|
Ну, а если душа одинока?
Если не с кем любовь разделить?
Значит, мучиться сердцу до срока,
Иль до смерти в страдании жить…
С болью в сердце Энрике вернулся
В дом родной, где стихал карнавал;
Вдруг воитель младой встрепенулся:
Он свою незнакомку узнал!..
Рядом с нею шагал де Гутьеррес,
Осторожно под локоть держа,
Открывая заботливо двери…
Тут воскликнул Энрике, дрожа:
«Дон Хуан! Что за чудо и счастье
Встретить вас в свете нового дня!
Я прошу вашей воли и власти:
Сеньорите представьте меня!..»
-2-
Он стоял перед нею, немея,
И твердил про себя, чуть дыша:
«Даже высказать в мыслях не смею,
До чего же она хороша!..
Пусть проклятая ведьма хохочет,
Не устану твердить вновь и вновь:
Врёшь старуха! Судьба мне пророчит
Не беду и не горе - любовь!..»
И она по-другому смотрела
На Энрике: была смущена,
Даже ликом слегка побелела,
Как белеет под утро луна.
И зарёю зарделись ланиты,
Дева скромно потупила взор:
«Я с рожденья зовусь Хуанитой.
А как мне величать вас, сеньор?»
«Можно просто Энрике; не стоит
Вам, как гостье, себя утруждать
Этикетом излишним, пустое!
Мне ж позволите вы называть
Также запросто вас - "Хуанита"?
Что ж молчите вы? Дайте мне знать:
Да, иль нет? Ваших слов, сеньорита,
Жду, как манны!.. Меня вы страдать
Заставляете; вот уж колена
Преклоняю пред вами в мольбе,
В муках тяжких сердечного плена…
Так ответьте и мне, и себе!»
-3-
Дон Хуан улыбнулся радушно:
«Не спешите, мой друг! Отдохнуть
Дайте гостье. Здесь тесно и душно,
Ещё вы преграждаете путь…»
Вспыхнул тотчас Энрике, как факел:
«Дон Гутьеррес! Я слушаюсь вас
Под развёрнутым стягом, в атаке,
Но вне битвы - вы мне не указ!
И прошу не мешать мне отныне,
Если вам дорога на плечах
Голова; а не то её снимет
Сталь родного мне с детства меча!»
Вздох тревоги взвился над толпою;
Суета, голоса, шепотки:
«Непременно быть смертному бою;
Ещё слово - и вынут клинки!..»
Но напрасно иные хотели
В этот час самовидцами стать
Жаркой сцены кровавой дуэли:
Не пришлось им её наблюдать.
Словно не было рядом буяна,
Де Гутьеррес промолвил: «Беда!
Мало ль что померещится спьяну?
Сеньорита, нам с вами сюда…»
И увёл Хуаниту из залы.
Так потух, едва вспыхнув, скандал;
А Энрике, опешив немало,
Словно столб придорожный, стоял.
-4-
Пир окончен! Часы пролетели
В миг один, как секунда одна.
Слуги быстро стелили постели;
Во дворце начала тишина
Воцаряться; и вскоре затихли
Шорох платьев, шаги, голоса,
Струн гитарных гортанные вихри,
Дальний лай одинокого пса…
Всё уснуло. Но что там за малый
Привидением рыщет в саду?
Почему опоясан кинжалом?
И на чью заявился беду?
Серой тенью скользнул он в покои,
И никто не заметил его…
Вот он дальше крадётся: спокоен,
Ловок, быстр, а вокруг - никого,
И ни стука двери иль оконца;
Чтоб растопку начать очага,
Сонно щурясь на юное солнце,
Не появится ранний слуга…
Не слыхать даже вычурных трелей
Ни в людских, ни в господских углах
Чьей-нибудь носоглотной свирели;
Все уснули, забыв о делах…
Тихо, будто весь мир сговорился
С визитёром таинственным в лад,
Что нежданно, не с миром явился,
Прихватив смертоносный булат.
-5-
По-кошачьи прокрался он к цели,
Вынув загодя белый клинок,
И глаза его хладно блестели;
Вот отмычкой он отпер замок
От оружья свободной рукою;
Вот он в спальню заполз, как змея,
Вот он замер на время-другое;
Вот, дыханье на миг затая,
Сделал шаг; над главою высоко
Поднял жадный до крови кинжал,
И вонзил его с силой глубоко
В грудь тому, пред ним возлежал!
Точно в сердце ударила дага[35].
Для несчастного сладостный сон
Стал дорогою в вечность. Бедняга!
Он издал лишь едва слышный стон.
А убийца калёное жало
В теле жертвы оставил; потом
Закричал, как ни в чём ни бывало:
«Помогите! Спасите! На пом..!»
Наконец, шум за дверью услышав,
Счёл, что дальше кричать - не умно;
Прошмыгнул через комнату мышью
И мартышкою прыгнул в окно…
ГЛАВА VI
-1-
Спит за ширмой дуэнья седая,
Зыбким грёзам отдавшись сполна,
Но не спит Хуанита: мечтая,
Молчаливо сидит у окна.
Отчего же девице не спится?
Почему не спешит отдохнуть?
Потому, что несчастной девице
Сердце давит на юную грудь;
Истомилось оно не на шутку,
Бьётся, гневаясь и трепеща,
Так отчаянно бьётся голубка
В тесной клетке, свободы ища.
Нет девице ни сна, ни покоя,
Ни свободных от мыслей минут:
Переполнено сердце тоскою,
Той, что люди любовью зовут.
Ах, какая же сила у страсти!
В жар и холод бросает чело;
Дух и тело - всё отдано власти
Силы огненной - время пришло!
Хуанита едва не рыдает:
Что ей делать? С кем боль разделить?
Мать - вдали, а дуэнья - узнает,
Так отцу побежит доложить…
-2-
«Как открыться ему? Как сокрыться?
Да и надо ль скрывать свою страсть?
Если выпало страстно влюбиться,
Надо в пропасть бесстыдства упасть!
Чтоб познать настоящее чувство,
Говорила мне крёстная мать,
|
Надо сердце открыть для безумства,
А рассудок - монашкам отдать…
О, грехи мои! Дева Святая,
Не оставь, сбереги, сохрани!
Что я, глупая, в мыслях болтаю?!
Ах, как тяжко, Мадонна, пойми!
Нету сил в одиночку сражаться
С тем, что высшим законом дано;
Научи, как греха воздержаться,
Как не пасть мне на самое дно?!
Или прыгнуть с разбега, как птица,
Руки-крылья расправив вразлёт?
Если выпадет насмерть разбиться,
Так хотя бы запомню полёт;
И в последнем, отчаянном крике
С этим миром прощусь я легко:
Я люблю вас, люблю вас, Энрике!
И умчусь далеко-далеко…»
-3-
Вдруг: мелькнуло внизу… Что такое?
Второпях чуть не выпав в окно,
Дева видит - ей снизу рукою
Машет кто-то… Мужчина! Одно
Лишь движенье руки и ни звука,
И лицо незнакомца - в тени,
Но узнала девица и руку,
И того, кто ей машет: огни
Юных глаз без труда опознали
В той фигуре Энрике… О, да,
Очи девичьи нет, не солгали!
Хоть, случается, лгут иногда…
Почему же на сердце девицы
Льдом легла роковая печаль?
Вдруг навылет пронзила, как птицу
Бьёт в полёте смертельная сталь?..
«Что вам нужно, сеньор? Говорите,
А иначе я вызову слуг!..»
«О, прошу вас, повремените!
Дайте мне вам открыться, мой друг!
А потом - хоть весь город будите,
Всю Вселенную ставьте вверх дном;
И со мной - что хотите, творите.
Только очень прошу вас - потом!..
Разрешите к вам наверх подняться?
Здесь мне ведом проверенный путь.
Мне удобнее так объясняться,
Ну, а вам беспокойства - ничуть…»
-4-
Хуанита в тревоге, в волненье
Смотрит в комнату, смотрит в окно;
Но уже чрез другое мгновенье
Машет: можно! Ей уж всё равно.
Пусть проснётся дуэнья, пусть даже
К ней отец вдруг заявится сам,
Пусть хоть чёрт цвета угольной сажи:
С ней любимый, хвала небесам!
За такую минуту на плаху
С песней шли от начала времён
Все, кто мир их счастливому праху,
Был когда-то безумно влюблён;
Этой армии чувствуя силу,
Хуанита решилась на грех;
Впрочем, грех ли увидеться с милым,
Пусть хотя бы и втайне от всех?..
Храбрый юный Энрике, как ловко
Он вскарабкался вверх по стене!
Тот, кто смел, не теряет сноровку,
А влюблённый - смелее вдвойне.
Вот пред девой он пал на колени,
Пред желанной любовью своей.
И качались две синие тени
На стене в свете алых свечей.
-5-
«Я скажу, не тая, сеньорита,
Что люблю вас; и в этих словах
Вся великая правда сокрыта!
Я, конечно, отнюдь не монах,
Но как только увидел вас, сразу
Потерял навсегда и покой,
И веселье, и радость, и разум:
Красоты я не видел такой
Никогда ещё в мире подлунном!
Ваши очи сразили меня,
И души моей тонкие струны
Рвутся, жалобным звоном звеня…
Как добиться взаимности вашей?
Как любовь в вашем сердце зажечь?
Ваш отказ мне до ужаса страшен!
Я бы выбрал наточенный меч
Сарацина иль мавра любого,
Или жала индейских клинков,
Но не ваше прощальное слово!
Заклинаю во веки веков:
Сжальтесь же надо мной, сеньорита,
Пламя страсти вам не потушить!
Моё сердце уж вами разбито;
Не казните же грешной души…»
Так нашёптывал юноша пылкий
На коленях пред девой; она
Слёзы радости пряча в улыбке,
Замерла и тиха, и бледна.
-6-
«Ах, Энрике! Оставьте сомненья;
Я люблю вас, люблю вас, люблю!
И поэтому без сожаленья
Вам судьбу доверяю свою.
Я так счастлива… Дева Святая,
Как твой промысел чуден и скор!
Часа нет, как сидела, страдая,
Ныне - птицей парю выше гор…»
А потом Хуанита сказала,
Чёрным облаком взвесив в руках
Каталонской иглы[36] покрывало,
Что хранилось на дне сундука:
«Вот мантилья; её моя мама
Мне оставила, ей - её мать.
Мне же - дочери, поздно иль рано,
По обычаю следует дать.
Или девушке нашего рода,
Если дочки Господь не пошлёт…
Белый цвет у мантильи - свобода,
Чёрный цвет - бремя женских забот;
Я хочу, чтобы знаменем стало
Наших уз кружевное шитьё;
Цвета южных ночей покрывало
Пусть девичество скроет моё…
Я твоя, мой Энрике! До срока
Знай, никто не посмеет отнять
И тебя у меня; в знак зарока
Мой прими поцелуй, как печать…»
-7-
Громом вдруг раздалась суматоха:
Топот, крики и грохот дверной!
И дуэнья проснулась, заохав
За горбатою ширмой-стеной;
Тотчас юный Энрике в окошко
Быстрой тенью метнулся легко,
И спустился на землю сторожко,
Лишь махнув на прощанье рукой…
А в саду уже стража носилась,
Оружейною сталью звеня;
Слыша это, дуэнья молилась,
Как в преддверии Судного дня.
Хуанита светилась от счастья,
Отрешаясь от звуков земных,
Отдаваясь в мечтаниях страсти,
Растворяясь в мечтаньях чудных…
Стук заставил девицу очнуться:
Некто, в дверь колотя, прокричал:
«Всем приказано тотчас проснуться,
И прибыть в главный замковый зал!..»
Вновь минуту спустя постучали:
«Хуанита! То я, твой отец!!
Отвечай, что с тобою! Жива ли?!!
Да откройте же дверь, наконец!..»
|
ГЛАВА V 
