вспотел Тарас, провёл рукой по лицу да и похолодел - всё лицо его густой щетиной заросло.
А кум Копытко вроде бы ничего не замечает - знай себе всякую чепуху мелет, да ножичек между делом потачивает. И слышится Вышне, как тот скрипит: «Режу сало! Режу мясо!»
Страшная догадка осенила мутную голову Тараса. Протянул он резко - как мог - руку, да как сдёрнет с кума шляпу! Глядь: а на лысой голове - рожки!
- Лукавый!
Тот как завизжит: «Наколю!», опрокинул стол, набычился - и на Вышню. Не помня себя от страха, Тарас треснул его кулаком в лоб - между рогов, и выскочил на улицу, только босы ноги замелькали.
Как он оказался в санях и как умчался прочь от того проклятого места, он и сейчас не знает. Буланка привезла его домой чуть живого. Ганка едва выходила мужа, так он был обморожен. Лишь через три месяца ему полегчало. Пальцы на левой ноге, однако, пришлось отрезать: совсем отмерли.
Тарас никому правду про своё происшествие не рассказывал. Говорил только, что напали на него в степи разбойники, ударили дубиной по голове - и больше он ничего не помнит.
Пить он бросил начисто.
А когда кто-то в шутку, намекая на куцую, как копыто, ногу, окликнул Тараса: «Эй, кум Копытко!..», Вышня так отдубасил незадачливого шутника, что боялись, не убил бы.
Продолжение следует...
Дмитрий Седов
Москва (Россия)
Дополнительные материалы: