Raphael cada día

21.01.2024

Воскресные чтения с Лилианой Черноваловой

Феномен
(Книга о современнике)
Вокальные мытарства
Дианы Оболенской.
Три концерта. Концерт первый: музыкальная школа № 9. Слезы на нитке (2)

В удивленном недоумении, опешив и обомлев, Диана перекидывала взоры, исполненные бесконечного вопроса, с бус на Вонапеца, с Вонапеца на Боянову, которая тихо сидела за столом, не выражая никаких эмоций и даже не улыбаясь, и снова на бусы. Ком в горле продолжал упрямо расти, обретая размеры футбольного мяча и все сильнее сдавливая глотку и перекрывая дыхание. Ни одного слова не слетело с побелевших уст Дианы: силы ее иссякли, мозги иссохли, обратились в порошок и выветрились, душа через пятки вылилась в подвал музыкального училища. Бусы? Мне?! Что еще за фокус, что за странный, нелепый сюрприз?!

- Это сегодня дарим тебе мы - я и Зоя Евстафьевна, - таким же серьезным и строгим, полуотеческим и полупедагогическим тоном, с нотой скрытого пафоса и еще более затаенного волнения, с едва уловимым, но явным оттенком власти, продолжал Вонапец, полуприщуренными черными глазами, излучающими бездну, въедаясь в ученицу, под ногами у которой медленно таял и растекался пол.

- Вчера я узнал, что у тебя нет бус, ты даже не намекнула на то, что у тебя их нет, ты не попросила их у меня, а ведь я всегда мог принести их тебе, ты же знаешь! Как ты могла! Так вот, не дожидаясь, пока ты у меня попросишь, - а ты, может быть, и вовсе не попросишь, - мы сами решили их тебе подарить. Бери! Бери и помни! Мы тебе их дарим как своему музыкальному ребенку, поняла? Так вот, чтоб с этого момента не забывала нас с Зоей Евстафьевной, ясно тебе? И на том свете чтоб помнила нас!

Последняя фраза была сказана с некоторой агрессивной ноткой: Вонапец еще не успел остыть от ярого гнева по поводу вчерашнего пения Дианы, которое показалось ему в высшей степени позорным и дилетантским. Это Диана великолепно почувствовала. На подсознательном уровне она поняла и еще кое-что: подарок Вонапеца исходил далеко не от чистого сердца; наоборот, во всем процессе его дарения - в том, как Вонапец извлекал из сумки пакет, в том, как он вынимал из пакета бусы, в том, как он показывал их Диане и произносил над ними торжественную речь, - чувствовалось нечто искусственное, надтреснутое и нечистое. Диане почему-то не верилось, что Вонапец дарит их не сам, а "он и Зоя Евстафьевна". Зачем он так рельефно выделяет сей факт?

Да и сама Боянова никак не подтвердила свое участие в подарке: всю инициативу она отдала в руки Вонапецу, молча и тихо шмыгнув за его спину и не подав из своего убежища ни шороха, ни звука. О, бусы, подаренные Вонапецем Диане с таким пафосом, вызовом и тайной злобой (он будто бы желал сим подарком насолить и отомстить кому-то: Диане ли, Бояновой ли...), были не просто бусами из пластмассы! Они имели под собой некий подтекст, и сей подтекст очень уж явно бросился в глаза Диане, его невозможно было не заметить! "Зависимость... зависимость и власть!" - молниеносно промелькнуло в сознании Дианы. "И на том свете чтоб помнила нас!" - обоюдоострым клином врезалось ей в мозг.

Нет, нет, она ни за что не возьмет этих бус! Во-первых, они ей не нравятся, во-вторых, они совершенно не подходят к ее концертному платью, которое требует бус из жемчуга или горного хрусталя, а никак не из пластмассы, и непременно белых или радужно-прозрачных, а не красных, как кровь! Какое право Вонапец имеет навязывать ей свои подарки и вообще дарить ей перстни, бусы и прочие вещи, которые дарят определенные люди в определенных случаях? Вчера перстень, сегодня бусы, а завтра - что будет завтра? О, догадывается ли он о том, что его могут неправильно понять? Не боится ли окончательно и бесповоротно подмочить собственную репутацию в глазах единственной верной ему ученицы? Или он уже настолько укрепил над нею свою неограниченную власть, что теперь считает себя вправе безнаказанно ею злоупотреблять?..

... Вонапец положил бусы на стол. Диана подошла ближе и рассмотрела их, подержав немного в руках. Бусы не производили впечатления новых: их наверняка когда-то носила Боянова или, быть может, некто из родственниц Вонапеца... Неизвестно, откуда они и что за энергетика туда вложена. А вдруг он тайно нашептал над ними какое-нибудь коварное заклинание! Диане стало не по себе, когда она посмотрела на бусы, и еще неприятнее, когда взяла их в руки. Скорее положив их на стол, она отошла на свое прежнее место - туда, где она всегда находилась во время пения, - и про себя решила "забыть" их, когда будет уходить домой. "Забыть" - это было первое, что пришло на ум Диане: ей не хотелось обижать Вонапеца и Боянову резким отказом - и прежде всего Боянову, ибо это, по словам Вонапеца, был и ее подарок, а она могла дарить вполне искренне. Только ради нее Диана могла согласиться принять бусы - но никак не в угоду Вонапецу!

- Положи к себе в сумку, а то забудешь, - велел Вонапец, взглядом указывая на подарок.
- Потом, - отозвалась Диана. Внутри у нее все переворачивалось.
- Забудешь, - мяукал Вонапец, но Диана стояла на своем.

- Не забуду, - отрезала Диана и подошла к инструменту, поставив ноты на пюпитр и открыв их. - Давайте петь.

- Давай, давай. Посмотрим, как ты сегодня будешь петь. Готова, что ли, к уроку? - едко прищурив черные глаза, заскрипел Вонапец, и недрами существа Диана ощутила, как утонченно, как изысканно издевается он над нею. Ее одолело жуткое чувство, будто он медленно вкручивает в нее тонкие раскаленные сверла, звонко пробуравливая маленькие аккуратные дырочки.

- Готова, - ответила Диана, но произнести сие слово так, как того желал Вонапец, ей не удалось: она снова не открыла микста, не насытила зубов и языка, не выкатила желваков и не гиперболизировала верхней части черепа, где располагались наднебные камеры.

- Готова, - сиплым, ватным голосом передразнил ее Вонапец. Кровь его бурлила и клокотала от невыразимого наслаждения, и кривое подобие улыбки перекосило его тонкие губы, сделав лицо карикатурно уродливым.

- Готова! О! Го-то-ва! - повторил он уже "правильным" голосом, деревянно-неестественным, носовым и глянцевым, как восковой муляж. Его зубы распахнулись веером, а рот приобрел вид прямоугольника. - Вот как надо отвечать! Не готова ты сегодня к уроку и не надо мне здесь это самое! Давай, чего там у тебя, "Розина", что ли, опять? Замучила уже "Розину" свою, давно пора бы выучить, уже скоро год кончится, а она все "Розину" никак не домучает. Пожалста, Зоя Евстафьевна!

Маленькие пухленькие ручки Бояновой снова резво заплясали по клавишам.

- В полуночной тишине
Сладко пел твой голос мне.
О Линдор, друг нежный мой!
Не разлучат нас с тобой.
О Линдо-о-о-о-о-о-ор...
друг нежный мой... -

выжимая из себя хилые, сдавленные, спущенные, полусиплые звуки, "запела" Диана. Сегодня с нею творилось нечто невыразимое: голос напрочь отказывался подчиняться ей, хотя она и пыжилась изо всей силы, отверзая микст, уши, лоб, виски, напрягая коленки и диафрагму, "гиперболизируя" верхнюю челюсть... Что за чертовщина! Это совсем не то, что было вчера, совсем, совсем не то! Тяжелые спазмы сковывали тело, на голову опускался мощный поршень гидравлического пресса, стены класса, вместо того, чтобы расширяться от "гиперболики", наоборот, обступали ее все теснее, грозя расплющить между собой...

Отчаяние - горькое, желчное, слезное - готово было хлынуть горлом! Она ничего не понимала. Она снова как бы умерла - жизнь по капле уходила из нее в пол, в пространство, в потолок, в стены, она сочилась из пальцев рук, капала с ресниц... С огромным трудом, колоссальным, неимоверным физическим напряжением, до боли в мышцах и в костях, Диана продолжала "петь", и от такого чудовищного, изуверского "пения" ее едва не хватил радикулит. А Вонапец... он снова погрузил свой огромный нос в рябые тетрадные страницы, весьма не убедительно делая вид, что внимательно слушает ее.

- Отставить, - недовольно прокряхтел он наконец, поднимая голову и снова возводя на Диану взор Медузы Горгоны. От такого взора Диана еще крепче вросла в пол, не в силах сдвинуться с места. - Я тебе что только что говорил, а? Опять микста нет, опять ртом все звуки берешь. Один рот сплошной везде и во всем! Э-э, Линдэ-э-э-эр... это что такое! Что еще за Лин... О, Линдо-о-ор, дру-у-у-уг не-е-е-ежны-ы-ы-ый мо-о-ой! - "правильно" пропел Вонапец. - Диана! Ты что! Я тебе уже который раз это повторяю, сколько же можно мне тебе все это из урока в урок повторять? Так же нельзя, ты же должна делать! А ты не делаешь. Почему? Что с тобой сегодня опять? Опять не собралась, опять забыла... Микст, зубы, виски, подтяжка! Импульсы! Желваки! Позвоночник! И еще: головой почему опять трясешь? Кому говорят, не тряси головой? Вот Поварихина-то и заметила на открытом уроке, как ты головой трясешь. А все потому что микст не открываешь вовремя. Почему-у-у? - снова скривил он физиономию. - Почему, а? Можешь ты объяснить это по-человечески? И потом, почему вдох-вздох? Что еще за вдох-вздох! Что еще за вздохи такие здесь, а? О, ы! Линдо-о-о-ор... что это еще за придыхи перед Линдором? Никаких придыхов! Вдох-вздох - упаси Бог! Легкие дышат сами, мы уже столько раз об этом говорили, еще раз сначала, пожалста. Зоя Евстафьевна, дайте там пару аккордов.

И снова пошли плясать от печки. Только на этот раз Вонапец оторвал нос от тетрадки и принялся вовсю петь вместе с Дианой. Их пение в те минуты напоминало бешеную гонку: Вонапец распалялся, неумолимо ускоряя темп, и Диана еле успевала за ним, из последних сил напрягая свое иссохшее, изможденное тело.

- Тише ты ради Бога! Голова болит, отойди в сторону, - возмутилась Боянова, и Вонапецу волей неволей пришлось отпрянуть в угол.

Первую, медленную часть "Розины" допели с горем пополам. Началась вторая, игривая, грациозная и живая. За экономией времени Зоя Евстафьевна не стала полностью играть вступление, которое было здесь весьма пространным. Она взяла лишь несколько предваряющих пение аккордов, и Диана с Вонапецем запели снова:

- Я так безропотна,
так простодушна,
вежлива очень,
очень послу-у-у-ушна,
и уступа-а-аю я,
и уступа-а-аю я
всем и во всем,
все-э-э-эм
и-и-и-и
ва-а-а-а
всем, но...
но задева-а-ать себя-я не позво-о-о-олю,
всегда постав-
лю
на
сво-
ем!..

На этот раз никто никого не прерывал и нигде не останавливался. Все текло относительно спокойно, ровно и гладко вплоть до...

... вплоть до одного каверзного места. В этом месте в партии Дианы была огромная фиоритура - страшная, непостижимая фиоритура диапазоном в две октавы, которая Диане почти никогда как следует не удавалась. Да, на уроках, в процессе черной работы, она формально пропевала ее на пару с Вонапецем, который почти всегда заглушал Диану своим гнусаво-пронзительным голосом, и она была не в состоянии себя услышать и здраво оценить собственное пение. На верху была нота ре третьей октавы - коварная высочайшая нота, которую вдобавок надо было тянуть, ведь над нею стоял знак ферматы! На эту каверзную ноту Дианиных сил катастрофически не хватало: она возвышалась на самой "макушке" фиоритуры и едва ли не в самом ее конце. А так как Диана пела бездыханно - выдохнув перед извлечением звука и подтянув диафрагму до самых ключиц, - то сие великолепное место, где она могла бы выгодно показать силу, красоту и техническое совершенство голоса, выглядело в ее исполнении куцым, тусклым, плюгавым и убогим.

Продолжение следует...

Лилиана Черновалова
Ульяновск (Россия)

Дополнительные материалы:

[Вернуться]

Raphael cada día

Воскресные чтения с Лилианой Черноваловой

Комментарии