Raphael cada día
Воскресные чтения с Дмитрием Ластовым
Окна выходят на театр
Жить, любить, надеяться и ждать…
Часть II (б)
Мы продолжаем представлять пьесу Дмитрия Ластова, которому мы искренне благодарны за возможность знакомить наших читателей с его новыми произведениями.
Люся: А тут как-то у скважины, я к ручью пошла за водой. И иду с полным ведром. А тут он стоит и так смотрит на меня, как на тлю. Я возьми и вылей на него ведро.
Андрюша: Как!?
Люся: Вот так. Я и не думала. Мысль мелькнула его облить, и облила. И смотрю на него мокрого. А он - на меня, с такой ненавистью. То ли ударить хочет, то ли заплакать. Он потом даже ни разу и не спрашивал меня о той истории.
Андрюша: И что?
Люся: А мне так его жалко стало! Такой маленький, такой беззащитный, лохматый, нечёсаный!. Я возьми его и поцеловала. И убежала.
Андрюша: А он?
Люся: А он так и остался там стоять.
Андрюша: Вы потом поженились?
Люся: Поженились, но не сразу. Я потом заметила, что он сторониться меня стал. А девчонки тут мне сказали, что ты-де зачем его защищаешь? И правда, они над ним смеются, а я почему-то обижаться на них стала.
Андрюша: Влюбились?
Люся: Наверное. Только не поняла. А тут, там же скважины, нефть, в Ухте. А нефть там иссякала. И надо что-то было делать. А никто из начальства не хотел ничего менять. Качали по старинке, план не выполняли, премий лишали. Надо было что-то делать. И тут Йося и еще ребята предложили гидроразрыв пласта.
Андрюша: Что?
Люся: Ну, воду, проще говоря, воду залить в скважины.
Андрюша: Зачем воду?
Люся: Ну, это нам нефтяникам понятно. Вода бы давила на нефть, и нефть бы шла. Надо было решать. А никто из начальства не хочет на себя ответственность брать. И тут на собрании Йося, Паша, Лида вышли и стали доказывать. И так горячо. А я смотрю на Йосю - и никакой он не робкий. А говорит, добивается. Я оторваться не могла. Что-то он там долго. Йося! Йося!
Йося: Я сейчас. (Слышится из комнаты).
Люся: А потом нас послали на дальнюю скважину. А дом там сгорел, жили в палатках. Я тогда всё смотрела на Йосю и смотрела. И как-то он один сидит у костра, кусок хлеба поджаривает. А я возьми и подкрадись к нему, и закрой ему глаза.
Андрюша: А потом вы поженились?
Люся: Нет. Нет, Андрюша. А потом я испугалась. Я от него бегать стала. Я от него шарахаться стала. Ой, ты даже не представляешь, как.
Андрюша: Почему?
Люся: Я испугалась. Я-то русская, а он - еврей. Да все же засмеют, все подруги. А фамилия у него какая – Шнейдман. Это же чистый ужас. Я как представила себе, что меня будут звать Людмилой Ивановной Шнейдман. Это же ужас. А Йося-то меня караулит. У клуба ждёт, у конторы ждёт.
Андрюша: А вы от него прятались?
Люся: Пряталась. Ещё как пряталась!
Андрюша: А что потом?
Люся: А потом я не углядела.
Андрюша: Как это?
Люся: Лидка Тишкова позвала меня на танцы. Мы и пошли. Стоим там, у колонны, в клубе. А тут Йося прямо передо мной встал. И на танцы приглашает.
Андрюша: Вы пошли?
Люся: А куда деваться. Танцуем, а он сначала молчал, а потом, так смотрит на меня и говорит: «Вы из-за того, что я такой страшный, от меня бегаете?». А я хлопаю глазами, даже остановилась. Все смотрят, а я стою. Он не понимает. А я смотрю на него, глазами хлопаю и про себя думаю: да провались они все пропадом! И говорю ему быстро-быстро: «Да какой же ты страшный?! Ты хороший, добрый, умный…». А потом увидела, что все смотрят на нас, и убежала. А он за мной. Догнал, за руку так сильно схватил. Я и не ожидала. И сказал так нежно, тихо: «Люся, я люблю Вас». И стала я Люсей Шнейдман. Все смеялись, издевались, как только не коверкали мою фамилию.
Людмила Ивановна задумалась. Андрюша сидит молча. Вдруг Людмила Ивановна, опомнившись, говорит.
Люся: Слушай, есть, есть они. Тут про клуб заговорила и вспомнила…
Андрюша: Про что? Что вспомнили!?
Люся: Я вспомнила, что нам тут дарили от Управы конфеты. Вон там, слушай, там, у окна в шкафу, возьми.
Андрей поднимается и идёт к шкафу.
Андрюша: Здесь?
Люся: Да, открывай. Вот. Вот видишь – бери их. Ты же любишь. Открывай.
Андрей берёт коробку конфет и надрывает пленку на них, смотрит в окно.
Андрюша: У вас театр виден из окна.
Люся: Да, виден.
Андрюша: И лес за ним. Высоко тут.
Люся: Девятый этаж.
Андрюша: А вон моё окно.
Люся: Какое? (Людмила Ивановна приподнимается и смотрит в окно).
Андрюша: Вот видите, забор, за ним такие большие окна, а левее - маленькие. Раз колонна, и за второй колонной мое окно. Гримёрка.
Людмила Ивановна садится обратно.
Люся: А я тут часто смотрю на улицу. Ходить-то сложно уже. А раньше вот…
Андрюша: А это ваша дочка. (Андрей показывает на висящий на стене портрет).
Люся: Да.
У Людмилы Ивановны появляются слёзы, голос дрожит.
Люся: Дочка. Танечка.
Андрюша: Что такое?
Людмила Ивановна машет рукой.
Люся: Сейчас. Сейчас. Подожди.
Андрюша: Извините.
Люся: Она погибла.
Андрюша: Погибла?
Люся: Сейчас, успокоюсь. Йося повесил здесь. Любит смотреть на этот портрет. А я стараюсь не смотреть. Посмотрю - прямо и плакать хочется, и сердце щемит, и руки немеют.
Андрюша: Молодая. На фото.
Люся: Младшая. У нас ещё Оля есть. Она в Америке живёт. Давно уже. Мы тоже хотели уехать к ней. Давно уже. У Оли там и дети, и правнучка наша родилась. Айрин зовут. А Таня - младшая. Она на врача училась. Поздно возвращалась. А тут её всё нет и нет. Куда звонить, не знаем.
Появляется Йосиф Абрамович с коробкой в одной руке и неодобрительно смотрит на жену.
Люся: Нервничаем, в окно смотрим. А мы только переехали сюда. Она и замуж только вышла. За Петю вышла. Квартиру разменяли. Петя-то поехал со стройотрядом. А она у нас жила, а там ремонт делали. Смотрим в окно, как сейчас помню. Темно. Машины ездят. В театре огоньки. Зрители после спектакля идут. А её всё нет.
Йося: Люся, ты что? Зачем?
Люся: А я выглядываю. Нет и нет. Ходим тут по кухне и места не находим. А тут звонок. Участковый стоит. Йося открыл дверь. А я смотрю на участкового и думаю только: хоть бы ты ошибся, хоть бы жива была! А он нас спрашивает: мы или не мы, и говорит: погибла, сбили. Переходила в неположенном месте.
Йося: В положенном она переходила, в положенном, в правильном.
Люся: Сбили, говорит. Насмерть. Там-то и там она. Надо ехать завтра. Вот адрес. А я села тут и думаю: как же так? как? Не может быть! Йося Ольге звонить стал. А она в Риге с мужем. А она не может сразу приехать. Говорит, что через день приедет. А я смотрю на Йосю, и как во сне всё.
Йося: Люся, ну чтпоо ты Андрею… Может, ему не надо это.
Андрюша: Нет, нет… ничего...
Люся: А мы поехали в морг - кто слово-то такое придумал… Я как увидела всё это, и смотреть не стала. А Йося вышел ко мне и говорит: «Она, она, Люся…». А как жить дальше. Как жить без неё. Вся жизнь как мимо прошла. Вернулись мы сюда. Молча на сто семьдесят втором доехали. Я в булочную зашла, а Йося в аптеку пошёл. Вышла я из булочной – девушки молодые идут, дети играются, и так тяжко стало. Поднялась я в квартиру. Дверь открыла, на кухне механически раскладываю всё и на окно смотрю.
Йося: Люся…
Люся: А за окном лес – большой-большой… далеко-далеко – как море зелёное… А в низу крыша театра, колонны. И как-то пусто. Потянула я раму…
Йося: Люся…
Люся: Раму потянула на себя, открыла. Ветер сразу обдул, воздух… И подумала я, зачем мне это всё нужно, как я буду жить дальше, что я буду делать и зачем? А этот лес меня так манит, колышется внизу, ветки качаются… Поднялась я на стул...
Йося: Люся…
Люся: Стою и смотрю вниз, ничего не замечаю. Тянет меня вниз, а руку отпустить от рамы боюсь. Думаю, ещё постою немного и отпущу руку… навсегда… навсегда… Тут как будто смотрит на меня кто… Оборачиваюсь. Йося стоит, молчит, не двигается. Смотрю я на него. Не знаю, сколько там мы стояли. И думаю, а как я его оставлю одного здесь. Одного-одинешенького, без всех. Как же он один?! А через неделю надо работу в журнал сдавать, а кто ошибки проверит? Он же с ошибками пишет, запятые не ставит. Спустилась я… Да так и живём мы тут… Ольга уехала… А Таня тут… на «Бабушкинском» лежит… По улице прямо-прямо…. И там…
Йося: Ладно…
Люся: Ты ешь конфеты. Ешь. Давай чай налью.
Йосиф Абрамович выкладывает из коробки какие-то листовки. Людмила Ивановна ставит чайник. Берёт чашки и хлопочет.
Йося: Мы сюда в 1981-м переехали. Тут ещё стройка была. И под окнами театр. Я говорю Люсе: вот девочки наши разъехались, теперь в театр будем ходить.
Люся: Да, Ольга - в Риге с мужем, а Танечка вот замуж..
Йося: В Ухте ты мечтала о театре, а теперь он у тебя под боком будет. Вы ещё в 1981-м и не родились, Андрей.
Андрюша: Нет. Через шесть лет.
Йося: А мы тогда пошли в первый раз в этот театр. И назвали его нашим, наш театр. Так и ходили. Вот она коробка. Это программки. Их тут сотни, видите? Я думал, найти, вам показать… Может, интересно.
Андрюша: Да, конечно.
Йося: Все-таки история. Может, знаете… А мы всех артистов знали. Ходили часто. А что ещё делать… Люсе «Пора тополиного пуха» нравилась. Да, Люся?
Люся: А? Да… Да… любимый спектакль… Там артистка красивая играла…
Йося: Она на Таню немного была похожа…
Люся: Да не похожа она.
Йося: Люся и ходила… Вот раз сто и ходила.
Андрюша: Сто раз на один спектакль?!
Люся: Много раз… Много раз… Йося не хотел. Ему не нравилось. А я одна иду… Сяду на последний ряд, смотрю, а то в середине, то в конце плачу. Грустно становилось, и плачу. А потом слёзы вытираю, последней из зала выхожу, и как-то легче становилось.
Йося: Ну да… Да… А мне другие нравились. Вот, смотри. Это «Единственный наследник». Такой смешной был спектакль.
Андрюша: «Единственный наследник», так он сейчас шёл недавно.
Йося: Надо же. А вот – «Старый дом», «Притворщики», «Обернитесь в беге», «Осень следователя», «Прошлым летом в Чулимске», «Из записок Лопатина»…
Андрюша: Интересно. И вы так много ходили в театр!?
Людмила Ивановна ставит чайник и наливает чай.
Люся: Вот, пей. Конфеты бери. Не стесняйся.
Андрюша: Спасибо.
Йося: Нам интересно было. Он был нам как родной. Смотришь на артистов на сцене, приходишь в театр… Они старели с нами, взрослели с нами. Я их всех помню: Новак, Беспалова, Левашев.
Люся: Курский, Кашинцев, Литовкин.
Андрюша: Вы же про театр всё знаете, про наш театр!
Люся: Знаем… Раньше знали…
Андрюша: У нас вроде музей будут делать. А многое, я слышал, выбросили. А вот смотрите - тут и фотографии у вас, и афиши, и буклеты…
Йося: Люся плакала в театре.
Люся: Йося, ну…
Йося: А я ходил туда мечтать, жить чужими жизнями, переживать за других, а не за себя, учился радоваться. Это было наше место. Я атеист, во всякую чушь не верю. Люся там иногда и ходит, записки всякие подаёт, свечки ставит. Пусть. А мне это не надо. А там у меня было место для души.
Андрюша: А вы сейчас приходите, у нас же много спектаклей. Я контрамарки вам оставлю. Давайте я запишу ваш номер телефона. Какой?
Люся: Сто восемьдесят три пятьдесят семь восемьдесят.
Андрюша: Я позвоню.
Люся: Пятьдесят семь и восемьдесят на конце. Ты позвони, Андрюша...
Йося: Мы уж не ходим. Как пошла эта катавасия… Пошли как-то с Люсей, а там стриптиз на сцене… Мы и ушли. И так и не ходили. Потом мы болеть стали, ноги плохие, Люся по больницам…
Люся: А я бы сходила. Сходила бы…
Йося: Ты и в Америку бы слетала…
Люся: И в Америку полечу. Полечу.
Йося: Полетишь…
Андрюша: Я позвоню. У нас знаете, есть, есть спектакли. Вам понравится. А билеты я на первый ряд вам достану, чтобы удобнее было. Вот «Провинциальные анекдоты», вот на них.
Йося: Да мы бы рады, да старые мы. Куда нам по театрам уже. Не высидим.
Люся: А я высижу. Андрюша, а ты там играешь, в этих «анекдотах»?
Андрюша: Да, конечно.
Андрюша делает попытку встать.
Люся: Йося, ну мы высидим. Мы аккуратно. А, Андрюша, ты куда?
Андрюша: Репетиция уже скоро. Надо бежать. Режиссёр ругается. Опоздаю.
Люся: Так может, поешь. Может, останешься поесть.
Йося: Люся, ну он дисциплинированный, что ты!
Люся: А давай ты коробку конфет с собой возьми. Вот с собой. Там чай попьешь.
Андрюша: Спасибо, не надо. Нет.
Йося: Люся, не настаивай. Он стесняется.
Люся: Возьми. Вот. Бери. Не рассыпь.
Андрей собирается уходить, а Людмила Ивановна его провожает.
Андрюша: Я позвоню вам, обязательно позвоню. Скоро.
Люся: Ты приходи к нам, Андрюша. Приходи.
Андрюша: До свидания, Йосиф Абрамович. До свидания.
Йося: Да, да… до свидания.
Андрюша: Людмила Ивановна, до свидания. Я позвоню.
Люся: Ты приходи. Вот в любое время. Я картошку пожарю. Тебе пожарю. Приходи.
Андрюша: Да, конечно. Мне пора, всё, до свидания.
Люся: Приходи, мы будем ждать. Йося, мы же будем ждать? Будем?
Йося: Андрей, приходите.
Андрюша: До свидания.
Андрей выходит, дверь закрывается.
Йося: Зачем ты ему рассказывала всё, это лишнее, подумает ещё чего…
Людмила Ивановна подходит к окну и смотрит в него.
Люся: Йося, знаешь...
Йося: Что?
Люся: Какая долгая жизнь, Йося... И какая короткая. Я тебе никогда не говорила.
Йося: О чём?
Люся: Я тут вспомнила. Наши окна выходили во двор-колодец. Тёмная ленинградская зима, бабушка не двигается на кровати, так холодно, и так хочется есть! Я смотрю в это окно, на сугробы, на холодную зиму и на женщину, которая упала на улице и не встаёт. А бабушка умерла, и тётя Нина, и Миша, и Ваня, и наша соседка. А нас спасли. А потом мы туда не вернулись. Мама не простила этот город, а может, ей было страшно. А через много лет, когда кончилась война, я училась в школе, как-то ночью, зимой, когда всё замело, а над всем этим светила яркая луна, я вдруг проснулась и всю ночь не могла уснуть. Я думала: все они умерли — бабушка, тётя Нина, а я жива. Я тут. Жива! Для чего жива!? Для того, чтобы жить, любить и быть самой, самой счастливой на земле... Может, так, слышишь..? Что ты молчишь?
Молчание.
Люся: Он больше не придёт, никогда, никогда не придёт…
Йося: Он сказал же, что позвонит.
Люся: Все так говорят. Это радио что-то бормочет...
Йося: Люся, он придёт.
Люся: А у нас бы мог быть наш Андрюша, такой же красивый и взрослый, если бы Танечка…
Йося: Люся, Катя разводится. Она, оказывается, не любит Игоря. Ты представляешь?!
Люся: Сделай радио погромче. Я помню эту песню.
Звучит песня. Людмила Ивановна смотрит в окно. Йосиф Абрамович - на Людмилу Ивановну. Свет постепенно гаснет.
Ты пришёл к нам таёжной тропинкой,
На моём повстречался пути.
Ты меня называл бирюсинкой,
Всё грозил на медведя пойти.
Только вдруг завтра утром уедешь, -
Станет зябко тебе у костра…
Может, ты и пойдёшь на медведя,
Да боишься в тайге комара.
Ты не тот или тот?..
Я молчу, я молчу целый год.
Но зато не найти полчаса,
Чтоб молчала моя Бирюса.
Я тебя не ждала, не искала,
В бирюсинские дали маня.
На обросших смородиной скалах
Ненароком ты встретил меня.
Ты привык ко всему городскому.
Что тебе в нашей дикой красе?
Может, вдруг станет скучно такому
На дремучей реке Бирюсе.
Ты не тот или тот?..
Я молчу, я молчу целый год.
Но зато не найти полчаса,
Чтоб молчала моя Бирюса.
Вот опять тянет мёдом с верховий.
Влажный ветер зовёт меня в путь.
Почему ж твои рыжие брови
В эту ночь не дают мне уснуть…
В эту ночь, может, кажешься мне ты
Самым главным в девичьей судьбе.
Я боюсь, что случайно об этом
Бирюса разболтает тебе.
Затемнение.
Продолжение следует...
Дмитрий Ластов
Москва (Россия)
Дополнительные материалы:
Окна выходят на театр
Жить, любить, надеяться и ждать…
Часть I
Часть II (а)
Ноябрь
(Простая история
о любви и дружбе)