Raphael cada día

Контур № 1

"Существо неопределенной формы, пола и масти" - так можно бы назвать нашего героя, ибо именно так воспринимали его все, кто видел его мельком или был знаком с ним лично.

Название "вокальный педагог" Стефан Кириллыч придумал для себя сам. На деле он им не был. Сия персона просто «маячила» при вокале и вообще при музыке в качестве мужа пианистки Зои Евстафьевны Бояновой, некогда закончившей питерскую консерваторию и ныне работавшей в местном музыкальном училище преподавателем по педпрактике фортепиано. 

В июне 1996 года по причине скандала, центром которого стал ее несравненный супруг, ее лишили учеников, и в последнее время она занялась тем, что вела общее фортепиано у духовиков и вокалистов. А ведь когда-то она не только преподавала специальность, но и была концертирующей пианисткой!..

Странным человеком был муж этой женщины. Маленький, плюгавенький, со смуглой кожей, отдающей желтизной, с бурыми кругами под глазами, плоский, как доска, и тощий, как спичка, Стефан Кириллыч мало походил на мужчину. Казалось, его туловище вместе с головой в два раза длиннее ног, коротких и кривых, а руки вставлены как-то нескладно, и одна из них короче другой. Он ходил быстрой походкой "семимильными" шагами, откинув корпус назад и прижав одну руку к телу. Другая при этом свободно болталась или "маршировала". Создавалось впечатление, будто он ходит боком, выставляя правое плечо вперед и вверх, а левым подавшись назад и вниз.

Волосы у него были короткие, темно-каштановые, всегда тщательно прилизанные и аккуратно, волосок к волоску, зачесанные на косой пробор. Причем, идеально чистыми они никогда не были: с них всегда сыпалась крупная белая перхоть.

Он был ужасно близорук, ходил в очках с квадратной оправой и снимал их очень редко, когда ему хотелось сказать вам нечто архиценное. В такие моменты он обычно приближался к вам, припирая к стене или заставляя врасти в стул, где вы сидите, возводил на вас немигающий взор и патетически шептал, подчеркивая исключительную важность информации, которую он до вас доносит.

А кода ему приходилось что-нибудь писать, он сгибался над столом в три дуги, выводя в тетрадке буквы и слова не авторучкой, а носом. Читая книгу, он подносил ее к самому лицу, почти целуясь со страницами, а когда играл на пианино вокальные упражнения, создавалось впечатление, будто он хочет понюхать клавиатуру.

Контур № 2

Глаза у него были неопределенной формы, продолговатые, заостренные и вытянутые в одну линию по краям и расширенные в середине, с большими, круглыми красно-коричневыми веками и буровато-желтоватыми белками. Они имели странный цвет, почти всегда разный: иногда они казались черными и бездонными, как преисподняя, иногда пылали, как Огненная Геенна, на свету они обычно выцветали и становились прозрачными и пустыми, а бывали моменты, когда Стефан Кириллыч глядел на вас болотными глазами. Болотные глаза были особенно неприятны: они источали сладко-горькую тошнотворность, пропитывая всего тебя от кончиков пальцев до мозга костей.

Взгляд Стефана Кириллыча тоже требует подробного описания. Ему было присуще одно неотъемлемое качество, которое не менялось никогда, независимо от настроения нашего героя или наличия света в комнате, где вы с ним находились: он всегда был железно-пристальным и никогда - добрым. Это был или слишком ироничный взгляд - когда он прищуривал глаза, - или саркастический и едкий, или злобный, с примесью одержимости.

Иногда взор этого человека бывал глубокомысленным и многозначительным (в моменты философствования, которое он страстно обожал). В эти минуты он глядел на вас не мигая, будто гипнотизируя, подобно нашумевшему в свое время психотерапевту Анатолию Кашпировскому. Устремляясь исподлобья прямо в ваши глаза, такой взгляд пробирает вас насквозь, до самой глубины сердца, наводя страх и заставляя ежиться от неуверенности.

Весь вид Стефана Кириллыча внушает вам чувство собственного ничтожества и никчемности, кем бы вы ни являлись на самом деле: художником, инженером, бизнесменом, музыкантом или дворником, взрослым, ребенком или студентом, тихоней или наглецом. В присутствии этого человека вы ощущаете себя глупым, беспомощным и маленьким, как насекомое. Это отвратительное чувство трудно сразу подавить, оно крадется к вам со всех сторон и липнет, подобно плесени. Оно вас гипнотизирует и порабощает. Расставшись с Вонапецем, вы еще долго не можете опомниться и прийти в себя, вы не находите себе места от разъедающей изнутри душевной пустоты, вы пребываете словно во сне, от которого тщетно пытаетесь найти избавление. Должно пройти время, прежде чем вы снова будете в состоянии вести прежнюю жизнь. Вонапец, подобно гигантской мерзкой паучихе Уголианте из трилогии Толкина "Властелин колец", впрыскивает в вас буро-зеленый яд своих болотных глаз, превращая вас в свой завтрак, обед и ужин. Он может изливать на вас сладчайший елей лести, купая под теплым липким душем, может изобразить из себя умного, эрудированного, тонко чувствующего человека, обладающего несказанной проницательностью и интуицией, и вы растаете в лучах его солнца, может казаться радушным, гостеприимным и хлебосольным рубахой-парнем, и вы захлебнетесь его обаянием - в любом случае это смертельный яд, каким бы медом он на вид ни казался.

Контур №3

После многочисленных и длительных сеансов подобного гипноза (какими обычно бывали его уроки и нравоучительные беседы с вами "об жизни", "об искусстве", "об вокале", "об литературе и поэзии" и т.д. и т.п.) сей вампир начинал медленно вас кушать. Он был ненасытен в своем голоде и жажде: казалось, он никогда их не утолит. Ему всегда было мало, ибо он обладал неограниченными потребностями в пране [1]. Этот человек утверждал, что каждый день должен быть прожит так, будто он в твоей жизни последний. Так что, делайте свои выводы, друзья мои... ("Последняя жертва" - так он называл ученика, который приходил на его урок последним. Этой несладкой участи приходилось не раз подвергаться Диане Оболенской, которая была самой главной добычей Вонапеца.)

Надо сказать, свою вампирическую суть Вонапец здорово умел маскировать: всем вокруг казалось, будто он одаривает вас энергией, а не вы его. На уроках он обычно распалялся до белого каления, размахивая руками и во весь голос подпевая вам, якобы помогая, а вы после таких занятий выходили из класса измочаленным, как тряпка, выпитым, как стакан, и выжатым, как лимон. Вы радовались при этом! "О-о, как здорово я сегодня пела!" - не раз восклицала иная ученица, возвращаясь домой с уроков Вонапеца, а на следующем занятии не могла выдавить из себя ни звука, будто заболела ангиной или гриппом, и при этом она выглядела смурной и вялой, как амеба, не в силах выговорить даже такую простую фразу, как "Я нормально себя чувствую". "Что со мной?!" - мысленно возмущалась раздосадованная ученица, ибо нынче у нее совсем не было голоса, и как бы она ни пыталась его вернуть, эти попытки всегда оставались тщетными. Тоненький, сдавленный, жиденький звучок едва-едва пробивался сквозь сип и хрип, гортань казалась зажатой, корень языка комом забивал горло, тело превращалось в неподвижный деревянный чурбан, а глаза помимо воли наполнялись горючими слезами, готовыми с минуты на минуту хлынуть "девятым валом".

А Вонапец плясал от восторга, изо всех сил картинно жестикулируя, растопыривая пальцы рук и прогибаясь в пояснице, как металлическая линейка. Видя ваши едва проступающие слезы, которые вы напрасно пытаетесь сдержать, он ехидно прищуривал черные глаза, чьи зрачки увеличивались от экстаза, и, глядя на вас с откровенной полунахальной-полунасмешливой иронией, кошачьим голосом обращался к жене-концертмейстеру:

- Зоя Евстафьевна, вы ... это самое, платок-то принесли? Нет? В следующий раз обязательно принесите. Хе-хе...

Ученице надо иметь большое терпение, чтобы не проронить ни слезинки, ибо тогда удовольствие Вонапеца выйдет за всякие границы: он получит отличную возможность лишний раз поиздеваться над вами, обвиняя в лени, слабости, безволии, размягченности! А вы, несчастная высушенная слива, сморщитесь и почернеете от стыда: "Ах, какое я ничтожество!!!" Однако, радуйтесь: такое клеймо лепите не только вы сами на себя, а еще и другие жертвы гипноза Вонапеца, так что вы не одна такая. Опомнитесь, пока не поздно, умоляю вас: очнитесь, послушайте умных людей, желающих вам добра, иначе от вашего голоса, таланта, ума, характера, богатого духовного мира останутся жилеткины рукава!

Не желая мириться с сознанием собственной никчемности и небытия, вы отчаянно взираете на концертмейстера в поисках сочувствия. Но Зоя Евстафьевна, с умным видом опустив уголки полных ненакрашенных губ и устремив на вас большие серо-голубые глаза в мамо-бабушкино-учительско-концертмейстерском укоре, медленно и важно закивает большой квадратной головой с обвислыми щеками и подбородком, мол: "Да-да, Диана (Маша, Даша, Глаша, Паша...), так оно и есть, ты плохо звучишь, и виновата в этом только ты, ты, ты!!! - а не в коем случае не Стефан Кириллыч. Как тебе не стыдно так плохо петь и совсем ничего не делать! Глянь, как старается мой дорогой муженек, как устает он каждый раз после занятий с тобой, сколько сил он вкладывает в тебя, неблагодарная тупая чурка!!!"

И вам ничего не остается более, как еще глубже впасть в проклятый транс без надежды проснуться...

Контур № 4

Пока не забыла, хочу отметить одну важную деталь его характера, без которой образ этого человека был бы неполным: он очень гордился своей феноменальной способностью запоминать разные мелочи, как-то: даты, имена друзей, родственников и знакомых великих личностей, дворников с улицы, где жил Федор Иванович Шаляпин, точки, запятые, многоточия и скобки в высказываниях кухарки, мывшей посуду в доме Камилло Эверарди или Умберто Мазетти, и тому подобную чушь, в которой Стефан Кириллыч улавливал глубокий философский смысл. И если какая-нибудь ученица не знала, что сказала горничная такая-то певцу такому-то утром 13 октября 1915 года, когда тот собирался завтракать, да еще если сия ученица закончила теоретическое отделение музыкального училища, студенты которого должны быть хорошо начитанными, Стефан Кириллыч злорадно восклицал, мысленно потирая ладони от удовольствия:

- Тоже мне, теоретики! Вот они, теоретики! Все они такие, ничего не знают, а еще говорят: "Мы - теоретики! Мы - умные!"

Вонапецкие насмешки, его въедливое копание в мелочах без понятия о целом, постоянные подспудные попытки оскорбить чужое достоинство подчеркиванием собственного превосходства - еще одно средство питания для вампира. Он может обидеть вас, не повышая на вас голоса, может лишить вас последних сил и довести до головной боли, вешая на ваши уши километровые макароны псевдофилософских рассуждений, в которых одно понятие противоречит другому, а идентичные вещи подаются под разными словесными соусами как нечто совершенно различное. Он может спорить с вами об одном и том же до белой горячки: вы расскажете ему про Ивана - он возразит вам о нем же, только по-другому, и при этом будет безоговорочно уверен, что говорит про Болвана. Такие споры обычно ни к чему не приводят, а если и имеют какой-то результат, так это то, что он всегда прав, а вы - идиот. Поэтому никогда не спорьте с ним, если вы хоть как-то уважаете себя...

Продолжение следует...

Лилиана Черновалова
Ульяновск (Россия)

Примечания автора:

 [1] Прана (санскр.) - энергия

Дополнительные материалы:

Феномен
(Книга о современнике) 
Обращение к читателю. I
Обращение к читателю. II