Raphael cada día

Солнечным сентябрьским днём группа русских туристов медленно шла по узкой улочке Стамбула. Франтоватого вида пожилой экскурсовод в клетчатом пиджаке неторопливо рассказывал интересные подробности из истории этого удивительного города. Многие женщины были в тёмных очках и белых шляпках. 

Одна пожилая дама выделялась среди всех присутствующих не только своей белой шляпкой и ниткой крупных белых бус на шее, но и тонкими белыми перчатками на руках. Рядом с ней в темно-синем платье и светлой шляпе шла её старая подруга, с которой они иногда тихо переговаривались, чтобы не мешать экскурсоводу. 

Увидеть в огромном Стамбуле чистую, уютную улочку, по которой медленно перебирая ногами шла одинокая группа туристов, было делом несбыточным, ведь обычно на улицах этого огромного мегаполиса всегда было много не только своих горожан, но и многочисленных туристов из разных стран мира. Услышать чистую русскую речь было достаточно сложно, скорее разнообразное «гур-гур», как говорят в кино, когда надо изобразить в кадре говорящую толпу. Но, сегодня был, видимо, исключительный случай, и по тихой, солнечной, но пустынной улочке брела только одна туристическая группа.

Дама в белых перчатках, слегка наклонилась к своей соседке и тихо произнесла: - Тебе, Леночка, это ничего не напоминает?

- Нет, Ниночка! В Стамбуле я не была, а вот Константинополь, я думаю, был несколько иным, и тебе он как раз более знаком, чем мне. Только по рассказам, и то не Мишиным. Он всего лишь образ создавал, а вот ты там гуляла, бродила по улицам, на базаре поди не один раз бывала, - и сквозь тёмные очки она посмотрела на подругу. А та, словно действительно мысленно стала перебирать что-то очень личное в своей памяти, потому что на несколько секунд застыла, потом немного повернулась, видимо, пытаясь что-то вспомнить или рассмотреть, пробежала глазами по вычищенной улочке среди каменных стен домов, слегка обшарпанных, как тогда, в Константинополе, когда она либо одна, либо, уговорив Яшу, тащила его за собой на огромный базар, чтобы прикупить что-то покушать. Странное было ощущение: почему-то всегда очень хотелось есть. Даже в Крыму такого не ощущалось, а вот там, в этом кишащем людьми разных национальностей месте, ей почему-то всегда хотелось есть. Неожиданная нищета не давала ей покоя. Ничего не помогало. Совсем ничего. Она хоть и пыталась разводить в своем саду индюшек, но ничего толкового из этого в итоге так и не вышло. Да и Яше это было совсем не по душе. Он тяготился этой мирной жизнью. Это было не его. Его тянуло в бой, а здесь была капуста. Пустой желудок и тоска. Он сходил с ума. Постоянно был в напряжении, тем более, что и раны давали о себе знать и приходилось забивать эту боль кокаином. Или водкой. Тоска. Она его понимала и не осуждала. Да и как его можно было тогда осуждать?

- Мне Миша рассказывал, как он лечил Яшу в Крыму в двадцатом.

- И не говори, Лена, столько лет прошло, а всё как наяву, словно вчера это всё было. И война, и любовь, и его ранения. Ведь дважды его вытаскивала с поля боя. Один раз еле взвалила его на лошадь, и так с ним и прискакала к своим. Выхаживала его. Да, …- Нина немного задумалась, словно снова перебирая в своей огромной памяти те моменты из этой не простой военной жизни, жизни человека, женщины, которая взвалила на себя огромную ношу. Эта хрупкая девица в кавалерийских штанах сама наводила страх на всё окружение своим характером, не давая спуску солдатам. Империалистическая, потом гражданская, и она – сестра милосердия - помогала перевязывать раненых, на себе выносила их с поля боя. Вот так однажды она и познакомилась с Яшей, вынеся его, раненого в грудь. Именно эта проклятая рана потом так и не могла окончательно зажить и мучила его до конца дней. А какой Яша был - статный красавец. Загляденье. Высокий. Красивый. И глаза! Его завораживающие серо-зелёные глаза сводили её с ума. Она была, конечно, ниже его ростом, но молодость, господа. Что с девушками делает молодость, когда они в двадцать лет влюбляются? Вы сами всё прекрасно понимаете. Это называется потерять голову. Пошла добровольцем на фронт против немцев воевать, а уж потом вступила в Добровольческую армию сражаться против красных. Это называется – жизнь побросала и в прямом и в переносном смысле. Вот и сейчас, спустя столько лет после тех событий, она сама не ожидала, что окажется в Баку на съёмках новой кинокомедии самого Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука», который изображал в кино тот самый Константинополь, а точнее - уже Стамбул. В этом перевёртыше, как в сознании, что-то было необъяснимое, невозможное и в то же время достаточно понятное. И, посмотрев на Елену Сергеевну, Нина Николаевна Нечволодова, а это была именно она, неожиданно для себя вспомнила тот самый момент, из-за которого и оказалась на съёмках фильма. Почти как в двадцать пятом, когда она и Яша снимались в фильме о гражданской войне и Яша там играл самого себя – генерала белой армии Слащёва, а она, Нина, как в жизни, так и в кино, была его ординарцем. Всю жизнь.

Елена Сергеевна Булгакова. 1960-е

И тут прозвучала команда режиссёра: - Стоп! Снято! Меняем дислокацию.

Нина немного расслабилась и сразу вспомнила, как шагала в очередной раз по пустынному коридору Мосфильма, и ей навстречу шёл сам Гайдай. Он остановился прямо перед ней, и без всяких предупреждений выпалил: - Нина Николаевна, не желаете со мной поехать на съёмку в Баку, который в моём фильме будет изображать Стамбул? Стамбул – город контрастов! И он слегка улыбнулся и стал смотреть в её тёмные глаза, ибо в коридоре не хватало света, чтобы он смог разглядеть настоящий цвет её глаз. Он уважал эту даму, которая всегда выглядела просто потрясающе в свои шестьдесят девять лет. Да, он знал, что она была вдовой бывшего генерала Слащёва. Воевала против красных. Была в эмиграции, потом с мужем вернулась в Россию, руководила театральным коллективом и была главным консультантом на съёмках фильма «Врангель». Жаль, что кино по каким-то причинам было смыто, и не осталось ни единой копии, но для Леонида Йовича это не играло совершенно никакой роли. Зато она прекрасно знала Константинополь. Тот быт. Ту, заграничную жизнь, которую ему надо было воссоздать в кино, пусть и в современном виде. И чтобы её было легче убедить и принять какое-то решение, он добавил:

- С нами на съёмку поедет Елена Сергеевна Булгакова, а она сейчас как раз приглашена консультантом на съёмки фильма по пьесе Михаила Афанасьевича. Я думаю, вам вместе там будет очень интересно. Как считаете, Нина Николаевна?

И Гайдай стал внимательно смотреть в её глаза. В эти русалочьи глаза, как их когда-то определил сам Александр Вертинский. Откажет или нет? Но Нина Николаевна явно не ожидала такого яркого подарка. Это было настолько неожиданно, что она даже не сразу решилась что-то произнести.

- Елена Сергеевна тоже едет сниматься у вас?

- Да. Там роли фактически нет, - он слегка улыбнулся, - так, сыграть роль русских туристов в Стамбуле, но я думаю, вам вместе там будет очень интересно. А заодно и меня проконсультируете, что и как. Ещё и денег заплатят за съёмки. Так что всё, как полагается. Готовы?

Ей это явно польстило.

- Лёня! Конечно! Ну кто же откажется сниматься у тебя, да ещё и с пользой для дела. И погулять, и посниматься, и немного сменить обстановку. Я очень признательна.

И вот сейчас, в перерыве между съёмками, они на пару стояли у стен дворца Ширван шахов и мечети Джума и переглядывались между собой. Вдова знаменитого советского писателя Елена Сергеевна Булгакова, автора только совсем недавно напечатанного в журнале романа «Мастер и Маргарита», которым уже зачитывалась вся страна, и вдова знаменитого белого генерала Слащёва, о котором сейчас почти нигде не упоминали, его супруга и постоянный ординарец Нина Николаевна Нечволодова, про которую почему-то многие думали, что она не пережила тяжелых тридцатых годов и её давно нет на белом свете. Как порой бывает в жизни – парадоксы судьбы. Всю свою оставшуюся жизнь она так или иначе была связана с советским кинематографом. И это были её совсем не последние съёмки в жизни. И ведь что самое характерное в их истории любви – у каждой из них это был не первый брак! Да, да, дорогой мой читатель. Недаром говорят, что жизнь прожить – не поле перейти, а уж любить всю жизнь кого-то одного, увы, порой не каждому дано, да и жизнь сама по себе всё расставляет по своим местам. Вот вам и Стамбул – город контрастов! Кстати, это яркое и ёмкое выражение, которое много позже превратится в политический штамп нашей сатиры, Гайдай подсмотрел в фильме «Государственный преступник», в котором снимался набирающий тогда популярность Александр Демьяненко. 

Ассистентка посоветовала Гайдаю обратить внимание именно на этого замечательного актёра, ибо Гайдай просто с ног сбился в поисках главного героя для своей комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика», которую теперь уже посмотрела вся страна и разобрала на цитаты. А Шурик стал просто мега-звездой, говоря современным языком. И вот новая комедия, правда, без Саши Демьяненко. Зато здесь блистал сам Юрий Никулин, а его жена Татьяна изображала нашего гида за границей. Про Андрея Миронова и говорить было нечего – актёр, когда узнал про роль Геши Козодоева, сам напросился к Гайдаю на пробы и без проблем их прошёл, потому что чувствовал в этом герое своего любимого и озорного Селестена и, конечно, уже примеривал на себя роль Фигаро, с которой он уже весной следующего года, покорит всю театральную Москву. Но сейчас было лето, и все с удовольствием снимались в этой замечательной комедии.

Контрасты! В жизни и Елены Сергеевны их было хоть отбавляй, и в судьбе Нины Николаевны хватало. Колоритная пара дам в возрасте спокойно прогуливалась по старинным улочкам города, изображая туристов, что доставляло им несказанное удовольствие забыть на время про жизнь, и отдаться во власть кинематографа, этого ужасного и в то же время потрясающего своей необычностью зрелища, к которому уже все так привыкли и жить без него совсем не могли. Сходить в кино на новую кинокомедию - это всегда было очень романтично.

- Жаль, что мы с тобой одни тут бродим. Яша бы был рад, я даже не сомневаюсь. Эх, этот кошмарный 1929 год. Январь. Ужас. Как вспомню, так дрожь пробирает до самых костей даже сейчас, через столько лет.

- Тридцать девять лет прошло. А ведь мы с Мишей именно в двадцать девятом и познакомились, в феврале месяце на одной вечеринке у друзей. – Елена Сергеевна это как-то тихо произнесла, словно вспоминая тот морозный февраль. - А ведь он был тогда уже второй раз женат на Любе Белозёрской. А вот, подишь ты, влюбились в друг друга и всё. Ничего не попишешь. Три года встречались тайно, как разведчики в кино, пока про нас не прознал мой муж Шиловский. И всё. Закрутила нас любовь так, что сдержаться мы не могли.

- В феврале? А Яшу 11 января убили. И надо же мне было в тот день уйти из дома в клуб, мы там новую пьесу репетировали. Какие совпадения – я потеряла мужа в двадцать девятом, а ты наоборот нашла.

- Да и прожили мы с тобой с любимыми почти одинаково: я в девятнадцатом с ним познакомилась, в двадцатом мы обвенчались, и через девять лет его убили. 

- А мы три года встречались и всего восемь лет вместе прожили, когда Миша ушёл из жизни.

- Зато ты стала Маргаритой Мастера! – а это сама понимаешь, дорогого стоит. Не каждый писатель своей музой делает жену, ещё и роман свой лучший ей посвящает. Разве не так? Тебе повезло. Ей-Богу, Лена! 

- Ты здесь права. Я всё постаралась сделать, чтобы он мог свободно творить, и чтобы никакие бытовые вопросы его не отвлекали. Я и с театрами вела переговоры, и с издательствами. Всё было, и всё теперь в моей памяти. Кстати, образ Маргариты появился в романе лишь в 1932 году, именно после того, как мы поженились. Ведь до этого момента никакой любовной линии в романе не было.  

- Вот так и в моей. Всё перемешалось – и война и любовь, и эмиграция, и возвращение. Сейчас и представить это невозможно, а уж тогда, сама понимаешь. Мы ехали и думали с ним, что нас ждёт? Действительно простят или к стенке поставят, как говорил Хлудов Черноте на берегу Чёрного моря. Я и тогда Яше говорила, когда мы с ним посмотрели спектакль, что своего Хлудова Михаил Афанасьевич явно с моего Яши Слащёва писал. 

- Ещё бы. Конечно. Такую колоритную фигуру так просто забыть нельзя, тем более он же его и лечил в Крыму в двадцатом. Мне Миша об этом рассказывал, когда над пьесой работал. А вот сейчас «Мосфильм» её хочет экранизировать. Как ты думаешь. Нин, разрешат ребятам снять по ней фильм или нет? Всё-таки не про коммунистов-то фильм, а про белую гвардию, пусть и про их скитания. Всё-таки гражданская война. Друг против друга воевали. Как ты думаешь, Фурцева разрешит? Против не будет?

В душе конечно Елене Сергеевне очень хотелось, чтобы дали снять фильм по одной из самых знаменитых пьес Булгакова. И она очень переживала, тем более она уже получила от киногруппы предложение, стать обязательным консультантом фильма. Ну разве от такого отказываются? Она понимала, что возможно это её последний шанс в жизни воплотить на экране самую знаменитую пьесу «Бег». Интересно, кого они пригласят на роль Хлудова. Высокий, худой, с глазами навыкат. Очень трудная, и сложная роль. Но и играть такую роль - одно удовольствие. Такую роль заметят сразу и все. Здесь промах невозможен. И может быть, так судьба ими распорядилась, когда она с Мишей познакомилась на той самой вечеринке в гостях у друзей, где они оказались за столом сидящими рядом и Миша стал сразу ухаживать за ней. А ведь, да, она тогда была замужем. Образованная женщина, которой родители дали не просто хорошее образование, а замечательное. Ещё и три языка знала в совершенстве. Отец по тем временам был не кем-нибудь, а начальником и не простым, он перед самой Первой Мировой возглавлял Генеральный штаб. Да к тому же Елена Сергеевна была просто совершенно необыкновенного обаяния человеком. Ну как против такой красавицы и обаятельной женщины смог устоять Михаил Афанасьевич. Он был сражён, он был повержен. Стрела Амура пробила его насквозь. Его? А её? Да она сама влюбилась в него и уже не могла без него обходиться. Три года этих тайных страданий закончились тем, что она была вынуждена развестись со своим мужем, забрать себе младшего сына и выйти замуж за Булгакова. А после свадьбы старший сын постоянно к ним приходил, и Михаил полюбил его как родного. Так Елена Шиловская, урождённая Нюренберг, стала Булгаковой. Вот такие парадоксы любви.

Они стояли и разговаривали, и вдруг Елена Сергеевна неожиданно для себя поняла, что Нина Николаевна её совсем не слышит, и её мысли витают где-то далеко, а возможно, она просто вспоминает свою молодость, как Елена Сергеевна только что вспоминала свою. Им было что вспоминать. Они могли себе позволить даже не говорить друг с другом, чтобы понимать друг друга именно не только в полуслова, но и с полувзгляда, и просто храня молчание. Вот и сейчас Елена Николаевна словно оборвала свой рассказ и лишь краем глаза посмотрела на Нину Николаевну, чтобы заметить, как та задумалась о чём-то, а может, волна каких-то воспоминаний захлестнула её? Всё может быть. Всё-таки Крым. Война. Уход из Крыма. Стамбул. И неопределенность судьбы и жизни, из которой их вырвали чекисты Дзержинского. Вот как бывает.

Солнце слепило глаза. Перерыв заканчивался. Уже установили камеру для съёмки новой сцены. «Туристы» снова образовали плотную группу, но Леонид Гайдай попросил их стоять не так близко друг к другу. Нина подняла глаза к солнцу, посмотрела на него, и словно бег воспоминаний в мыслях позволил ей на время забыть уже про всё. Она создавала видимость «внимательного слушания» рассказа экскурсовода, а сама погрузилась, незаметно для себя, в поток лихих воспоминаний теперь уже давно ушедших лет…

Елена Сергеевна стояла рядом и молча наблюдала, как Нина отдавалась во власть своих мыслей. То, что она предалась воспоминаниям, не вызывало никаких сомнений. Интересно, что конкретно она вспоминала в этот момент – Константинопль или Крым. Это было интересно и загадочно. Симпатичная женщина в шляпке и белых перчатках. Ещё в пятидесятые их носили почти все женщины, но вот прошло несколько лет, и про них словно стали забывать. И лишь утончённые женщины в возрасте могли себе позволить этот шик – ходить летом в тонких гипюровых перчатках. Это было так обворожительно и романтично, чёрт побери…

Продолжение следует...

Александр Боярский
Москва (Россия)

Дополнительные материалы:

Наш друг Александр Боярский

Серенада солнечного лета
(Роман в жанре импрессионизма)

Мистер Джаз или некоторые любят погорячее

Жаркое лето любви

Рафаэль в "Моем городе детства" с А. Боярским

Премия Александру Боярскому от Союза писателей России