Raphael cada día

Если посмотреть дневник Дианы за этот период, можно обнаружить там целую картину ее настроений, которые менялись, как в калейдоскопе. Депрессия сменялась почти экстатическим восторгом, после которого снова наступала апатия и равнодушие к себе и жизни, - и так продолжалось долго, вплоть до госэкзаменов. 

Естественно, всему причиной был вокал: занимайся Диана одной теорией, ей не пришлось бы метаться из стороны в сторону. А вокал постепенно стал занимать в уме и сердце Дианы главное место, вытесняя теорию музыки в тыл. Причем, дело тут вовсе не в вокале как таковом и уж конечно не во времени, которое он воровал у основной специальности. 

Если посмотреть дневник Дианы за этот период, можно обнаружить там целую картину ее настроений, которые менялись, как в калейдоскопе. Депрессия сменялась почти экстатическим восторгом, после которого снова наступала апатия и равнодушие к себе и жизни, - и так продолжалось долго, вплоть до госэкзаменов. Естественно, всему причиной был вокал: занимайся Диана одной теорией, ей не пришлось бы метаться из стороны в сторону. А вокал постепенно стал занимать в уме и сердце Дианы главное место, вытесняя теорию музыки в тыл. Причем, дело тут вовсе не в вокале как таковом и уж конечно не во времени, которое он воровал у основной специальности. Силы - духовные и физические, которые Диана отдавала вокалу, тоже не играют особой роли.

Метание от вокала к теории, раздвоение между ними, породившие трещину в сердце и пошатнувшие почву под ногами, также малосущественны. Причина гораздо глубже, и вы никогда не обнаружите ее, если будете бестолково разглядывать пеструю поверхность. Чтобы ее найти, надо определить фундамент, на котором Диана воздвигала здание своей судьбы. Как не странно, это был вовсе не вокал - это была музыкальная теория. Когда Диана пришла в училище, она не знала, что она такое. К этому незнанию привели восемь лет учебы в общеобразовательной школе, которые так опустошили ее, что она вообще утратила всякое самосознание. И вдруг - ей говорят, что она талантливая! Ее хвалят! Ей ставят одни пятерки! О ней говорят как об одной из лучших учениц! В нее безгранично верят! С самых первых дней учебы в музыкальном училище теория музыки стала твердой, осязаемой платформой, с которой Диана могла смело сделать шаг в жизнь, она стала оплотом, укрепившим ее веру в себя и свое будущее.

Именно теория помогла Диане осознать себя как личность, открыла в ней массу возможностей жить, творить и становиться, позволила заявить о правах на жизнь, о которых до сей поры Диана не смела даже мечтать. Теория была не призрачным идеалом, не журавлем в небе, за которым Диана бежала сломя голову безо всякой надежды ухватить за хвост, - это была вполне реальная синица в руке, поле деятельности, где Диана чувствовала себя как рыба в воде. В училище к Диане относились с большой любовью, ее уважали как маленькую личность, лелеяли, как нераскрывшийся бутон. Она никого не боялась, ни перед кем не заискивала. Никто не внушал ей робости и скованности, а уж чувства собственного ничтожества - тем более! Она любила своих педагогов - особенно сильную любовь питала к Розе Львовне Буроворд: ее она буквально обожала. Она благоговела перед ними - и благоговела не в страхе, а в восторге. Этот восторг не был слепым, как впоследствии по отношению к Вонапецу, он не был вызван ни гипнозом, ни чем-то иным. Это была творческая радость, радость от процесса работы, от постоянного открытия в себе новых и новых качеств. Учителя помогали ее сердцу освободиться от оков прошлого, от наростов и копоти восьми лет, проведенных в удушающей атмосфере общеобразовательной школы, а дух любви, в котором росла Диана, давал ей новые живые силы и действовал оздоравливающе.

Первое, что потрясло Диану, не успела она переступить порог училища, - это то, что в ней увидели человека. Потом она с удивлением обнаружила, что никто не ищет у нее недостатков - их будто бы и вовсе не видят. Никто не пытался переделать ее - впервые за долгое время ее приняли такой, какая она есть! Училище стало долгожданным оазисом, где она могла наконец-то забыть о раскаленных песках и жгучем, убийственном солнце пустыни. Здесь она вздохнула полной грудью. Здесь, в лоне музыкальной теории, которая стала ее основной и любимой специальностью.

Даже когда в жизнь Дианы вошел вокал, она не изменила теории, да и ни один из бывших до Вонапеца вокальных педагогов не видел в последней помехи пению. Наоборот, они приветствовали то, что Диана теоретик, и никому из них не пришло даже в голову ревновать ее к теории. Миланчев, например, посоветовал ей поступать на два отделения сразу. То же самое говорили и Касаткина, и Рязанцев ...

...Но вот появился Вонапец, и вокал - как для Дианы, так и для ее педагогов-теоретиков - автоматически стал ассоциироваться с его персоной. С того момента, как теоретики узнали, у кого Диана занимается вокалом, пение для них перестало быть собственно пением, специальностью, областью музыкального искусства - оно обрело кривую улыбку, болотные глаза и квадратные очки Стефана Вонапеца. И теперь они, зная, кто такой Вонапец, стали ревновать ее не столько к собственно вокалу, сколько к нему. Вероятно, подспудно каждая из них чувствовала, к чему приведут Диану занятия с ним. Недаром паника охватила Суровцеву, когда она учуяла первые последствия вонапецкого влияния: тошнотворный запах гари настолько глубоко проник в ее легкие, что у нее началась аллергия и она немедленно вызвала маму Дианы, чтобы положить этому конец.

Нюх не обманывал Суровцеву: сладко-горький душок действительно витал в воздухе. Он резко бил ей в нос всегда, когда Диана появлялась на уроках сольфеджио и индивидуальной гармонии. Возможно, она неким внутренним взором видела буро-зеленую ауру, которая оплетала Диану непроницаемым коконом, и прилагала массу усилий - порой жестких, болезненных, диктаторских, чтобы разорвать ее. Но Диана словно ослепла. Беспокойство и переживания Суровцевой она расценивала как мелочную ревность, амбициозность и запальчивые претензии больного самолюбия. Она обижалась на Суровцеву, тогда как Вонапецу доверяла все больше. Свое отношение к ней, активно подогреваемое Вонапецем, она выражала результатами своей работы: они были плачевными; таких результатов Диана не имела не только за время учебы в училище, но и за всю свою музыкальную жизнь от рождения до настоящего момента.

Однако я снова отклонилась от заданной темы. Вонапец появился, и в сознании Дианы как будто что-то треснуло. Чувство уверенности в себе, щедро подаренное ей теорией, платформа, на которой она не так давно стояла без боязни упасть, вдруг неожиданно исчезли. Синица, которую Диана еще вчера держала в руке, внезапно вырвалась из рук и сгинула в белесом тумане облаков. Диана в растерянности и страхе зависла между небом и землей, беспомощно наблюдая, как они разъезжаются в стороны, повергая ее в некий вневременной и внепространственный вакуум. Она снова потеряла себя.

В чем причина? По своей сути Диана - человек довольно гармоничный, и раздвоение между некими полюсами ей вовсе не свойственно. Ей и раньше приходилось заниматься сразу несколькими вещами (например, учиться одновременно в общеобразовательной, музыкальной и художественной школах), и при этом она не ощущала никакого "размножения" личности. Все получалось у нее замечательно, причем и в музыкальной, и в художественной школах она была отличницей, а дома - в свободное от учебы время - с упоением сочиняла бесконечные романы и сказки, которыми восхищались в литобъединении, куда она периодически ходила. Всегда, независимо от того, сколько лет было Диане, ей каким-то образом удавалось сохранить необходимый баланс между своими увлечениями и страстями, и никто никогда не предъявлял ей претензий насчет того, что она уделяет какому-то делу слишком мало времени или отдает ему недостаточно моральных и физических сил. Но вот появился Вонапец, и в душе Дианы стало происходить нечто из ряда вон выходящее.

Все чаще и чаще ее посещала мысль, что вокал - единственная цель, достойная достижения, а все остальное неважно и несущественно. Исподволь, таинственно шипя и гипнотически мерцая зелеными глазами, ее ласково и нежно обвила ядовитая змея презрения ко всему, что не имеет отношения к вокалу и Вонапецу. Отравленная густым золотистым ядом, который медленно растекался по извилинам нервов и пропитывал кровь, Диана смотрела на мир совсем иначе: теперь она видела его в изжелта-сером цвете. Особенно это касалось теоретиков их образа жизни: Диане становилось нестерпимо жутко при мысли о том, что она всю жизнь посвятит кошкам, как Суровцева, у которой дома жили целых три кошки разного цвета и возраста, или растолстеет, как Евфросиния Евграфовна Евпраксина, которая не вылезает из одного платья, а зимой ходит в валенках и затертом пуховом платке, из которого давным-давно вылез весь пух. Еще она вспомнила Римму Дементьевну Мордюк, которая за свою жизнь так замордовала себя работой, что посинела, побелела, сморщилась и высохла, бедная. Ее тонкая кожа была настолько прозрачной, что под нею без труда можно было разглядеть мельчайшую сеть капилляров. Она походила на привидение с ангельским взором и тоненьким, ровным, но слегка подрагивающим голосом, чья завораживающая, магнетическая интонация наводила сон. Когда она говорила, вы слышали лишь этот нескончаемый монотонный звук, который на корню губил всякое желание уловить смысл того, о чем он вещал. С лекций Риммы Дементьевны студенты уходили выжатыми, как лимон. По училищу даже ходили слухи, что она - энергетический вампир, настолько изнурительными казались эти пресловутые монотонные "лекции". Всякий раз, когда бледная, полупрозрачная фигура Риммы Дементьевны, которая, казалось, рассыплется на атомы и молекулы, стоит лишь неловко задеть ее ногтем, появлялась перед глазами Дианы, последнюю охватывал холодный шок: неужели и она станет такой же? Боже ее упаси от подобной участи! А если учесть, что Римма Дементьевна - старая дева, что вряд ли в жизни ее была когда-нибудь любовь, что у нее нет детей и живет она в унылом одиночестве, сверля огромные пыльные кипы книг мозговыми шурупчиками, которые вот-вот вылезут из черепа, настолько она зациклилась на умственной работе, на бесчисленных "схемочках", изобилующих палочками, галочками, "антенками", кружочками, скобочками и проч., которые она внедряла в бедные головы студентов и заставляла учить наизусть... - о нет! Диана никогда не позволит себе дойти до такого! Вот до чего доводит теория!..

Единственным ярким пятном, весело ласкающим душу и глаз, на этом изжелта-сером фоне был вокал. Он обещал бурную, сочную жизнь, непредсказуемую, исполненную чудес и незабываемых событий. Он сулил нечто волнующее, неизведанное и прекрасное. В глазах Дианы это нечто пока не имело ясных очертаний, но глядело заманчивой сказкой, которая - если она захочет, с минуты на минуту может обратиться в явь. Не проверив, можно ли ступить на сию почву без боязни провалиться и сгинуть в ее недосягаемых недрах, она самозабвенно отдалась во власть вокалу, позволив коварному шарлатану Вонапецу распоряжаться ее волей так, как он захочет.

И Вонапец не стал медлить: он моментально начал действовать. Перво-наперво он внушил Диане, что ее судьба - вокал, а не какая-то глупая, никому не нужная теория музыки. Наряду с этим он убеждал Диану в том, что она - слабая, беспомощная, безвольная, "размягченная", ленивая, нервная, не умеющая контролировать свои чувства, что она еще не вышла из детского возраста и что ей придется отныне много "работать над собой", чтобы завоевать себе право стоять на одном пьедестале с ним. Он приложил максимум усилий, чтобы сотворить из себя кумира, которого наивная Диана могла бы самозабвенно боготворить. Он настолько расширил пропасть между Дианой и собой, установил настолько незыблемую дистанцию, что Диана потеряла всякую надежду на ее преодоление.

Если педагоги-теоретики видели в Диане личность и всеми силами старались ее выявить и раскрыть, то Вонапец этой личности не видел в упор. А если и видел, то никогда не говорил об этом, чтобы его ученица - "Упаси Бог!" - не поставила себя на одну ногу с ним. Более того, он изо всех сил старался задушить и похоронить любые намеки на эту личность, чтобы возвыситься в собственных глазах и еще раз доказать "реальность" собственных иллюзий. Верил ли он в Диану? На первых порах она думала, что да. Увы, она так только "думала", обманывая себя, ибо живых подтверждений тому не было. В поведении Вонапеца сквозило что-то такое, что заставляло Диану сомневаться в его вере в нее. У нее было сложное чувство к Вонапецу: с одной стороны, она ему доверяла и во всем полагалась на его компетентность и профессионализм, а с другой - боялась и прятала от него собственную душу. Причем первое обстоятельство - доверие - шло вовсе не от сердца: оно диктовалось разумом, который был парализован одной целью - во что бы то ни стало как следует поставить голос и поступить в консерваторию; Вонапец единственный, кто может в этом помочь, и поэтому ему просто необходимо доверять; доверие - вопрос жизни и смерти, а не каприз больного самолюбия.

Страх же, чувство неудобства и дисгармонии, которые не давали ей покоя даже тогда, когда Вонапеца рядом не было, были криком уязвленной интуиции, которую железный рассудок намертво запечатал у себя в карцере. Но Диана всеми силами старалась уничтожить это чувство. Она считала его ошибкой, несмотря на то, что оно упрямо пробивало скорлупу разума, как зеленый росток пробивает асфальт.

Словом, яд Унголианты оказал-таки на жертву свое губительное воздействие: мало того, что сила духа Дианы заметно упала, - она лишилась духа вообще! Вверив душу Вонапецу, добровольно вынув ее из сердца и отдав ему на поживу, сама она превратилась в зомби. Ситуация полностью вышла из-под ее контроля: она пустила на самотек сольфеджио, гармонию, полифонию, она будто бы забыла о том, что грядут госэкзамены и к ним надо готовиться... словом, она без зазрения совести беспечно болталась между небом и землей, щедро позволив учителю вокала взять на себя роль вершителя ее судьбы.

А он и доволен! Это он впервые поставил ее перед выбором: вокал - или жизнь. Естественно, она выбрала вокал: зачем ей жить? Жить - это же так скучно! Жить - это значит быть теоретиком - таким, как Римма Дементьевна Мордюк!

Продолжение следует...

 Лилиана Черновалова
Ульяновск (Россия)

Дополнительные материалы:

Феномен
(Книга о современнике) 
Обращение к читателю. I
Обращение к читателю. II
Контуры
Тернистый путь. I
Тернистый путь. II
Тернистый путь. III
Тернистый путь. IV
Тернистый путь. V
Зеркало, или вокальные мытарства
Дианы Оболенской
Зеркало, или вокальные мытарства Дианы Оболенской. Хаос. I
Зеркало, или вокальные мытарства Дианы Оболенской. Хаос. II
Зеркало, или вокальные мытарства Дианы Оболенской. Хаос. III
Вокальные мытарства Дианы Оболенской. Раздвоение личности. I