Raphael cada día

Ведь ты замешан на обмане,
Как на крови - гематоген.
Но я, признаюсь, нашей встрече,
Пусть и не скорой, очень рад.
Учти, "Банзай", ещё не вечер.
С тобой я поквитаюсь, гад.
За смерть товарищей по группе
Ты мне по полной дашь ответ.
И на твоём красивом трупе
Я разложу бо-о-льшой букет!»
«Ой-ой, какой рассказ горячий!
Сейчас от страха галстук съем!
Да только будет всё иначе.
Не парься, Рыжий. Без проблем.
А кто кого когда-то предал,
Так это как ещё сказать.
На то, что ты сейчас поведал,
Мне с колокольни наплевать.
Пускай обмен не состоится.
Тем хуже только для тебя.
Тебе придётся застрелиться,
Раз я не выручу ребят.
Да-да, на всех тебя сменяю.
Надеюсь, всё же повезёт,
Со всей командою слиняю.
Что морщ налобил, идиот?!
Я не блефую. Ни на йоту.
Я - иностранный резидент.
И делаю свою работу
Нередко, как тройной агент». 

Глава 26. Вкратце, динамично

Пожалуй, хватит перестрелок,
Погонь, налётов, воплей, драк.
Жанр детектива слишком мелок.
Мы рвёмся на простор. Итак!

Замечу вкратце: было жарко.
«Банзай» пытался ускользнуть.
Пока свинцовую припарку
Не получил меж глаз и в грудь.
Обмен не обсуждался даже.
Дон Дьего прав был, как крупье.
Зато «Банзай» признался в краже
И старой скрипки, и колье.
Мол, бес попутал, всё такое:
Нахлынул творческий кураж,
И не давал ему покоя,
Сорвав, в итоге, шпионаж.
А по заданью сил враждебных
«Банзай» уже который год
Упорно подбивал военных
На путч. На госпереворот.
Военным нравилась идея.
Но деньги нравились вдвойне.
Они доили прохиндея,
Предпочитая мир войне.
Когда иссякли средства в кассе,
«Банзай» недолго размышлял,
Сообразив, что в бизнес-классе
Сокрыт большой потенциал.
Что можно с помощью налёта
Пополнить тощий кошелёк.
И хватит для переворота,
И всей команде: на зубок.
Так, дона Дьего взяв на мушку,
«Банзай» всё выдал в пять минут.
Не зная, что попал в ловушку.
Что контрразведка тут как тут.
Был штурм под утро. Со стрельбою.
Со спуском с крыши двух бойцов.
И к окровавленным обоям
«Банзай», прижавшийся лицом.
Дон Дьего даже не был ранен.
Молчал в объятьях Паука.
И как-то был немного странен:
Не выпил даже полглотка.
Сказал лишь: «Здесь я пить не буду.
Всё провоняло здесь к чертям.
Сожгите этого Иуду.
Не то его спалю я сам». 

Глава 27. Не менее кратко

Процесс был громким и скандальным.
Почти полгода длился он,
Грозя мелодией кандальной
Всем, кто был схвачен, как шпион.

А что касается военных,
Тут следствие в тупик зашло:
Мол, деньги брали, несомненно;
Но кто - ответа не дало.
Нам, людям, это всё знакомо.
С тех пор, как познан правый суд.
И в мире честных насекомых
Картина та же - там и тут.
Ещё досадная ошибка:
Хоть дело тщательно велось,
При обыске нашли лишь скрипку.
Колье найти не удалось.
И всем подельникам «Банзая»,
Сидящим на одной скамье,
Судья с упрямством попугая
Твердил: «Где спрятано колье?!»
Но те плечами пожимали:
Мол, это знал лишь резидент,
И рассказал бы, мол, едва ли.
Такой вот истины момент.
Просил же суд о снисхожденье
Лишь адвокат Мари Дюшес:
Мол, раз девица в положенье,
Нельзя ли прекратить процесс?
Но прокурор без нотки смеха,
Как пономарь, своё твердил:
Мол, положенье - не помеха.
Родит, тогда мол, поглядим.
Конечно, нотами протеста

С одной из дружеских держав
Имел обмен серьёзный место,
Где каждый утверждал, что прав.
Сверчок с расстройства лёг в больницу.
Он был раздавлен и смущён.
Потом уехал в Рим, иль в Ниццу,
То ли куда-то там ещё.
Был Майский Жук весьма расстроен
Тем, что шпионку полюбил;
И, тем не менее, доволен,
Что быстро про неё забыл.
От SMS-ки он растаял:
«Накрыла стол, стелю постель.
От нетерпения сгораю.
Целую в лоб, твоя фон Шмель...»

Глава 28. Прошло девять месяцев

Шёл по сверкающей брусчатке
Одетый в белое синьор.
Рукою в шёлковой перчатке
Завёл в своём авто мотор.

Изящно выехал из замка,
Кивнув швейцару у ворот;
Дал газу, крутанув «баранку»,
И ускользнул за поворот.
Колёсами он мили мерил,
«Полёт валькирий» напевал.
Он мчался, будто в рай, и верил:
Настал волнующий финал.
И вот аэропорт, VIP-зона,
В дверях с улыбкой смотрит он
На надпись строгую с плафона:
«Вход гусеницам воспрещён!»
Синьор на монитор косится,
Вот-вот начнётся нервный тик:
Уж скоро лайнер приземлится,
Уж скоро долгожданный миг!
И вот открылись настежь двери,
Синьор навстречу сделал шаг,
Смотрел он - верил, и не верил.
Хотя и знал, что будет так.
К нему прижалась королева,
Императрица красоты,
Прижалась дива, а не дева.
Богиня сказочной мечты.
А на руках она держала
На свете лучшую из нош.
И, уронив слезу, сказала:
«Гляди, как на тебя похож!»
Шепнул он тихо: «Mamma mia!
Я знал: тебя освободят.
Теперь я пленник твой, Мария.
Теперь я - отставной солдат».
И ночью, сидя у камина,
Обнявшись, словно мотыльки,
Они молчали нежно, длинно,
Считая звёзды-угольки.
Он на колени встал: «Родная!
Прошу, меня за всё прости.
И в память верного "Банзая",
Что хочешь, у меня проси...»
Она же с грустью отвечала:
«Антонио! Слова - пусты...»
И на груди её сияло
Колье небесной чистоты.

Эпилог

С тех пор минуло лет немало.
Дон Дьего поседел, поблёк.
Но так же строен, как бывало:
Он форму прежнюю сберёг.

В разведке бывших не бывает.
Таков неписаный закон.
Тот, кто с ней связан, это знает.
И знал прекрасно это дон.
И людям это всё знакомо,
С тех пор, как шпионаж в ходу.
И в мире честных насекомых
С ним тоже многие в ладу.
Однако бросил подполковник
Свою контору на Прудах.
Теперь он - сторож и садовник
В Семирамидиных Садах.
Паук всё там же, при музее.
Но редко видятся друзья.
А встретятся - нальют полнее,
Да молча пьют, глаза слезя.
Потом раскурят по сигаре,
Потом Паук опять нальёт.
Потом дон Дьего на гитаре
На части сердце режет, рвёт.
Ни слова о делах минувших,
Ни нотки грусти о былом.
Помянут родственные души,
Да и расстанутся потом.
И сидя в кресле на балконе,
Дон Дьего в тишине ночной
Мечтает о своей мадонне.
О той единственной, одной.
С которою навек расстался,
Чтоб не увидеть никогда.
В которой разочаровался,
Чтобы влюбиться навсегда.
Тоскует он по королеве,
Императрице красоты.
Прекрасной диве, а не деве.
Богине сказочной мечты.
Он тайну унесёт в могилу.
Она - он знает - как и он.
Она лишь раз сказала: «Милый»
Лишь раз. Но это был не сон.
Огонь объятий торопливых.
В антракте. Сладостный пожар.
Лишь пять минут. Таких счастливых!
Для новой жизни - лучший дар.