Ну, а если душа одинока? Если не с кем любовь разделить? Значит, мучиться сердцу до срока, Иль до смерти в страдании жить… С болью в сердце Энрике вернулся В дом родной, где стихал карнавал; Вдруг воитель младой встрепенулся: Он свою незнакомку узнал!.. Рядом с нею шагал де Гутьеррес, Осторожно под локоть держа, Открывая заботливо двери… Тут воскликнул Энрике, дрожа: «Дон Хуан! Что за чудо и счастье Встретить вас в свете нового дня! Я прошу вашей воли и власти: Сеньорите представьте меня!..»
-2-
Он стоял перед нею, немея, И твердил про себя, чуть дыша: «Даже высказать в мыслях не смею, До чего же она хороша!..

Пусть проклятая ведьма хохочет, Не устану твердить вновь и вновь: Врёшь старуха! Судьба мне пророчит Не беду и не горе - любовь!..» И она по-другому смотрела На Энрике: была смущена, Даже ликом слегка побелела, Как белеет под утро луна. И зарёю зарделись ланиты, Дева скромно потупила взор: «Я с рожденья зовусь Хуанитой. А как мне величать вас, сеньор?» «Можно просто Энрике; не стоит Вам, как гостье, себя утруждать Этикетом излишним, пустое! Мне ж позволите вы называть Также запросто вас - "Хуанита"? Что ж молчите вы? Дайте мне знать: Да, иль нет? Ваших слов, сеньорита, Жду, как манны!.. Меня вы страдать Заставляете; вот уж колена Преклоняю пред вами в мольбе, В муках тяжких сердечного плена… Так ответьте и мне, и себе!»
-3-
Дон Хуан улыбнулся радушно: «Не спешите, мой друг! Отдохнуть Дайте гостье. Здесь тесно и душно, Ещё вы преграждаете путь…»

Вспыхнул тотчас Энрике, как факел: «Дон Гутьеррес! Я слушаюсь вас Под развёрнутым стягом, в атаке, Но вне битвы - вы мне не указ! И прошу не мешать мне отныне, Если вам дорога на плечах Голова; а не то её снимет Сталь родного мне с детства меча!» Вздох тревоги взвился над толпою; Суета, голоса, шепотки: «Непременно быть смертному бою; Ещё слово - и вынут клинки!..» Но напрасно иные хотели В этот час самовидцами стать Жаркой сцены кровавой дуэли: Не пришлось им её наблюдать. Словно не было рядом буяна, Де Гутьеррес промолвил: «Беда! Мало ль что померещится спьяну? Сеньорита, нам с вами сюда…» И увёл Хуаниту из залы. Так потух, едва вспыхнув, скандал; А Энрике, опешив немало, Словно столб придорожный, стоял.
-4-
Пир окончен! Часы пролетели В миг один, как секунда одна. Слуги быстро стелили постели; Во дворце начала тишина

Воцаряться; и вскоре затихли Шорох платьев, шаги, голоса, Струн гитарных гортанные вихри, Дальний лай одинокого пса… Всё уснуло. Но что там за малый Привидением рыщет в саду? Почему опоясан кинжалом? И на чью заявился беду? Серой тенью скользнул он в покои, И никто не заметил его… Вот он дальше крадётся: спокоен, Ловок, быстр, а вокруг - никого, И ни стука двери иль оконца; Чтоб растопку начать очага, Сонно щурясь на юное солнце, Не появится ранний слуга… Не слыхать даже вычурных трелей Ни в людских, ни в господских углах Чьей-нибудь носоглотной свирели; Все уснули, забыв о делах… Тихо, будто весь мир сговорился С визитёром таинственным в лад, Что нежданно, не с миром явился, Прихватив смертоносный булат. -5-
По-кошачьи прокрался он к цели, Вынув загодя белый клинок, И глаза его хладно блестели; Вот отмычкой он отпер замок

От оружья свободной рукою; Вот он в спальню заполз, как змея, Вот он замер на время-другое; Вот, дыханье на миг затая, Сделал шаг; над главою высоко Поднял жадный до крови кинжал, И вонзил его с силой глубоко В грудь тому, пред ним возлежал! Точно в сердце ударила дага[35]. Для несчастного сладостный сон Стал дорогою в вечность. Бедняга! Он издал лишь едва слышный стон. А убийца калёное жало В теле жертвы оставил; потом Закричал, как ни в чём ни бывало: «Помогите! Спасите! На пом..!» Наконец, шум за дверью услышав, Счёл, что дальше кричать - не умно; Прошмыгнул через комнату мышью И мартышкою прыгнул в окно…
ГЛАВА VI
-1-
Спит за ширмой дуэнья седая, Зыбким грёзам отдавшись сполна, Но не спит Хуанита: мечтая, Молчаливо сидит у окна.

Отчего же девице не спится? Почему не спешит отдохнуть? Потому, что несчастной девице Сердце давит на юную грудь; Истомилось оно не на шутку, Бьётся, гневаясь и трепеща, Так отчаянно бьётся голубка В тесной клетке, свободы ища. Нет девице ни сна, ни покоя, Ни свободных от мыслей минут: Переполнено сердце тоскою, Той, что люди любовью зовут. Ах, какая же сила у страсти! В жар и холод бросает чело; Дух и тело - всё отдано власти Силы огненной - время пришло! Хуанита едва не рыдает: Что ей делать? С кем боль разделить? Мать - вдали, а дуэнья - узнает, Так отцу побежит доложить…
-2-
«Как открыться ему? Как сокрыться? Да и надо ль скрывать свою страсть? Если выпало страстно влюбиться, Надо в пропасть бесстыдства упасть!

Чтоб познать настоящее чувство, Говорила мне крёстная мать,
|
Надо сердце открыть для безумства, А рассудок - монашкам отдать… О, грехи мои! Дева Святая, Не оставь, сбереги, сохрани! Что я, глупая, в мыслях болтаю?! Ах, как тяжко, Мадонна, пойми! Нету сил в одиночку сражаться С тем, что высшим законом дано; Научи, как греха воздержаться, Как не пасть мне на самое дно?! Или прыгнуть с разбега, как птица, Руки-крылья расправив вразлёт? Если выпадет насмерть разбиться, Так хотя бы запомню полёт; И в последнем, отчаянном крике С этим миром прощусь я легко: Я люблю вас, люблю вас, Энрике! И умчусь далеко-далеко…»
-3-
Вдруг: мелькнуло внизу… Что такое? Второпях чуть не выпав в окно, Дева видит - ей снизу рукою Машет кто-то… Мужчина! Одно

Лишь движенье руки и ни звука, И лицо незнакомца - в тени, Но узнала девица и руку, И того, кто ей машет: огни Юных глаз без труда опознали В той фигуре Энрике… О, да, Очи девичьи нет, не солгали! Хоть, случается, лгут иногда… Почему же на сердце девицы Льдом легла роковая печаль? Вдруг навылет пронзила, как птицу Бьёт в полёте смертельная сталь?.. «Что вам нужно, сеньор? Говорите, А иначе я вызову слуг!..» «О, прошу вас, повремените! Дайте мне вам открыться, мой друг! А потом - хоть весь город будите, Всю Вселенную ставьте вверх дном; И со мной - что хотите, творите. Только очень прошу вас - потом!.. Разрешите к вам наверх подняться? Здесь мне ведом проверенный путь. Мне удобнее так объясняться, Ну, а вам беспокойства - ничуть…»
-4-
Хуанита в тревоге, в волненье Смотрит в комнату, смотрит в окно; Но уже чрез другое мгновенье Машет: можно! Ей уж всё равно.

Пусть проснётся дуэнья, пусть даже К ней отец вдруг заявится сам, Пусть хоть чёрт цвета угольной сажи: С ней любимый, хвала небесам! За такую минуту на плаху С песней шли от начала времён Все, кто мир их счастливому праху, Был когда-то безумно влюблён; Этой армии чувствуя силу, Хуанита решилась на грех; Впрочем, грех ли увидеться с милым, Пусть хотя бы и втайне от всех?.. Храбрый юный Энрике, как ловко Он вскарабкался вверх по стене! Тот, кто смел, не теряет сноровку, А влюблённый - смелее вдвойне. Вот пред девой он пал на колени, Пред желанной любовью своей. И качались две синие тени На стене в свете алых свечей.
-5-
«Я скажу, не тая, сеньорита, Что люблю вас; и в этих словах Вся великая правда сокрыта! Я, конечно, отнюдь не монах,

Но как только увидел вас, сразу Потерял навсегда и покой, И веселье, и радость, и разум: Красоты я не видел такой Никогда ещё в мире подлунном! Ваши очи сразили меня, И души моей тонкие струны Рвутся, жалобным звоном звеня… Как добиться взаимности вашей? Как любовь в вашем сердце зажечь? Ваш отказ мне до ужаса страшен! Я бы выбрал наточенный меч Сарацина иль мавра любого, Или жала индейских клинков, Но не ваше прощальное слово! Заклинаю во веки веков: Сжальтесь же надо мной, сеньорита, Пламя страсти вам не потушить! Моё сердце уж вами разбито; Не казните же грешной души…» Так нашёптывал юноша пылкий На коленях пред девой; она Слёзы радости пряча в улыбке, Замерла и тиха, и бледна.
-6-
«Ах, Энрике! Оставьте сомненья; Я люблю вас, люблю вас, люблю! И поэтому без сожаленья Вам судьбу доверяю свою.

Я так счастлива… Дева Святая, Как твой промысел чуден и скор! Часа нет, как сидела, страдая, Ныне - птицей парю выше гор…» А потом Хуанита сказала, Чёрным облаком взвесив в руках Каталонской иглы[36] покрывало, Что хранилось на дне сундука: «Вот мантилья; её моя мама Мне оставила, ей - её мать. Мне же - дочери, поздно иль рано, По обычаю следует дать. Или девушке нашего рода, Если дочки Господь не пошлёт… Белый цвет у мантильи - свобода, Чёрный цвет - бремя женских забот; Я хочу, чтобы знаменем стало Наших уз кружевное шитьё; Цвета южных ночей покрывало Пусть девичество скроет моё… Я твоя, мой Энрике! До срока Знай, никто не посмеет отнять И тебя у меня; в знак зарока Мой прими поцелуй, как печать…»
-7-
Громом вдруг раздалась суматоха: Топот, крики и грохот дверной! И дуэнья проснулась, заохав За горбатою ширмой-стеной;

Тотчас юный Энрике в окошко Быстрой тенью метнулся легко, И спустился на землю сторожко, Лишь махнув на прощанье рукой… А в саду уже стража носилась, Оружейною сталью звеня; Слыша это, дуэнья молилась, Как в преддверии Судного дня. Хуанита светилась от счастья, Отрешаясь от звуков земных, Отдаваясь в мечтаниях страсти, Растворяясь в мечтаньях чудных… Стук заставил девицу очнуться: Некто, в дверь колотя, прокричал: «Всем приказано тотчас проснуться, И прибыть в главный замковый зал!..» Вновь минуту спустя постучали: «Хуанита! То я, твой отец!! Отвечай, что с тобою! Жива ли?!! Да откройте же дверь, наконец!..»
|