Raphael cada día

В своих пьесах («Ноябрь», «Окна выходят на театр») я говорю, в том числе, и о том, что американцы и русские в чем-то очень похожи, хотя, конечно же, есть и многие различия. Но вряд ли мы, россияне, можем представить наш мир без определенных элементов американской культуры, без ее музыки, ее литературы, без Элвиса Пресли или Френка Синатры, наконец. 

Мы с радостью принимаем американский кинематограф, у которого масса фильмов, ставших и для нас бесспорной классикой. Некоторые из них еще в советское время шли на наших экранах с огромным успехом, другие стали известны у нас позднее. 

А вот лента Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» сорок лет назад покорила Америку. Присуждение "Оскара" было тому красноречивым подтверждением. И главным тут была не привычная голливудская история о Золушке, как утверждал ряд критиков. Нет. Американцев привлекло то, что они с удивлением обнаружили: люди в далекой России - такие же, как и они сами. С такими же проблемами и заботами, и это для них-то и стало настоящим открытием сродни потрясению.

Конечно, в силу многих причин, наши исполнители, как правило, не могут пробиться на заокеанские сцены, хотя есть и исключения. Но ведь есть еще и наш собственный театр, и многие труппы бывают за рубежом на гастролях, а Чехов и Достоевский востребованы в Америке десятилетиями.

Сегодня я хочу вспомнить замечательного театрального режиссера и педагога Виктора Карловича Монюкова. 21 мая исполнилось 96 лет со дня его рождения. Виктор Карлович много работал за границей, его спектакли шли в ФРГ, США, странах восточной Европы. Но основным направлением его деятельности было преподавание в Школе-студии МХАТ, где он воспитал десятки актеров, в том числе, популярнейших артистов Вячеслава Невинного и Николая Караченцова. В 1975 он со своими выпускниками основал Новый драматический театр. Несмотря на то, что Манюков ушел из жизни около сорока лет назад, он остается и в памяти его учеников и зрителей, которые сегодня приходят в его театр в Москве, продолжающий работать для столичной публики.

В середине 1960-х годов Виктор Карлович вместе с замечательным мхатовским актером Василием Осиповичем Топорковым, с которым был очень дружен, отправился в США для проведения семинаров, для контактов с театральными деятелями и режиссерской работы. Об этом он писал позже в своих дневниках, рассказав об одном показательном случае.

"Лет десять тому назад в Нью-Орлеане в США мы смотрели с Василием Осиповичем Топорковым в исполнении университетского театра   А. Чехова. Все было необычно, «непохоже», все забавляло и казалось «клюквой»: и доктор Астров — скорее ковбой, чем русский земский врач, в широкополой ковбойской шляпе с револьвером и в костюме для верховой езды, и стрельба, напоминающая сцены из приключенческих фильмов (это нелепый-то, интеллигентски-неумелый выстрел Войницкого), и гроза — могучий тропический ливень с невероятными молниями... Все, повторяю, как будто не имело никакого отношения к привычному для нас Чехову. Но зрители... зрители и замирали, боясь проронить хоть одно слово, и смеялись, и плакали, и сочувствовали героям, и верили в их надежды. А в конце бурно аплодировали и актерам, и Чехову.

Ночью в гостинице мы много говорили о спектакле. Признаться, говорили, скорее иронично. «Нет, — сказал Василий Осипович, — завтра на семинаре обязательно скажу все честно и откровенно. И расскажу, что такое «чеховские люди», как они одевались, как разговаривали, на чем ездил земский врач... Одного не пойму: почему зрителей все это не смешило, не казалось нелепым?..» Он замолчал, задумался, и мы разошлись спать. Утром по дороге на занятия Топорков сказал: «А знаете что, я представил себе: вот возьмут они и после моих замечаний «переставят» пьесу. Сделают все «по-русски», наденут сюртуки и пиджаки, пересадят Астрова в какую-нибудь таратайку, сделают нашу «хилую» грозу... И что будет? Да ничего не будет! Не поймут. Потому что не узнают. А не узнают — не поверят. Ведь что важно для Чехова? Для Чехова очень важна эта ночная гроза. Сам факт грозы, ее приближения, томительной душной атмосферы и бурной разрядки, в которой вдруг взрываются откровения и исповеди героев. И они это поняли. Но у них гроза иная, чем у нас. Чехову важен доктор, «мотающийся» за многие версты от больного к больному. Но у них доктор в те годы ездил верхом с саквояжем, притороченным к седлу, и при оружии. Нет, дорогой мой, они Чехова сыграли. Перевели на свой «язык». Но сыграли суть. Сыграли «Дядю Ваню» Чехова!»".

Словом, сначала американская постановка вызвала и у Монюкова и у Топоркова откровенное неприятие. И они могли бы запросто обвинить американцев в неуважении к классику. Но довольно быстро пришло понимание, что, несмотря на какие-то чисто национальные атрибуты, авторы спектакля сыграли своего Чехова, который был именно им близок и понятен, сыграли, почувствовав главное, что заложено в драматургии «Дяди Вани».  

Да, многое явно разнит русских с американцами. У нас свои обычаи, а у них свои. Нас порою раздражает, что не так курят, не так одеваются, не так едят, не так разговаривают. Но кто знает, как надо?! Ведь проще видеть поверхностное, то, что бросается в глаза, не желая замечать сокрытого в глубине, то есть самой сути. А ведь все мы, и не только американцы и русские, но и другие народы, в принципе, мало чем отличаемся, и если взглянуть на действительность, отбросив все декорации, то окажется, что общего гораздо больше, потому что все мы люди, в конечном счете, с одной и той же планеты Земля.    

Добавлю лишь, что в своей последней по времени написания  пьесе «Это я», которая сейчас публикуется на сайте по воскресеньям, мне как раз хотелось поднять проблему восприятия человека, того, как важно видеть содержание, а не обертку.  Хочу верить, что мне это удалось...

А американскую тему мы продолжим в следующий раз, когда будем говорить об одном замечательном исполнителе.... 

Дмитрий Ластов
Москва (Россия)

Дополнительные материалы:

О Петрусе Шредерусе из Оулу (Финляндия)
О Нурии из Барселоны (Испания), а также Суздали, Владимира и Москвы
О Валентине Моретти из Венеции и Милана (Италия)