Raphael cada día
Воскресные чтения с Дмитрием Ластовым
Окна выходят на театр
Жить, любить, надеяться и ждать…
Часть I
Сегодня мы хотим начать знакомить наших читателей с новым произведением нашего постоянного автора Дмитрия Ластова, все пьесы которого были представлены на наших страницах.
Дмитрий, победитель международного конкурса русской драматургии прошлого года, (фрагмент его драмы "Круги на воде" был поставлен в стенах театра "Школа современной пьесы), создал также весьма важную для нашего издания пьесу "Дорогой мой Рафаэль...".
Она вышла отдельным изданием весной и была подарена Рафаэлю во время его гастролей в России в марте этого года.
И вот теперь еще одна работа Ластова под названием "Окна выходят на театр".
Наверное, вдумчивый читателей почувствует некоторые мотивы известнейшего спектакля Театра им. Моссовета "Дальше - тишина", ставшего легендой советского времени. Итак,..
Действующие лица:
Йося, сухощавый мужчина за восемьдесят лет.
Люся, жена Йоси, женщина около восьмидесяти лет.
Андрюша, случайный прохожий, артист театра, молодой человек около тридцати лет.
Катя, знакомая Йоси и Люси, женщина чуть за пятьдесят лет.
Кухня, большое окно, плита, кухонная утварь, небольшой письменный стол, заваленный бумагами на котором стоит старый большой монитор и радиоприемник, передающий постоянно новости то громко, то еле слышно, на стене висит портрет молодой красивой девушки.
Катя: Окна выходят на театр. Улица идёт далеко прямо, а слева от улицы, за театром, лес. (Говорит задумчиво и про себя).
Йося: Что?
Катя: Окна у вас выходят на театр. Я люблю тут у вас стоять и смотреть туда.
Йося: Да, да… Я бывает тоже…
Катя: Наверное, спектакль закончился. Люди выходят из театра.
Йося: Это детский. В двенадцать начинаются – к двум заканчиваются.
Катя: Всегда мечтала жить где-то высоко, чтобы было всё видно. Как у вас здесь.
Йося: Девятый этаж.
Катя: С которого всё видно – лес, улица, театр.
Йося: А Вы живёте на третьем?
Катя: И мне видны только листья деревьев и задний двор магазина. Понимаете!?
Йося: В этом тоже есть свои плюсы.
Катя: Какие, Иосиф Абрамович?
Йося: Если сломается лифт, то можно без труда спуститься на первый этаж.
Катя: Я о другом. Вот живешь так, как я, и смотришь на задний двор магазина, и жизнь так же проходит, как на заднем дворе. А у вас по-другому… высоко, ясно, видно.
Йося: Вы какая-то грустная сегодня, Катя!?
Катя: Я? Видно?
Йося: Философствуете…
Катя: Да так… Я развожусь, Йосиф Абрамович.
Йося: Как?! Как так!? Почему?
Катя: Всё как-то не так. Не знаю, понимаете, не могу я больше так.
Йося: Вы же, как я вас знаю, с Игорем вместе, с института ещё. Что же случилось?
Катя: Когда Маша была маленькая, я всё думала, как Маша будет без отца. А сейчас она выросла, вышла замуж.
Йося: Не понимаю, а Маша причём?
Катя: Йосиф Абрамович, а не причём! Вот и я говорю, что не причём. Я выдумала себе, что надо терпеть, жить с ним ради дочки, что нельзя её травмировать, что я не имею права…
Йося: Так что с вашим Игорем? Он на вас поднял руку?
Катя: Нет.
Йося: А что же? Изменял?
Катя: Я его не люблю. Просто не люблю.
Йося: Как так?
Катя: Вот так.
Йося: Не понимаю. Катя, не понимаю.
Катя: И не поймёте. Вы всю жизнь прожили в любви – вам не понять, как можно жить без неё.
Йося: А зачем же вы женились?
Катя: Йосиф Абрамович, я замуж вышла.
Йося: Ну, замуж!
Катя: Думала, что любила. А может, придумала.
Йося: Не понимаю. Катя, может не надо. Игорь же хороший.
Катя: Хороший, но чужой. Я как представлю, что остаток своих лет я проживу вот так, когда меня будет всё в нём раздражать, бесить… Лучше одной.
Йося: Он от вас уедет?
Катя: Да, к свекрови.
Йося: Вы останетесь одна.
Катя: Одна, на заднем дворе своей жизни. Да что я говорю, понимаете, Йосиф Абрамович, у нас с ним разные ценности, разная жизнь.
Йося: Как так? Что разное?
Катя: Для меня что-то там вещественное, ну, не главное. Я к вам приехала, сготовила, убралась и как-то хорошо мне. На Танюшку тут посмотрела, привет ей передала - и хорошо. Побежала к детишкам в интернат, всех по голове погладила, обняла - и рада я, что что-то делаю. Подружка, ну знаете её, вместе с нами на курсе училась - Женька.
Йося: Да, да, Селезнёва.
Катя: Она сейчас не Селезнёва.
Йося: А, ну да, Женилась.
Катя: Замуж, замуж вышла и давно уже Ефремова.
Йося: И что она? У неё же трое детей, как я помню.
Катя: Она матерям помогает с больными детишками, старикам помогает, меня привлекла. Вот от вас побегу к ней, потом к одному бизнесмену поедем денег просить. Вот в этом жизнь. А Игорь, он смотрит на меня как на умалишённую, и не понять ему, что мне так легче. А ещё, знаете, тут Машка, дочка, где-то увидела объявление… Понимаете, приют, кошкам и собакам помогают.
Йося: Вы же, Катя, не ветеринар, а по людям.
Катя: А знаете, я посмотрела, что на самом деле не так уж много и отличий. Они такие же, как и мы…
Йося: Думаете!?
Катя: Там есть такая ласковая собачка, Люси её зовут.
Йося: И что?
Катя: Я всё думаю её забрать оттуда. Да каждый раз останавливаюсь. Я же в разъездах. А она будет тосковать одна.
Йося: Да, Катя. Я тут думал завести кого-то. Но это же эгоизм.
Катя: Почему эгоизм?!
Йося: Мы уже очень старые. Заведёшь, будешь радоваться этому существу… А вот мы с Люсей уйдём, а куда эта кошечка или собачка – кому она будет нужна без нас? Эгоизм.
Катя: Что-то давно Людмилы Ивановны нет. Мы уже и чай попили. Когда она ушла?
Йося: Часа полтора.
Катя: Почему она не дождалась меня!? Я бы её проводила.
Йося: Катя, ну как вы её удержите.
Катя: Ну да.
Йося: Дома ей лучше. Дом есть дом.
Катя: Без больницы тоже нельзя. Там хотя бы давление стабилизировали, капельницы сделали. Надо. Никуда без этого. Правда, уже второй раз за эти месяцы.
Йося: Понимаю, Катя. Но когда она в больнице – столько забот всем. Я с трудом добираюсь до больницы. А в этот раз положили в Сокольники. Туда на такси час ехать. И обратно.
Катя: Ну, зачем вам каждый раз было туда ездить!? Я бы сама справилась.
Йося: Катя. Я муж! Я должен! Каждый день! Вы и так нам помогаете, вся измучились - готовка, лекарства, стирка. Да и Сокольники… ладно. Уже снег сошёл. Весна. Конец марта. А в январе, на Бабушкинской, помните, Люся, там, в двадцатой лежала. Я из машины выхожу, вокруг лёд, а водитель уехал. Я думаю, куда ступить. Направо – лёд, налево – лёд, до больницы несколько сот метров. Я, знаете, даже не за себя боялся, я-то что? А Люся как? Каждый шаг, как борьба, как со смертью борьба. Ступаешь с костылями и не знаешь… Благо, ребята подхватили.
Катя: Ну, зачем было так рисковать? Я не знаю, мне ничего не говорите никогда. Ну а если бы упали!? Ну, представьте, Людмиле Ивановне было бы плохо, а мне из одной больницы в другую…
Йося: Зря я тебе сказал. Вам сказал зря…
Катя: Не зря, Йосиф Абрамович. Надо быть аккуратным, понимаете?
Йося: Ладно, понял.
Катя: Да и что вы говорите!? Ну, вы мне как родные. Куда я без вас. Меня бабушка же воспитывала, а родителей и не помню.
Йося: А я тут на днях как раз вспоминал твоих маму с папой - Толю с Ниной. Вот смотри (Йосиф Абрамович раскрывает альбом и показывает Кате фотографии). Люся альбом достала. Там вот их фото. Вот они, вот ты, видишь? Это вот в шестьдесят седьмом сделано. Мы тогда вместе в Сочи отдыхали. Я, Люся, Толя, Нина, ты и мои девочки - Оля и Таня. Ты помнишь!?
Катя: Нет. Я была маленькая.
Йося: Ну да, а я помню.
Катя: Я и родителей совсем не помню. Рано они погибли. Я и не переживала как-то. Бабушка плакала. Часто. А я как-то привыкла.
Йося: Катя, знаете, а я вот с возрастом стал за всех переживать. Вот всё думаю о тех, кто жил, и кого нет… Ладно… Ладно… Вот, знаете, после больницы Люся какая-то грустная, молчит часто. Я и обрадовался, что хоть вышла она. Пусть прическа. Может, она мечтала о ней в больнице. За четыре дня первый раз вышла на улицу.
Катя: Вы ей поменьше про больницу говорите. Больше чего-то позитивного. Ей надо во что-то верить, что-то хотеть. Не знаю… ждать.
Йося: Мне кажется, она меня и не слушает. Я тут шутил, как мог, а она с каменным лицом.
Катя: Всё равно, отойдёт от больницы, от своих мыслей. Всё равно, надо что-то не замечать, а говорить о хорошем. И так, знаете, ненароком…
Йося: Я постараюсь. Спасибо, вам, Катя.
Катя: Йосиф Абрамович, ну почему вы меня всё на «вы» зовёте. Вы же мне как отец.
Йося: Вы доктор, Катя. Докторов надо звать на «вы». Так положено. Так нужно. Что за детскости какие-то! Вы – доктор, и всё. Я не понимаю.
Катя: Ладно.
Йося: Вот мне помощь нужна ваша. В субботу, через неделю, у Люси же день рождения.
Катя: Да, надо же! Уже и седьмое апреля. Пошла в парикмахерскую. Подкраситься. Понимаю.
Йося: Я не понимаю женщин. Я говорю ей, что ты и так красивая. Нет, она пошла.
Катя: Что вы читаете?
Йося: Это кандидатские. Надо успеть.
Катя: Столько закладок?!
Йося: Да, пишу на полях.
Катя: Я всё хотела спросить, вот вы академик, а живёте всё здесь - на окраине, у леса. Когда мы с Таней впервые приехали сюда к вам, когда вы только сюда переехали, мне казалась всё таким большим. А сейчас… Я всегда думала, что академики живут богаче.
Йося: Нам здесь нравится. Нам как-то предлагали перебраться на Проспект Мира, уже потом. Но там так шумно. А здесь – лес, тихая улица и наш театр. Только вот, уже трудно мне передвигаться.
Катя: А сколько будет Людмиле Ивановне.
Йося: А я не считаю. Не знаю.
Катя: Как!?
Йося: А зачем?
Катя: Не знаю.
Йося: Вот я и свои годы не знаю.
Катя: Лукавите.
Йося: Катя, правда. Зачем? Это одно расстройство.
Катя: Ладно.
Йося: Подождите, вот, я Люсю встретил, я аспирантуру закончил и год уже работал в Ухте. Значит, мне было… Сколько мне было? Двадцать семь. А ей. Она младше. Ей двадцать один.
Катя: А сейчас?
Йося: А сейчас мне тридцать семь, а ей тридцать один.
Катя: Не верю.
Йося: Я геолог, а вы хотите сделать из меня счетовода. Считайте сами.
Катя: Как?
Йося: Ну, смотрите. Через год родилась Ольга. Ей сейчас было шестьдесят.
Катя: Неужели шестьдесят!? Я её помню…
Йося: Ну, вот считайте, Катя. Прибавьте мои двадцать семь к её шестидесяти и получится.
Катя: Восемьдесят семь! Вроде недавно…
Йося: Ну, это не совсем правильная формула, так как через три месяца её уже не применишь.
Катя: Будет ваш день рождения?
Йося: Да.
Катя: А Людмиле Ивановне, значит, восемьдесят один.
Йося: Да, и будет…
Катя: Восемьдесят два.
Йося: Справились.
Катя: А Ольга к вам не собирается?
Йося: Она!? Нет. Она зовёт нас в свою Америку, но куда же мы к ней поедем!? Только если в гробах.
Катя: Йосиф Абрамович!
Йося: Катя, ну вы же доктор, ну как вы себе представляете - я со своими вам известными болячками и Люся с ещё большим их количеством… Ну, как мы преодолеем этот мировой океан, чтобы добраться до этой счастливой земли, где обитает наша Оля?
Катя: Значит, она к вам не собирается?!
Йося: Ой…
Катя: А внучки, правнуки?
Йося: Ой, это больная тема. Хорошо, что ещё Люся не здесь. При ней об этом не говорите. Мы так от них далеки! Катя, ещё, когда мы жили в Ухте, Ольга женилась и уехала в Ригу, а в конце восьмидесятых - в Израиль и в США. У них совсем другая жизнь, и мы не вкладываемся в неё. Это уже ясно. Мы здесь – они там. Звонок раз в неделю – живы мы или нет. Раз в неделю! А иногда раз в две недели.
Катя: Вы суровы.
Йося: Я всегда был реалистом. Я – геолог. У нас всё точно. В основном, всё точно. Меня учили полагаться на себя и свои силы; учили быть реалистом. И я, в отличие от Люси, не питаю иллюзий. Я вам же говорил, что Люся надеется съездить в эту Америку. А я думаю, как!? Когда ей выйти на улицу уже трудно. Но я Люсе ничего не говорю. Говорю, что соберём документы, оформим всё и поедем.
Катя: Правильно. Я пойду, схожу, посмотрю, что с ней, в какую парикмахерскую она пошла?!
Йося: А я помню - в ближайшую. Вы меня расстроили.
Катя: Разводом?
Йося: Да. Я всегда думал, что вы счастливы.
Катя: Люди всегда так думают. Я вам ничего не говорила.
Йося: Может, вы передумаете?
Катя: Думаю, что нет.
Йося: А как вы одни будете?
Катя: Можно быть одним и жить вместе.
Йося: Наверное.
Катя: А потом, я же вам говорила. Когда ты весь день в заботах, то и думать некогда: одинок ты или нет. Ты занят, нужен и всё. Вот, вы же столько лет вместе с Людмилой Ивановной.
Йося: Да.
Катя: И как?
Йося: Как? Не знаю. Я просто другого не представляю.
Катя: Вот.
Йося: Она знает всё про меня. Катя, я бы поверил в этого самого бога, если бы знал бы, что когда я умру, то обязательно увижу её там, потом… А ещё я думаю: а если бы тогда меня не распределили в Ухту, а распределили бы на какую-нибудь Колыму. А если бы мы никогда не встретились… Я бы прожил жизнь впустую.
Катя: Вы бы прожили её так, как я.
Йося: Что?
Катя: Глядя на задний двор магазина…
Йося: Я был такой молодой, нескладный, стеснительный. Все там надо мной смеялись. А больше всего – она. Я её просто ненавидел. Как её я только не обзывал про себя. Представьте, я - городской парень, увлекаюсь поэзией, техникой, театром, а тут… А потом, у ручья, она окрикнула меня. Говорит: Йося, иди сюда, помоги. И облила.
Катя: Чем?
Йося: Водой, холодной. Я стою, смотрю на неё и не понимаю что делать: то ли ударить, то ли заплакать, то ли убежать. Я хотел заплакать. Мне стало так обидно. А она мне говорит: ты такой смешной, Йося. И поцеловала.
Катя: Трогательно.
Йося: А я помню всё как сейчас. У меня была такая большая копна волос. Чисто еврейская внешность. Я даже не знаю, чем я ей приглянулся. Как-то вечером я сидел у костра, все уже разошлись по палаткам. Я сидел и поджаривал хлеб над костром. И вдруг мне кто-то закрыл глаза. Я ничего не понял и услышал: я люблю тебя, Йося. Это была она. Её руки исчезли, я оглянулся и только увидел её силуэт. Я люблю тебя, Йося…
Катя: Вы счастливый.
Йося: То время было счастливое. А так всякое было. Вот, Танечка… Вы учились на одном курсе с ней. А вот так вот получилось.
Катя: Я помню её совсем молодой.
Йося: Ей было так мало лет. Только институт закончила.
Катя: Да… Я помню.
Йося: Люся не оправилась до сих пор. Вот тут она открыла тогда окно и смотрела на этот театр, лес, улицу… И поставила стул и встала на него, готовая прыгнуть.
Катя: Вы не рассказывали…
Йося: Это страшно, Катя. Она стояла на этом трухлявом стуле. А внизу… И готова была прыгнуть. Я ходил в аптеку. Открываю дверь в квартиру и вижу, что она стоит на стуле. У меня перехватило дыхание. Мы так стояли, не знаю сколько минут. Я в дверях, а она у окна на стуле. Она смотрела на меня, а я на нее. А потом она спустилась, подошла ко мне, взяла сумку, обняла и сказала эти самые слова: «я люблю тебя, Йося». А потом добавила: «Не оставляй меня никогда».
Катя: А так и не нашли, кто сбил Таню?
Йося: Я писал, ходил, ездил. Мне сказали, он уехал куда-то. А я всё равно искал, пока Люся не сказала мне, чтобы я перестал, что хватит, что никому это не нужно. А я всё равно его найду. Он ответит, он должен ответить! Они официально написали, что это она сама, пьяная, прыгнула под машину. Она не пила! Не пила! Она – врач, доктор! И вот так писать! Как жить!? Как жить!?
Катя: Я там вам фруктов купила. Вы про них не забудьте, ешьте. Хорошо? А то в прошлый раз пришлось выбросить.
Йося: Катя, а я, когда засыпаю, когда ложусь, про себя всегда говорю Тане спокойной ночи, а утром, когда я прихожу на кухню, здороваюсь с ней. Она была такая светлая! Я часто сижу тут, смотрю на неё и думаю… нет, придумываю её жизнь, которой не было, куда она ездила, что видела, чем занималась бы.
Катя: А я как-то сон видела, и она в нём как живая была. Я даже проснулась и подумала, а умерла ли она на самом деле?
Йося: Вот… вот… Знаете, Катя, как Танечка погибла, так нам звонили часто и много. Её подруги, однокурсницы. И каждой приходилось рассказывать одно и то же. Это было невыносимо. В основном, Люся давала мне трубку, и я отвечал на вопросы, рассказывал в который раз, как это произошло. А как-то слышу, что Люся с кем-то говорит по телефону, и говорит про Танечку. Прислушался, а она говорит кому-то, что Танечка уехала в экспедицию, будет не скоро.
Катя: Вы раньше не говорили, у неё что…
Йося: Я тоже подумал, что что-то не так с ней. Спрашиваю испуганно ее: в какую экспедицию, Люся, ты что?! А она, знаете, мне так и говорит: Йося, знаешь, вот скажу я этой девочке, что Танечки больше нет, и что? Расстрою её. А скажу, что она уехала, и эта подружка, быть может, еще долго-долго будет думать, что Танечка среди нас. А это же хорошо, понимаешь. Так и сказала. А я потом долго думал, думал и надумал, что ведь и правда, пока ты не знаешь, что человека не стало, он для тебя живой – пусть ты его и не видел годами – живой. Может, и права она была…
Катя: Может, и так. Там в шкаф я положила лекарства. Я через час ещё позвоню. Если Людмила Ивановна не придёт, я приеду. Ладно, ещё я там вам суп принесла. В холодильнике. И вещи постирала – на кресло положила.
Йося: А может, мне тебе найти какого неженатого учёного. А то ты всё с нами возишься.
Катя: Иосиф Абрамович, не найдёте.
Йося: Почему?
Катя: Вспомните Людмилу Ивановну - это случайность, совпадение.
Йося: Э… постой, я геолог, вот я её и нашёл, Люсю. И тебе найду хорошей породы человека.
Катя: Шутник вы.
Йося: Ты, Катя… хорошая ты, Катя. Не знаю, как бы мы без тебя…
Катя: Да ладно вам.
Йося: Ты врач по призванию. Это хорошо. Это главное! Главное – когда своим делом занимаешься.
Катя: Может быть…
Йося: А остальное сладится, обязательно…
Катя: Как это просто любить.
Йося: Что?
Катя: Я говорю, что как это просто - всю жизнь любить одного человека, жить с ним всю жизнь, делить с ним всё - радость и беду.
Йося: Да, возможно.
Катя: И как это сложно — всю жизнь любить одного человека. Всю жизнь одного... несмотря ни на что, несмотря ни на что...
Молчание.
Катя: Я пойду. А вам это радио не надоело? Бубнят что-то, эти новости, страсти… Лучше в тишине. Я люблю тишину.
Йося: Я раньше тоже её любил – тишину. А сейчас боюсь этой тишины. Так, что-то там говорят, шум какой-то, голоса, люди, какая-то жизнь. Я и не слушаю, так, мельком…
Катя: Раз так…
Катя собирается выйти.
Йося: Стой, Подожди. Я же про Люсю забыл. У неё же день рождения. Помоги мне.
Катя: Да.
Йося: Знаешь, я тут подумал… Я хочу Люсе подарок сделать… на день рождения.
Катя: Хорошо. Правильно.
Йося: Вот возьми. Деньги возьми. Понимаешь, у неё же день рождения седьмого апреля, а в этом году это ещё и наш день, день геолога.
Катя: Как совпало. Я никогда не задумывалась. Она ваша находка, или вы её…
Йося: Я не знаю там… Я никуда не хожу. Купить бы ей что…
Катя: А что?
Йося: Не знаю. Ну, что там женщинам нужно? Не знаю.
Катя: Может, ей что-то нужно? Может, что намекала?
Йося: Да вроде всё есть у нас. Не знаю. Приятное хочу сделать. А что купить, не знаю. Раньше, понимаешь, проще было. Что-то дефицитное купишь - духи какие, кофточку - и всё. А сейчас, не знаю. Духи - да старых полно. Она и не пользуется. Одежда есть. Книг полно. Может, что подскажешь.
Катя: Йосиф Абрамович, не знаю. Духи, наверное, точно не надо. Книги - тоже. А так не знаю. Надо подумать.
Йося: Ты возьми деньги. Мало? Я ещё дам.
Катя: Нет, с деньгами подождите. Разберёмся потом. Я подумаю. Может, какая идея будет. Надо что-то приятное сделать. Может, цветы купить.
Йося: Может, возьмёшь деньги?
Катя: Нет. Смотрите, я подумаю. Если что – я позвоню.
Йося: Ты придумай, ладно.
Йосиф Абрамович пытается встать, чтобы проводить Катю до двери. Берёт палочку. Шаги неуверенные, он чуть не падает. Катя замечает это.
Катя: А костыли? Вы так упадёте. Дайте я вам костыли дам.
Йося: Не надо. Я так. Надоели они. Я и с палочкой дойду.
Катя: Нет, сидите. Стойте. Сидите.
Йося: Я тебя, вас хочу проводить.
Катя: Я рассержусь. А вдруг упадёте. И что!?
Йося: Я не упаду. Я вас провожу.
Катя: Упрямый вы.
Йося: Я хочу тебя проводить, до двери. И я тебе ещё помогу одеться. Я так хочу.
Катя: Хорошо.
Йосиф Абрамович и Катя подходят к двери. Катя берёт пальто. Хочет его одеть, но Йосиф Абрамович перехватывает у неё пальто и пытается помочь ей его надеть.
Йося: Я люблю весну. Смотришь из окна на лес, и всё оживает. Знаешь, Катя, знаете, ведь зима - это как маленькая смерть. Мы погружаемся в какую-то холодную, глубокую яму, а потом - вот оно солнце и свет, и снова жизнь. Все хотят жить. Хотя… Вот Чехов как-то заметил, что счастлив тот, кто не замечает: лето или зима. А я замечаю. Я всегда жду весну.
Катя: Вы думаете, что если человек не замечает: лето или зима, то он счастлив? Я не замечаю, и что?
Йося: Так Чехов написал, так его Маша в «Трёх сёстрах» говорит. Только она там говорит, что если бы она была в Москве, то относилась бы равнодушно к погоде.
Катя: А в Ухте? В Ухте вы это всё замечали?
Йося: Мы были молоды, как-то уже и не помню.
Катя: Вы так хорошо помните Чехова! А я как-то его и не любила в школе читать. А сейчас и некогда.
Йося: Сегодня утром мне вспомнилась фраза из «Дяди Вани».
Катя: Это рассказ или пьеса? Что-то слышала.
Йося: Пьеса. Там один из героев говорит, что когда нет настоящей жизни, то люди живут миражами.
Катя: Вы так думаете?
Йося: Бывает, что так думаю. Но дальше там, в «Дяде Ване», ведь говорится, что это лучше, чем ничего. Я думаю так же, ведь это лучше, чем ничего.
Иосиф Абрамович чуть пошатнулся.
Катя: Держитесь.
Йося: Нет, нет. Я здесь хорошо стою. Не упаду. Давай. Вот, застегивайся, а то время то коварное. А о Чехове я могу долго говорить.
Катя: Людмиле Ивановне передайте, что в субботу я приду. А вот седьмого апреля не получится, не смогу. Там надо к моим подопечным заскочить: и к людям, и к маленьким.
Йося: Маленькие… Это хорошо. Хорошо.
Катя: Я в субботу приду, вам что-то приготовлю. А про подарок… Знаете, ничего лучше цветов нет. Я вот, тайком принесу букет цветов. Такой красивый и большой. Вы его спрячете. А в воскресенье, седьмого апреля, в Ваш день геолога, в её день рождения, вы вот поставите этот букет сюда, на стол. А Людмила Ивановна и удивится такой красоте. Только подумайте, куда бы его спрятать.
Йося: Я спрячу, Катя, спрячу.
Катя: Ну, вот и отлично. А деньги не надо. Я куплю. Уберите!
Йося: Ты там, Катя, будь аккуратней, там на улице. Не бегай. Эти переходы…
Катя: Не беспокойтесь. До свидания.
Йося: До свидания.
Катя уходит.
Затемнение.
Продолжение следует...
Дмитрий Ластов
Москва (Россия)
Дополнительные материалы:
Ноябрь
(Простая история
о любви и дружбе)