Raphael cada día

Танцы – это всплески радости в водовороте будней. Я несу сюда свои нереализованные чувства, которые могла бы передать любимому человеку. Но у меня никого нет. Сколько парней кругом – и ни одного лица, в которое можно впиться глазами, ни одного человека, с которым хочется быть рядом.

Как-то я встретила свою одноклассницу Аню Кузнецову, она взяла меня под ручку, и мы, весело болтая, пошли по улице.

- Сашка, я так рада, что встретила тебя! – сказала она, проявляя живой интерес к моей особе. Мы дошли до ее дома и простояли целый час на морозе, не в силах расстаться.

- Ты еще не влюбилась? – спросила Аня. – Замуж не собираешься? Помнится, в школе ты говорила мне, что у тебя любвеобильное сердце. Ты влюбляешься каждый день – и все в разных. Как же сейчас?

- Я и сейчас влюбляюсь каждый день – и все в разных. А большой любви нет!

Что же такое происходит? Одиночество томит меня, тоска разъедает душу. По вечерам я умираю от беспричинной грусти, а утром просыпаюсь в сладкой истоме. Мне хочется, чтобы меня целовали. Это стало наваждением. У меня еще никого не было. Для кого я сохранила столько страсти? Когда же Он появится?

Однажды летом на танцплощадке меня пригласил на танец незнакомый парень. Он прижимал меня к себе так крепко, словно хотел, чтобы мы слились воедино. Его губы прикасались к моим волосам, дыхание обжигало шею. Я натянулась, как струна, уперлась в его грудь локтями. По всему телу прошел озноб, но не от того, что вечер был прохладный. В его сильных руках я почувствовала себя пленницей – и мне был приятен этот плен. Танец закончился, а он в оцепенении не мог разжать объятий. Я ушла, опустив глаза и не смея на него взглянуть. Он растворился в толпе, а я весь оставшийся вечер была, как туча, и сама не знала почему.

Я много ем, словно пытаюсь восполнить душевную пустоту. Я становлюсь ко всему безразличной. «Мертвым балластом влилась в рабочий коллектив новая молодежь», - сказала на комсомольском собрании активистка Валя Буркова. Она не уточняла фамилий, но мы с подругой, обладая известной долей самокритики, тут же причислили себя к категории инертных мматериалов. Мы спим, но кто сможет разбудить нас, вызвать к жизни?

На танцах ко мне подошел парень по имени Гена. Мы танцевали все подряд. Гораздо выше меня ростом, он удобно устраивал на моем плече руку и следовал за мной повсюду, как верный рыцарь. Казалось, мы знакомы сто лет. Неведомым чутьем я ощущала, что между нами существовала какая-то связь. Не он ли заставил меня когда-то испытать страстное волнение, а потом бесследно пропал?

Толик Писарев отовсюду посылал мне улыбки. Щелкал по носу, пробегая мимо, говорил: «Моя любовь». Но вот он увидел моего партнера, и взгляд его изменился. Больше он мне не улыбался, я ему тоже.

- Ты так смотришь, и глаза у тебя грустные-грустные, - заметил Гена. – Ты кого-то ищешь? Ждешь? Парень твой не пришел?

- У меня нет парня.

Он был точно привязан ко мне. Я даже не смотрела, ходит ли он за мной туда, куда мне захочется, я не сомневалась в этом. Когда ему надо было что-либо сказать мне, он обеими руками притягивал мою голову к себе, склонялся к самому лицу. Наверное, мы напоминали милых влюбленных. Танцы подошли к концу. Он забрал мой ключ.

- Теперь ты никуда не уйдешь без меня.

- А я и без ключа могу уйти, - пожала я плечами, - но мне не хочется топать одной и дрожать от страха.

На последний шейк остались немногие. Зал был пуст, все уже разошлись. Толик Писарев стоял возле раздевалки. Он не бросился ко мне, как прежде. Не достал без очереди мое пальто. Не нахлобучивал на голову шапку, называя меня «Белой Шапочкой».

Я оделась и пошла домой, не оглядываясь. Меня даже не волновало, что будет с моим ключом. Мне было грустно и очень досадно, и я не понимала отчего. За спиной послышались шаги. Это догонял меня Гена. Он крепко обнял меня и прижал к себе. Так еще никто не делал. Я смутилась и сказала:

- Ты не обнимайся!

Вечер был просто чудо как хорош. В рыжих огнях фонарей падающие снежинки поблескивали, как волшебные искорки. Одно за другим гасли окна домов – там уже отходили ко сну. И никого кругом – только мы двое. Тишина на всем белом свете! А луна - совсем как у Тургенева! - «пристально глядела с чистого неба, и город чувствовал этот взгляд и стоял чутко и мирно, весь облитый ее светом, этим безмятежным и волнующим душу светом».

- С кем ты живешь? – спросил Гена.
- С папой, с мамой. Не с мужем же.
- А я с женой.
- Вот как? Что же ты не берешь ее на танцы?
- Зачем? Ни с кем не потанцуешь, никого не проводишь.
- Понятно. А о своих похождениях ты ей не рассказываешь?
- Это еще зачем?
- На взаимном доверии строится семейное счастье.

Так мы подошли к моему дому, остановились на площадке первого этажа.

- Давай ключ, - сказала я. А уходить не хотелось!
- А где твоя квартира?
- Здесь, недалеко. Давай.

Он стоял напротив, и я увидела, что он наклонился, чтобы поцеловать меня. Все было слишком просто – вот парень перед тобой, которому ты нравишься, и если тебе хочется познать вкус поцелуя, только потянись к нему лицом. И уже слабеют ноги, хочется укрыться на мужественной груди.

Родители меня воспитали по принципу: умри, но не давай поцелуя без любви! Поэтому я спокойно отвела голову, сунула в его карман руку в поисках ключа. Он ухватился за перила и раскачивался, поглядывая на меня. Я стояла у стенки и с легкой усмешкой смотрела на него.

- Я не могу, когда мне смотрят прямо в глаза, – сказал он. - Я стесняюсь. Вынеси мне воды.

Вода показалась ему очень вкусной. Он пил медленно, маленькими глотками, переводил дух и смотрел на меня. Я стояла перед ним в одних носочках. Он стал крутить кружку на пальце.

- Я разобью кружку.
- Это моя любимая кружка.
- Тем лучше. На счастье. Ты уйдешь сейчас, а я не хочу, чтобы ты уходила.

Он сказал это совсем тихо. Я улыбнулась:

- Я могу выйти, надо только обуться.

Я вышла к нему через две минуты, но те показались ему вечностью.

- Я уже думал, что ты не выйдешь.

На улице он обхватил меня за шею, притянул к себе и поцеловал ... в щеку!:

- Ты ко мне не лезь! - сказала я, не зная, что говорят в таких случаях.

Страстные порывы у него повторялись все чаще. Его рука перебирала мои волосы, касалась лица и крепко притягивала его к своему лицу, и я своей щекой чувствовала его щеку. Где-то были его ищущие губы, но они так и не коснулись моих. Чтобы справиться с волнением, он попросил папироску у встречного дядьки, но тот втянул голову и ускорил шаг.

- Ушел «незамеченным», - сказала я.
- Испугался.
- Зачем тебе папироска?
- Я не волнуюсь, когда курю.

Едва на горизонте появился еще один мужичок, я напомнила:

- Не забудь попросить папироску.

Он обиделся:

- Зачем ты так?

Дядька протянул ему всю пачку.

- Какая щедрость! – воскликнула я.
- Зачем ты обернулась? Девушка не должна оглядываться.
- Хм. Это мое дело.

На улице Мира под гитару здоровые глотки подвыпивших парней рассекали криками тишину уснувшего города.

- Днем они не услышали бы своего голоса, - заметил Гена.

Я почувствовала смертельную усталость и остановилась:

- Я хочу домой!

Мы вернулись.

- Ты жалеешь, что так провела вечер?

- Почему ты спрашиваешь об этом? Мне не о чем жалеть. Спать мне не хочется, а погода такая чудесная.

Мы оказались лицом к лицу. Он притянул меня к себе, поцеловал куда-то, и я в порыве прижалась к нему, спрятала голову в каком-то уютном местечке на груди. Но в тот же миг отпрянула и усмехнулась:

- Какой ты ... хитрый!
- Почему ты так сказала?
- Да, хитрый. И лицо, и улыбка. Я таких еще не встречала.

Это было совсем не то, что я хотела сказать. Напротив, то, что произошло, было здорово, но я не хотела признаваться даже себе самой, что дала слабинку, прижавшись к широкой мужской груди. Мы расстались. Я спокойно открыла дверь, но в его молчании было столько слов! Господи, избавь меня от искушения, не посылай больше встреч с этим парнем!

Доживаем последние деньки старого года. В цехе поставили стройную елочку, от которой сразу запахло новым годом. Проходя мимо елочки, веселушка Лаптева раскинула руки и резво пустилась в пляс. Мы стояли на мостике и дружно хохотали, глядя, какие коленца она выкидывала.

У этой елочки будут встречать новый год две смены: которая закончит работу в двенадцать и та, что начнет с двенадцати. По-моему, это очень здорово! Принесли коробку с новогодними игрушками и начали украшать елку. В цехе стало уютно, как дома. Крутились барабаны, по транспортеру плыли бревна, слесари кран-балкой переносили какую-то махину. Цех жил обычной жизнью, но как радостно было у всех на душе, что в гостях появилась елочка!

Продолжение следует...

Наталья Борисова
 Братск (Россия)

Дополнительные материалы:

Будни и праздники Сандры. 2018
Девочки «с улицы» ищут работу
Частицы большого цеха
Завсегдатаи танцпола
Радость бытия