Raphael cada día

24.03.2024

Воскресные чтения с Лилианой Черноваловой

Феномен
(Книга о современнике)
Вокальные мытарства
Дианы Оболенской.
Три концерта. Отступление (1)

Мы после небольшого перерыва возобновляем публикацию повести Лилианы Черноваловой, и теперь читатели смогут познакомиться с третьей частью "Феномена".

Ну, а теперь, я думаю, настал момент подробнее поговорить о личных отношениях Вонапеца и Бояновой. До сих пор я их почти не касалась, ибо в этом не было необходимости. Лишь в главе "Тернистый путь" о них было сказано несколько беглых слов, которые констатировали очередной факт биографии Вонапеца (сыгравший, впрочем, в его судьбе огромную роль и положивший начало целой эпохе жизни). Здесь я снова решила коснуться этих отношений, и теперь уже не просто коснуться, а осветить их настолько подробно и полно, насколько позволят мои возможности и сведения, которыми я располагаю.

Причина такого дерзкого вмешательства в личную жизнь моих героев довольно веская, в противном случае я бы не стала делать ее достоянием широкой публики. Отношения вонапеце-бояновской четы, сколь бы странным это вам не показалось, повлекут за собой окончательный разрыв Дианы с Вонапецем: они станут его первопричиной - и скоро вы узнаете, почему.

К сожалению, в моем арсенале имеются весьма скудные сведения относительно личной жизни Вонапеца и Бояновой. Они разрозненны, отрывочны, малочисленны и не очень ярки. Не знаю, насколько мне удастся состряпать из них что-нибудь лакомое. Вряд ли эта история любви (если любовь, конечно, имела здесь место) произведет на вас волнующее впечатление. Не обещаю вам ни романтики, которую многие чувствительные души так обожают, ни бурления страстей, ни захватывающей драмы. То, что предстанет перед вами ниже, - очередная констатация факта. Итак, начнем.

Как вам уже известно, исходной точкой возникших отношений между Вонапецем и Бояновой была жалость со стороны последней. Причин у этой жалости было несколько: и неизлечимая болезнь Вонапеца, и его неприкаянность, и драма, которую он, возможно, пережил в Другом Городе вследствие развода с первой женой. По словам самой Бояновой, жалость была единственным чувством, которое мог тогда внушить ей Вонапец. Никакие другие вибрации не коснулись ее души и вряд ли коснулись бы, будь их общение с Вонапецем менее продолжительным. "У меня было много поклонников, - признавалась Боянова, - многие предлагали мне руку и сердце, многие искали моего расположения, - я никогда не оставалась без внимания мужчин, так что выйти замуж я могла не один и не два раза, и Стефан - вовсе не герой моего романа".

Из этих слов Зои Евстафьевны вполне можно заключить, что влюблена в Вонапеца она не была: он не тот, из-за кого женщины прыгают из окон и таскают друг друга за волосы. С самой нежной юности Стефана Кириллыча - с того самого момента, когда она стала его первым концертмейстером, - она относилась к нему, как к ребенку. Это материнское чувство не исчезло и тогда, когда Вонапец явился в училище вторично - из Другого Города, после перерыва в шестнадцать лет, исполненного драматических коллизий, препон и неудач. Человеком она была великодушным и щедрым, и новая возможность помочь нуждающемуся ближнему обрести потерянную почву под ногами весьма обрадовала ее. Улучив сей великолепный шанс испытать собственное благородство и измерить запасы любви в душе, она распахнула Вонапецу горячие материнские объятия. Ее щедрое крыло гарантировало ему защиту и комфорт. Как уже говорилось в "Тернистом пути", оно стало бронированным щитом, оснащенным магическими письменами.

За Бояновой Вонапец был как за каменной стеной! В полной уверенности и без малейшего страха он мог теперь опереться на ее незыблемое плечо. Он не нуждался в собственном оружии, чтобы защищаться: им располагала Боянова. Она пользовалась в училище огромным авторитетом, к ее мнению прислушивались, с ним считались, так что Вонапец как ее протеже автоматически ограждался от нападок недоброжелателей. Щит Бояновой лишится своих гипнотических чар намного позже, в момент, когда яд Вонапеца разъест его до ржавчины и на его блестящей поверхности выступят первые признаки коррозии; а пока Стефан Кириллыч блаженно нежился в теплой нише, милостиво отведенной ему благодетельницей Зоей.

Кому не понравится такое положение вещей: у Вонапеца была и теплая квартира со всеми удобствами, и великолепная работа, предлагавшая миллион условий для самореализации (это вам не слесарно-сантехническое поприще!), и надежное прикрытие… Это был подарок судьбы! Восемь лет счастливой семейной жизни с Бояновой справедливо могут претендовать на право называться еще одним оазисом в пучине жгучих песков пустыни, - правда, не таким зеленым, влажным и прохладным, как тот, первый, засыпанный, но все же оазисом, где можно спокойно жить и не бояться песчаных бурь.

Вонапец не раз утверждал, что Боянова - единственное существо в Нашем Городе, достойное называться Человеком. Все остальные - звери и монстры. Именно она, как до сей поры никто из смертных, сумела погрузиться в самые недра его души и узреть там нечто, скрытое от поверхностного взора. Она принимала его таким, какой он есть, - со всеми его достоинствами, недостатками, чудачествами, изъянами и выпуклостями, делавшими его облик неповторимым, оригинальным, уникальным и незабвенным. В лучах ее любви (о ее своеобразии мы еще поговорим) он плескался и нежился, как рыба в воде. Именно ее присутствие рядом побудило его вообразить из себя нечто уму непостижимое, необъятное, бесконечное и бездонное, во что можно только "верить", но ни в коем случае не измерять "общим аршином". Его фантазия в конце концов разыграется так, что он возомнит, будто сам достиг подобных высот, глубин и размеров, без помощи Бояновой, без ее великодушия, самоотречения, благолепия и заступничества. Но об этом потом, а сейчас отправимся дальше.

Немногие признавали сей союз. Пожалуй, в музыкальном училище не нашлось ни одного человека, который бы смирился с ним безоговорочно. Здравомыслящие семьи видели в нем нечто странное, неподвластное ни уму, ни сердцу. Как, недоумевали некоторые, такая умная, образованная женщина, прекрасная пианистка, закончившая питерскую консерваторию, могла прельститься Вонапецем?! Казалось, в училище даже стены возмущались сим явлением. Боянова, избрав Вонапеца спутником жизни, настроила против себя весь педагогический коллектив. Ее продолжали уважать, с нею продолжали считаться, заведующая фортепианным отделением, как и прежде, продолжала снабжать ее каждый год нагрузкой, - но между нею и коллективом будто бы пробежала черная кошка. Сохраняя с коллегами с виду душевные, бесконфликтные отношения, она удалилась от них на значительную дистанцию. Загнав себя в тесные стены класса, где она обычно проводила занятия, она редко распахивала двери для какой-нибудь дружбы. Среди педагогов, с которыми Зою Евстафьевну можно было частенько увидеть за беседой, выделялась Эмма Михайловна Картавина, тоже пианистка (и весьма неважная, судя по отзывам о ней учеников), да и то неизвестно, дружила с нею Боянова или нет: были моменты, когда Зоя Евстафьевна отзывалась о ней не очень лестно.

Незаметно для Бояновой получилось так, что обожаемый Вонапец сумел настроить ее против всего коллектива в целом и каждого его члена в отдельности. Во всех они оба видели интриганов, шпионов, врагов и завистников, жаждущих посплетничать или сотворить какую-нибудь пакость. Лишь ученики, и то немногие, поддерживали с вонапеце-бояновской четой теплые, дружеские, почти родственные отношения. Вонапец и Боянова очень гордились этим. С некоторыми из своих "музыкальных чад" они даже переписывались. По всей вероятности, это были те вечные слепцы, которым никогда не дано прозреть: волею жестокой судьбы они вынуждены до скончания собственного века оставаться закодированными. Среди этих вечных и неизменных "жертв" была Ирина П. - пианистка, занимавшаяся некогда у Бояновой. Она обладала также неплохим голосом, так что пришлось ей побывать и у Вонапеца на крючке. Но жизнь свою Ирине П. связать с вокалом почему-то не захотелось; она решила посвятить себя фортепиано, хотя и не имела, по словам Бояновой, блестящих пианистических данных. Вместо подвижности пальцев и утонченной музыкальности Ирина П. обладала твердой волей, упорством и неуемным желанием стать пианисткой. Именно это помогло ей поступить в консерваторию.

Из города, в который Ирина отбыла для учебы, она посылала вонапеце-бояновской чете теплые дочерние письма. Иногда, приезжая на каникулы, она наведывалась к ним в гости и обязательно привозила какой-нибудь подарок. Однажды, когда у Вонапеца случился приступ и его отвезли в больницу (это было после известного скандала в училище), Ирина П. вместе с Бояновой и Дианой решила его проведать. Помнится, Вонапец тогда был счастлив до изнеможения: Диану с Бояновой он все же ожидал увидеть, а вот Ирину П. - никак нет. Ее дружеский и дочерний визит в больницу оказался для него огромным сюрпризом. Пожалуй, на данный момент она единственная из вонапеце-бояновских отпрысков, кто до сих пор их помнит и поддерживает с ними связь. Больше я не знаю никого. Они всегда приводили ее в пример, когда им хотелось похвалиться перед кем-нибудь тем, какой неизгладимый след они оставляют в ученической памяти. Дай Бог этим узам не разорваться никогда; они единственный источник живой влаги среди жгучих кочующих песков, из которого еще можно черпать!

Продолжение следует...

Лилиана Черновалова
Ульяновск (Россия)

Дополнительные материалы:

[Вернуться]

Raphael cada día

Воскресные чтения с Лилианой Черноваловой

Комментарии