Raphael cada día

17.09.2022

Сказки и легенды Северного берега
(волшебные сказки в жанре этно-фэнтези)
Часть I. Легенды Северного берега
Сáгге великодушный

Это было в те давние, славные времена, когда чертоги богов ещё не рухнули с небес. Янтарный замок, как ни в чём ни бывало, парил над облаками, а в земле Пурпурных кряжей жил-поживал добрый кузнец. Это сейчас никто не удивится: ну, кузнец мол, да и кузнец. И что? Мало ли их, кузнецов? Старых и молодых? Да сколько хочешь! Вон, в любой деревне - и не один, а в городах - и подавно! Чему тут удивляться? А тому, что тогда любой кузнец был всё равно как волшебник: потому как не просто по наковальне стучал. 

Он не хуже колдуна-кью́льмиса с деревом, камнем, огнём и водою разговаривать мог. А хорошо мог - не каждый. Потому и кузнецов было на всё Серое королевство столько, сколько было пальцев у Са́гге Трёхпалого на левой руке: правильно, пять! Потому что это на правой у него осталось всего три пальца. После того, как он у самого Ре́тьяра в кости выиграл… Но речь сейчас не о том, что случилось с Сагге Трёхпалым. Так вот, кузнец, о котором мой рассказ, один из тех немногих, кто для жителей земли Пурпурных кряжей ковал всё: от гвоздей до мечей.

Звали его тоже Сагге, но у него на всех руках и ногах было пальцев столько, сколько надо. А ещё была дюжина детишек и красавица жена, а́йе-И́нгувис. Хозяйка у кузнеца была хорошая, да вот только чересчур бережливая. Ну, да ладно, чего скрывать-то: скупая. А, уж скажу прямо: жадная она была женщина! Про таких говорят: она для тебя и грязи пожалеет. Видать, не доварила Э́львейд её душу в своём Котле.

Всё-то жена Сагге пересчитывала да взвешивала, встряхивала да обнюхивала, всё-то пробовала на зуб да на глаз примеряла! И была уверена в том, что её мужа постоянно обманывают. Платили тогда кузнецам не монетой, как сейчас, а тем, что в доме было. Кожевенник нёс кожу, ткач - холст, мельник - муку, рыбак - рыбу, охотник - дичь. Ну, а у кого в сундуках, лабазах да амбарах было пусто, тот жёг древесный уголь или вставал к кузнечным мехам, отрабатывая заказ своим по́том… И всякий раз айе-Ингувис была этим обменом недовольна. Всегда что-нибудь, по её мнению, было не так. Или кожа плохо выделана, или мука с червём, или рыба тухлая, или дичь тощая. Или кто-то не слишком усердно мехи раздувал, или слишком много дров на золу перевёл.

Бывало, подойдёт айе-Ингувис к тому, кто думал, что уже с Сагге рассчитался, и давай ногами топать, ему выговаривать, аж земля дрожит: «Бесчестно ты поступил! Думаешь, управы на тебя нет? Ты что, не знаешь, с кем мой муж дружбу водит?! Подсунул сплошь гнилое да негодное… Уж я-то открою глаза Сагге, объясню, что к чему! Как начнёт он с огнём-водою беседовать, как начнёт с землёю-ветром разговаривать, как начнёт с камнем-деревом толковать, так и намекнёт им про дела твои бесстыжие! Духи заставят тебя ответ держать! И дом сожгут, и закрома зальют, и посевы градом побьют, а то и с корнями повыдерут! Ничего у тебя не останется: ни холодного очага, ни кривого полена, ни гнилой корки, ни пустого горшка!» Будто клещ вцепится в человека, и прежде чем не согласится он принести вдвое больше, чем уже уплатил, не отпустит с миром.

Оно конечно, всяк вправе за свою работу достойную плату истребовать. Но ведь и чужой труд уважать надо. И так айе-Ингувис всех придирками да недоверием измучила, что стали люди обходить дом Сагге стороной. Решили, что уж лучше отправиться к кузнецу из соседней земли, чем своему отдавать в два раза больше. Не говорили люди об этом Сагге, боялись, что пожалуется он на них духам. Да только вскоре и без слов всё стало ясно. Никто не стучался в ворота кузнеца, не просил раздуть горн пожарче. Наковальня Сагге перестала петь звонкие песни, молот скучал в одиночестве, а из амбаров даже запах еды повыветрился. Как ни старалась бережливая айе-Ингувис подольше растянуть съестные запасы, ничего у неё не вышло. Дюжина ребятишек сметала всё со стола, только отвернись. Остался один овёс. Хоть уводи лошадей со двора, на бойню: скоро и им не хватит.

Затянул кузнец Сагге пояс потуже, запряг в двуколку кобылу да поехал по чужим дворам: сам стал предлагать кому гвозди-иголки, кому ножи-ножницы, кому косы да серпы. Да только все ему отвечали одно и то же: что в достатке у них и гвоздей-иголок, и ножей-ножниц, да кос и серпов. Пусть даже и врали, а ничего покупать не собирались. Даже одной-единственной железки. Никому не хотелось слушать вопли айе-Ингувис, которая тотчас бы прибежала под окна, понося хозяев за якобы нечестный обмен и грозя неминуемыми кознями со стороны знакомых её мужу духов.

Поездил Сагге туда-сюда, да так и вернулся домой ни с чем. Ничего не продал. Правда, на самом дальнем хуторе какая-то старуха сжалилась над кузнецом, дала ему два каравая хлеба. Просто так. Ничего взамен не взяла. Пришёл Сагге, положил один каравай на стол, дети тут же его и съели. Даже крошки смели. Ох, и ругалась же на мужа айе-Ингувис! Дескать, ничегошеньки он в делах не смыслит, только и знает, что молотом махать, да железо зазря переводить. Другой бы на его месте сорок таких караваев принёс. Нет, целый воз! Да ещё бы бочонок мёда, да ещё три корзины яиц - нет, четыре, да ещё без числа колец колбасы, да ещё детям - пряников пуд, а жене - новые сапожки, а про лисью шубу и говорить нечего…

- Готовь-ка ты тяжеловозов, муженёк, - заявила айе-Ингувис, уперев руки в бо́ки, - поеду я в Меняй-город. Там весь твой товар и продам. Уж я не продешевлю. А ты тут побудь, на хозяйстве. Иначе мы так все с голоду перемрём. Не хватало, чтобы я своё венчальное золото-серебро на еду променяла!

Был тогда такой обычай: два раза в год устраивали люди на границе трёх королевств Меняй-город - большое торжище. Первый раз - зимой, когда замерзали реки, и это называлось Белым торжищем. Второй раз - когда спадали вешние воды, и появлялся первый лист. Это называлось Зелёным торжищем. Ездили туда только женщины да их старшие дети. Видать, среди тогдашних хозяек таких, как айе-Ингувис, было совсем мало. Не то передрались бы… Так вот, в ту самую пору, о которой веду я сказ, пришёл черёд Зелёного торжища. На него-то и собралась жена Сагге-кузнеца со старшим сыном.

Ну, делать нечего: пришлось кузнецу коней-тяжеловозов готовить. «А может, - подумал он, - и правда, жёнушке в Меняй-городе повезёт? Она у меня глазастая - подвох сразу заметит…»

Сложил кузнец железки в повозку, щёлкнула айе-Ингувис кнутом, домашним на прощанье кивнула, дала старшему сыну затрещину: чтоб следил за товаром - как бы тот по пути не растрясло, да и покатила за ворота; малышня - гурьбою следом: до околицы провожать…

А у Сагге - камень на душе, да туман в голове. Ни с того ни с сего, решил в баню воды натаскать. Опустил в колодец ведро, да и забыл про него. Сидит на гранитном колодезном оголовке, печалится: «Эх, где бы детишкам еды раздобыть? Ведь второй-то старухин каравай айе-Ингувис с собой в дорогу взяла… Может, свадебный пояс продать? То-то О́льер-мясник недавно его нахваливал… Мол, мало того, что вышит бисером, так и рисунок знатный: все приключения знаменитого Ха́льгера-кузнеца по прозвищу Медная Борода… Может, мяснику пояс и предложить? Много еды можно выменять, до самых холодов хватит… Да только что люди скажут? Дескать, кузнец-то наш вконец разорился?..»

Вдруг слышит Сагге: из колодца какой-то визг доносится: «Взинг-взау, взинг-взау, взинг-взау!..» Будто что-то пилят. И будто кто-то тихо напевает что-то. Прислушался кузнец: точно, поют! И вот что:

- Взинг-взау, взинг-взау, пой моя железная струна! - выводил кто-то тоненьким голосом. - Наш дружок Сагге скоро пойдёт по миру! Взинг-взау, взинг-взау, пой моя железная струна! Жёнушка нашего Сагге совсем распоясалась, да и он норовит свой пояс продать! Взинг-взау, взинг-взау, как я пилю свою железную струну, так и красавица айе-Ингувис пилит нашего дружка Сагге! Скоро ему конец! Взинг-взау!..

Испугался Сагге: кто-то его мысли словно подслушал! И любопытство его распирает: хочет заглянуть в колодец, посмотреть, кто же там поёт? Пересилил свой страх кузнец, сунул голову в колодец, да как крикнет:

- А ну, покажись! Кто это там про меня и мою жену поносные песни петь вздумал?!

- А! Сам дружок Сагге пожаловал! - донеслось снизу, из темноты. - Почему тебе не нравится моя песня?

- Да потому что она злая!
- Зато правдивая. И я ещё потребую платы за неё. Думаешь, я даром пою? Как бы не так!

- Вот тебе моя плата! - заорал кузнец и с силой кинул в колодец увесистый кленовый ковш.

- Бамм-бац! - прогремело на глубине; а потом и ещё: - Шламм-плюх!
- Ах-хааа! - тотчас откликнулся кто-то. - Спасите, погибаю!
- Ага, - радостно воскликнул кузнец, - получил?! Поделом тебе!
- Получил, получил! - согласился невидимый озорник. - Спаси меня, кузнец! Тону!
- Что, больше не будешь мою жену и меня поносить? - усмехнулся Сагге.
- Не буду, не буду, только спаси! Умоляю!

Разулся кузнец, и полез по цепи в колодец. Спускается, а сам думает: «Это кто же озоровать вздумал, да надо мной насмехаться? Если б не тонул он сейчас, я б его за вихры оттаскал!»

- Ой, Сагге, поспешай! - тотчас раздался снизу жалобный вой, - хоть за вихры меня тяни, хоть за уши, хоть за нос, да только вытащи отсюда!

«Вот чудеса, - думает кузнец, - все-то мои мысли невидимый озорник читает! Не иначе, с каким-то духом меня судьба свела!»

Тут-то Сагге пот и прошиб, будто он к себе, в жаркую кузницу попал. А опустился-то он уже глубоко - небо ему с голубиный глаз казалось, - и холодно было там, в колодце, словно морозной ночью. А у кузнеца - по спине горячо побежало, да лицо раскалилось, как брусок железа в горне. Подумалось ему, что на самом деле он с каким-то духом беседу вёл. Да что там беседу! Тяжёлым кленовым ковшом ему не иначе, как в лоб угодил. Может, самому Гилльва́ру черепушку встряхнул?! Ох, страшно стало кузнецу. Но он лез, лез, чтобы спасти неведомого озорника. А вдруг это и не дух вовсе, а лихой мальчишка в колодец забрался? Барахтается сейчас в воде, и вместо того, чтобы от страха лопнуть, удачными шутками кузнеца до смерти пугает? Вот ведь ловкач! А если не мальчишка это, а в самом деле, дух? И к тому же, злобный? Что, если он притворяется? Вот как ухватит сейчас Сагге за ноги, под воду дёрнет, и - конец?!

- Не бойся, кузнец, я тебя не трону! - сразу же заверещал торопливо невидимый собеседник, - Поделом мне. Ох, спаси, умоляю! Нет больше сил тут барахтаться…

Страшно стало кузнецу, а виду не подаёт, даже мысли трусливые от себя гонит.

А вот и вода: уже слышно, как кто-то в ней плещется.

- Эй, ты где? - позвал Сагге. - Вот моя рука! Видишь ли ты её?
- Ой, не вижу, кузнец! Спустись ниже!

Спустился Сагге ещё ниже, уже мерцают перед ним белёсые отблески на чёрной, как воронёное железо, воде.

- Ну, а теперь, видишь? Ты где? - снова позвал кузнец.

- Нет, не вижу! - захныкал загадочный невидимка. - Ой-ё-ёй, бу-бульф-хлюп!.. Спаси же меня, Сагге!.. Бу-бульф-хлюп…

И голос умолк. Напрасно кузнец выкликивал того, кто просил о помощи - ответа не было. Делать нечего, Сагге начал спускаться ещё ниже, поджимая босые ноги: окунать их в ледяную воду не очень-то хотелось…

- Ну, где же ты, где? - с досадой бормотал кузнец, - Никогошеньки не видать… Ха, только кукла какая-то большеухая плавает…

Вдруг «кукла» судорожно шевельнулась, и Сагге оторопел: не иначе, как этот странный человечек с ушами, будто у кота, и звал его на помощь! Опасливо кузнец протянул руку в воду и осторожно ухватил человечка под живот, словно щенка. Тот не шевелился.

«Надо бы хлопнуть его по спине, - решил Сагге. Но как это сделать? Одной рукой он держался за цепь, другой - удерживал несчастного. Для исполнения задуманного не хватало третьей руки. - А что, если раскорякой упереться спиной и ногами в колодезном стволе?.. Тогда руки и освободятся…»

Так рассудил кузнец, начал было устраиваться поудобнее, да не удержался. Неловко скользнули босые ноги по каменным плитам, кувыркнулся Сагге, да и плюхнулся… А вот и не плюхнулся! Полететь-то вниз он полетел, да не в воду нырнул, а грохнулся оземь! Лежит кузнец, головой мотает, оранжевые круги из очей вытряхивает; на груди - спасённый большеухий человечек распластался. С такими же соломенными вихрами, как у Сагге, и одет почти также: в белые льняные штаны и рубаху - но только расшитые золотом, да обут в красные сапожки, отороченные беличьим мехом.

Присел Сагге, взял человечка за ноги и легонько хлопнул по спине раз, другой…

- Акх-кхе-хе!.. - раздалось, наконец; изо рта и ушей человечка брызнули фонтанчики воды, а сам он начал извиваться, дрыгать ручками-ножками и истошно вопить. - Ай-я-яй! Переверните землю! Не ставьте её мне на голову!.. Спасите!..

- Да я уже тебя спас, - улыбнулся кузнец, бережно перевернул человечка и поставил на ноги. Только теперь Сагге с удивлением заметил, что, упав вниз, он остался сух, будто у раскалённого горна; что в колодезном подземелье - или где это он оказался, - такая же зелёная трава, такое же синее небо и такое же золотое солнце, как на белом свете.

- Чудно́! - только и вырвалось у кузнеца.

- Слава тебе, о Сагге Великодушный! – торжествующе заверещал человечек, поправил рубаху, подтянул штаны, подвязал потуже пояс, бодро оттопырил уши и начал отплясывать вокруг кузнеца, весело напевая:

Какое счастье, какое счастье!
Избавлен я от злой напасти!
И мой спаситель будет рад
Любую выбрать из наград!..

Наконец, наплясавшись вдоволь, человечек вынул из-за усыпанного самоцветами пояса красную шапочку, расшитую золотом, ловко нахлобучил её на макушке, между ушей, подбоченился и изрёк:

- Приветствую тебя, о кузнец Сагге Великодушный, во владениях моего великого отца, короля всего нашего великого малого народа!

- Вот как! - удивился Сагге. - Стало быть, я принца того… спас?

А про себя подумал: «То есть, едва ковшом не пришиб…»

- Совершенно верно, о Сагге Великодушный! - гордо воскликнул человечек.
- А имя у принца имеется? Как вас звать-величать, ваше высочество?

- Все величают меня великий Э́ри-Йенс-младший, ибо я - младший сын великого короля Эри-Йенса Девятьсот девяносто девятого - владыки великого малого народа э́ри! Но, так как ты - теперь мой лучший друг, то можешь называть меня просто - дружище Эри-Йенс-младший. И отныне ты можешь безнаказанно чихать, чесать за ухом и моргать в моём присутствии!

- Ух ты!.. - только и воскликнул кузнец, а сам в ужасе подумал: «Так вот куда я угодил: в цепкие коготки эри! Подземного народца, предкам которых за чрезмерное любопытство выжег глаза страж Нижнего мира змей То́йре! К тем самым эри, которые только и делают, что торгуют чужими тайнами!..»

- Да не бойся, Сагге! - усмехнулся принц. - Мой народ не сделает тебе зла. Ведь ты - мой спаситель! Видишь крепость? Вон там, на горе? Это замок моих предков. Поспешим скорее туда, к моему отцу, чтобы он достойно наградил тебя!..

Эри-Йенс младший тихонько свистнул, и откуда ни возьмись - будто из-под земли, - перед ним явился осёдланный бесхвостый лис с большими умными, печальными глазами. Ловко вскочив на лиса, принц пришпорил его и прокричал уже на скаку:

- Догоняй, кузнец! А я подготовлю твою встречу!..

И Сагге отправился навстречу своей судьбе. Ворота замка были распахнуты настежь. Едва кузнец миновал их - пригнувшись, чтобы уберечь голову, - и выпрямился, как у него от волнения перехватило дух. Внезапно среди ясного неба словно разыгралась гроза: загремели барабаны, загудели трубы, ещё неведомо что издавало не менее грохочущие и в то же время торжественные звуки; из сотен, если не из тысяч крошечных, но звонких глоток разом вырвался радостный, даже победный клич!

- Ух, и сколько же вас!.. - смущённо пробормотал Сагге, входя в крепость немного согнувшись, чтобы уберечь лоб.

Узкая извилистая улица, ведущая к королевскому дворцу, была свободна, но черепичные крыши домов едва не трещали от народа. Любопытные эри гроздьями облепили их, как молодые опята облепляют берёзовые пни. Ушастые человечки в красных курточках или белых кофточках едва не скатывались гроздьями с кровель, высовывались из окон, свешивались с балконов, восторженно махали руками, свистели, подбрасывали в воздух свои разноцветные шапочки. Кузнец тоже махал им в ответ и широко, смущённо улыбался.

Осторожно, чтобы случайно не покалечить кого-нибудь, не сбить печную трубу или что-нибудь не опрокинуть, Сагге двинулся к громаде королевского дворца, который, облепленный башнями и башенками, выглядел как крепость в крепости. Собственно, это и было так. Короли эри чувствовали себя в безопасности лишь за кольцами крепких каменных стен и среди паутины запутанных лабиринтов. Шёл кузнец вперёд под громовые раскаты музыки и вопли светящихся от счастья эри, как будто не чужака они встречали, а вернувшегося из дальнего похода горячо любимого героя.

Вот и просторный, с высокими потолками дворец: Сагге вошёл в него, не сгибаясь. Здесь гостя встречали не менее пышно. От ворот до Тронного зала сопровождали кузнеца придворные музыканты и почётный караул гвардейцев, с трудом переставлявших ноги от тяжести блестящего парадного вооружения. Музыка гремела, не переставая, и смолкла лишь тогда, когда бородатый церемониймейстер высоко поднял свой жезл с гроздьями серебряных колокольчиков и с грохотом опустил:

- Сагге Великодушный, кузнец из земли Пурпурных кряжей, отважный спаситель младшего сына нашего великого короля, Эри-Йенса Девятьсот девяносто девятого, да даруют ему боги здоровье, мир и процветание!

Под серебряный звон кузнец перешагнул порог Тронного зала, тотчас склонился в глубоком поклоне и замер в почтительном ожидании, стесняясь своих босых ног…

- Хватит, дружище, хватит поклонов! - услышал Сагге знакомый звонкий голос принца, который выбежал ему навстречу. - Идём со мной!..

И Эри-Йенс-младший, цепко ухватив кузнеца за палец, величественно повёл друга к прямо к трону. 

Продолжение следует...

Дмитрий Седов
Москва (Россия)

Дополнительные материалы: 

Сказки и легенды Северного берега
(волшебные сказки в жанре этно-фэнтези)
Часть I. Легенды Северного берега
Э́на-Пустая-Корзина. 1
Э́на-Пустая-Корзина. 2
Э́на-Пустая-Корзина. 3
Э́на-Пустая-Корзина. 4

Месть доньи Инес или мадридский плут

Приключения отважного шевалье Антуана де Фаланкура
Африканские сны
Тайна черной мантильи 
Волшебный гранат
Полуночные сказки
Ветер Сарагосы
Ведьмин колодец
Инсектиада

[Вернуться]