Raphael cada día

17.12.2023

Воскресные чтения с Лилианой Черноваловой

Феномен
(Книга о современнике)
Вокальные мытарства
Дианы Оболенской.
Три концерта. Концерт первый: музыкальная школа № 9. (1)

Один из концертов Боянова и Вонапец намеревались дать в музыкальной школе № 9. Там работала Маша, бывшая бояновская ученица, которая могла помочь им это устроить. Когда-то эта Маша имела счастье брать и у Вонапеца уроки. Однако она не захотела связать жизнь с вокалом и устроилась на работу дирижером хора.

Дату концерта назначили на середину февраля. Кажется, он состоялся восемнадцатого числа.

Разные мысли и чувства, гнетущие, противоречивые, тяжкие, осаждали Диану перед концертом. Необходимость выступления, диктуемая практичным умом, близкая непосильному бремени и подневольной обязанности, боролась в ней с сильнейшим нежеланием выступать. До поры до времени она уповала и верила, что нечто помешает, и Вонапец отменит концерт. Как и в самый первый раз, перед "дебютом", решившим ее судьбу в пользу вокала и ставшим маленькой вехой на пути ее "становления" как певицы, она боялась опозориться и подвести Вонапеца, боялась, что голос ее не зазвучит на сцене так, как она хочет, и вместо удовольствия снова будет пытка. Правда, теперь мысли ее были в большей степени заняты собой, нежели Вонапецем: он-то себя утвердил, а она? Ей еще предстоит! Ее атаковали думы о грядущем поступлении, о том, в состоянии ли она показать себя в Москве, или снова ей придется пасовать перед неприступным памятником Чайковскому? На репетициях перед концертом у нее ничего не получалось. Не было ни одного дня, когда она могла бы уверенно сказать себе: "Я - певица!" Ее одолевало чувство, будто у нее вообще нет голоса, и оно оправдывало себя: от первоначального голоса Дианы, от того серебристого голоса, которым она пела до всяких систематических занятий вокалом, ничего не осталось! Куда-то испарилось чувство удовольствия от пения, желание выступать и видеть публику, отсутствие страха перед нею! Все раздражало Диану.

Единственное, чего ей хотелось, - это сгинуть куда-нибудь, чтобы ни Вонапец, ни Боянова о ней не вспомнили, чтобы они навсегда оставили ее в покое и нигде не смогли найти. Состояние неопределенности и бесконечные вопросы, отсутствие стабильной веры в будущее истомили Диану. Она не верила даже в собственную реальность. Она не чувствовала себя живой и живущей. Она передвигалась туда-сюда, как марионетка, которую кто-то дергает за нитки. И до самого последнего дня, до самого последнего мгновения она верила, что о концерте каким-то образом забудут. О, она не вынесет позора!

Однако дата концерта, вначале абстрактная, далекая и казавшаяся иллюзорной, почти фантастической и невозможной, неумолимо надвигалась, обретая угрожающую реальность. И Диана волей-неволей начинала собираться с силами. Она настраивала себя психологически, она внушала себе, что если не споет она, не споет никто, а если уж она не споет великолепно, то кто же еще споет? Она убеждала себя в том, что Вонапец уповает на нее как на единственное чадо, оставшееся в живых, что он отчаянно верит в нее и не простит, если она вдруг ударит лицом в грязь. И она, Диана, тоже себе этого не простит! Грош ей цена, если она вдруг повернет назад перед самым финишем!

Чтобы взбодрить себя, чтобы уничтожить мысли, предательски гнетущие ум и сердце, чтобы одолеть ядовитые сомнения и колючий страх, она вспоминала свои прежние "триумфы". В памяти ее всплыло одно событие из детства. Тогда ей, кажется, было лет девять или десять. Первого сентября на улице собралась большая толпа детей и взрослых. Их развлекали стихами и песнями, они танцевали и веселились, празднуя День Знаний. Но вот ведущая спрашивает, обращаясь к детям:

- Кто хочет спеть?

Некоторое время, секунды три или четыре, публика молчит и не шевелится. И вдруг в центр круга выходит Диана и берет из рук ведущей микрофон:

- Я хочу!

Восторженная ведущая, увидев такую смелую девочку, с радостью отдает ей микрофон и отходит в сторону. Диана поет песенку "Есть на свете цветок алый-алый, яркий, пламенный, будто заря..." Публика внемлет ей, затаив дыхание, с горящими от восхищения глазами... потом раздаются бурные аплодисменты... Диана кланяется и уходит, а какая-то незнакомая девочка дарит ей бордовую хризантему...

Диана вспомнила тот момент так ярко, будто это было вчера, и аромат хризантемы наполнил ее грудь блаженством. Это воспоминание придало ей силы. А потом было еще одно - о прошлогоднем "дебюте". Ведь накануне ее тоже одолевали сомнения, однако она спела - спела великолепно, и кто-то из зала даже закричал ей "Браво!" И Вонапец остался доволен... он разомлел от восторга, когда Диану еще раз вызвали по окончании концерта... а сколько комплиментов наговорили ей те, кто слушал ее! Помнится ей, она была так счастлива, что в этот же день написала стихи о любви, жгучей, как солнце... Так что, прочь сомнения! Завтра концерт, и я обязана блистать!

Однако репетиция накануне концерта снова была неудачной. Изо всей силы вцепившись руками в рояль и напрасно пытаясь выжать из себя более-менее приемлемый звук, она обливалась потом и сдерживала слезы, которые готовы были вот-вот в три ручья хлынуть из глаз. Она крепилась, не давая им воли, чтобы не позволить Вонапецу лишний раз поиздеваться над собой. Однако он чуял сие самыми недрами своего существа, и колючая дрожь наслаждения волнами бежала по его спине, когда он вворачивал какую-нибудь ядовитую шутку или язвительное замечание.

- Капризная! Ленивая! - желчно мяукал он, прищуривая глаза и пристально впиваясь ими в Диану. - На тебя еще никто из педагогов не жаловался, а? Нет? так вот я буду первым. Поняла? я буду первым, я первый, я первый!

Дверь отворилась, и на пороге класса появился Костя Зинкин - студент четвертого курса училища, пианист и композитор, лауреат конкурса "Новые имена", местная знаменитость. Некоторое время назад он изъявил желание заниматься вокалом у Вонапеца, и последний тут же вцепился в него мертвой хваткой, учуяв у того дюжий ум и способности к пению. Вонапец и Боянова пригласили Костю поучаствовать в Дианином концерте. Он должен был играть свои произведения в промежутках между пением Дианы. Сегодня он явился в училище на генеральную репетицию: Вонапец и Боянова задумали прогнать перед концертом всю программу целиком.

Костя был высокий, стройный и очень худой парень лет двадцати, круглолицый, с большими светлыми глазами. Русые волосы обрамляли лицо крупными кудрями, над маленькими пухлыми пунцовыми губами пробивались едва заметные редкие рыжеватые усики. Одет он был в черные брюки и коричневый свитер.

Он поздоровался, прошел и сел на стул у дверей - ждать, пока Диана закончит распевку...

... Ах, лучше бы он не появлялся! Его приход еще больше вывел Диану из равновесия. Меньше всего ей в те минуты хотелось, чтобы ее слушал посторонний, тем более - "гений" и "знаменитость"! В момент, когда он вошел, Вонапец похвалялся перед Дианой тонкостью своего музыкального слуха:

- Микст не открыла! Язык не насытила! Желваки не выкатила! Импульсы забываешь делать! Почему? Вот эту ноту - вот эту вот, слышь, последнюю "ма", самую высокую "ма" и не дотянула!

Вонапец почти всегда давал Диане упражнения на слог "ма". - На одну восьмую тона не дотянула! Ну-ка, - он снова взял на инструменте не дотянутую Дианой ноту "ма". - Да-да, на одну восьмую тона, ровно на одну восьмую, ровно на одну! - распалялся Вонапец, делая особый акцент на слове "ровно"; ему нравился звук собственного голоса на слоге "ро": на этом слоге ему особенно удавалось широко открыть микст и послать звук в самый центр темени. - На одну восьмую тона! Вот у нас тон делится на полутона, - два полутона, - это в нашей музыке так - на два полутона, а в индийской музыке как? А? Можешь ты сказать мне, можешь ответить, как в индийской музыке? А ну-ка, теоретик, ответь-ка на вопрос! - Вонапец понизил голос и въедливо уставился на Диану, мысленно предвкушая свое превосходство и заранее явно торжествуя.

- Не знаю, - ответила Диана сдавленным голосом. - Мы не изучали индийскую музыку.

- А-а, вот они, вот они теоретики! - злорадно запылал Вонапец, едва ли не катаясь по полу в восторге от того, что ему снова удалось унизить ученицу. - Ничего не знаем, да? Теоретики! Теория! Хе-е-е-хе-хе! Ленивые! Капризные! Ни там у себя в теории, ни здесь ничего не делают! За что только им пятерки ставят! Красные корки дают! "Теоретики"! - последнее слово он произнес, будто выругался. И все это в присутствии постороннего человека!

- Давай! Ноты! Принесла? Где они у тебя? Зоя Евстафьевна, пожалста, прошу за инструмент! - промяукал он, обращаясь к Бояновой.

Диана чувствовала себя отвратительно. С нею начиналась истерика. Ей захотелось собрать ноты в охапку, повернуться и уйти, громко хлопнув дверью, чтобы никогда - никогда в жизни! - больше не являться на этот порог. Она ненавидела подобные выходки Вонапеца. А как часто он таким образом обращался с нею в присутствии посторонних! Ему будто бы нравилось издеваться, он нарочно так делал, чтобы насладиться ее реакцией, чтобы продемонстрировать над нею свою неограниченную власть, чтобы еще раз напомнить о том, как она от него зависима!

Она не ушла лишь потому, что это была репетиция перед концертом. Тогда она еще не совсем понимала положение вещей: в собственных неудачах она продолжала винить себя. И все же в душе ее назревало чувство отторжения от Вонапецу и его методики. В те минуты оно было смутным, и ум пытался заглушить и подавить его, ведь выхода у Дианы не было: уйди она от Вонапеца, она останется недоученной и никуда не поступит, тогда как, сделай она иначе, в ее распоряжении будет еще время, чтобы обрести уверенность и независимость.

И все же все чаще и чаще, неотступно, неумолимо посещало ее чувство того, что Вонапец больше ничему не сможет ее научить. Она остановилась на месте, застопорилась, она словно попала в капкан, из которого нет пути ни вперед, ни назад. И теперь она отчаянно бьется в этой ловушке, пытаясь вырваться, но все усилия тщетны: птицелов подрезал ей крылья, чтобы она никогда не смогла полететь. Отвратительное, мерзкое чувство! Вот и сейчас оно подступило к горлу, перекрывая дыхание. Диана изо всей силы сжимала зубы, чтобы не выдать себя. Она поставила ноты на пюпитр и снова встала к роялю. Репетиция началась.

Боянова опустила руки на клавиатуру. Диана возвела отчаявшийся взор на Вонапеца, который, вместо того, чтобы слушать ее, сел за стол и уткнулся носом в тетрадь, выковыривая в ней что-то карандашом. Он всегда так делал, когда собирался "слушать" самостоятельное пение учеников, и Диане это особенно не нравилось. У нее возникало впечатление, будто он вообще не слушает ее, а ежели и слушает, то с каким-то предубеждением, словно заранее зная, что петь она будет плохо. У Вонапеца было две крайности: либо он пел вместе с учеником, опять же должным образом его не слушая, а любуясь одним лишь собой, либо не пел, принимая вид надменного равнодушия и высокомерной строгости. Вся его поза при этом как бы говорила: "Ну, давай пой! Посмотрим, как ты споешь! Вряд ли мне понравится, как ты споешь, ведь без меня ты не можешь петь!" Естественно, наталкиваясь на подобное отношение, ученик редко споет так, как он бы желал, если вообще споет. Для того, чтобы хорошо спеть, ему необходимо почувствовать себя свободным, а это нелегко сделать, когда вокруг тебя одни психологические барьеры.

Вот и в данный момент Вонапец соорудил очередной психологический барьер. Он стал еще ощутимее в присутствии Кости Зинкина. Однако Диана изо всей силы постаралась взять себя в руки - и запела.

Это было далеко не идеальное пение. Голос постоянно сипел и садился. Петь было тяжело и неудобно - и вовсе не оттого, что Диана чего-то не делала: она делала все. Вонапец ни разу не посмотрел на нее, пока она пела, не вклинился в ее пение ни словом, ни жестом. Она пела и пела, пела и пела, а он - писал, писал, писал... Она чувствовала, что ему не нравится, как она поет, и продолжала петь. Наконец, в одном месте она сорвалась и прекратила пение, и только в этот момент Вонапец поднял голову и возвел на нее пристальный, неподвижный взор Анатолия Кашпировского. Диану скрутили спазмы.

- А теперь скажи мне, чего ты сейчас не сделала, - медленно, вполголоса, но очень внятно проговорил Вонапец, не отводя взгляда от Дианы.

С перепугу она стала наобум перечислять все ошибки, какие она - осознанно или нет - могла сделать во время пения. Вонапец молчал: один Бог ведает, чего он хотел от нее.

После этой паузы за инструмент сел Костя. Он сыграл свою сонату и снова вернулся на прежнее место. Диана встала к роялю, чтобы петь вторую часть программы.

На этот раз Вонапец без умолку пел вместе с нею. С горем пополам они домучили программу, и Костя напоследок исполнил рапсодию Брамса.

На том и расстались до следующего свидания на концерте в музыкальной школе №9.

Продолжение следует...

Лилиана Черновалова
Ульяновск (Россия)

Дополнительные материалы:

[Вернуться]

Raphael cada día

Воскресные чтения с Лилианой Черноваловой

Комментарии