Рафаэль в программе "Enhorabuena" с Хорхе Хендерсоном (Перу). 1991
RAPHAEL EN "ENHORABUENA" CON JORGE HENDERSON (PERÚ). 1991
Хорхе Хендерсон: Друзья американского телевидения и нашей передачи Enhorabuena! Это предмет огромной гордости для меня – снова принимать у нас на родине человека, которым мы восхищаемся и которого мы уважаем – сеньора Рафаэля. Добро пожаловать в Перу!
Рафаэль: Дамы и господа, доброй ночи!
Хорхе Хендерсон: Ты сбросил как минимум пятнадцать килограмм. Ты заболел? Сидишь на диете? Что случилось?
Рафаэль: Двадцать один килограмм. У меня была проблема с щитовидкой – это железа в горле, отвечающая за регуляцию процессов организме. Мне наладили ее работу.
Хорхе Хендерсон: А раньше ты никогда не лечился?
Рафаэль: Нет, мне просто пришло в голову начать.
Хорхе Хендерсон: А как ты себя чувствуешь? Ты так похудел – ты страдаешь от истощения?
Рафаэль: Нет. Если пригласишь меня поесть, то увидишь... На завтрак я выпиваю вот такой стакан обезжиренного молока с двумя-тремя пакетиками корнфлекса, съедаю ломтик хамона jabugo (самый знаменитый сорт из Уэльбы) и две груши или яблока. Все сбалансировано. Днем ем рыбу, иногда мясо.
Хорхе Хендерсон: Может, это слухи, но в одном отеле на севере страны мне рассказали, что ты ходил в кухню готовить завтрак. Ты готовишь в отелях?
Рафаэль: Да.
Хорхе Хендерсон: Только в Перу?
Рафаэль: Нет, везде. Еда в Перу как раз очень похожа на испанскую, как и во всей Южной Америке. Но бывая в США, Германии или России, я захожу в кухню: покажите, что у вас есть, и я буду стряпать.
Хорхе Хендерсон: Великие артисты часто знают в городах только отели и кухню, потому что не могут выйти. Приходят на передачу – и там шесть-восемь охранников, они окружают их и защищают.
Рафаэль: Я их не замечаю. Разве что когда открываешь дверь в одних трусах и видишь перед собой этого господина. Я говорю «добрый день» и закрываю дверь.
Хорхе и Рафаэль выясняют, как называются мужские и женские трусы в Испании и Перу.
Хорхе Хендерсон: Ты работающий с полной самоотдачей артист, ты выходишь на сцену и поешь тридцать песен со всей мощью...
Рафаэль: Тридцать?!! Обычно их сорок пять или пятьдесят!
Хорхе Хендерсон: Сцена – это твой порок?
Рафаэль: Я такой порочный... (смеется) Мне и правда очень нравится петь.
Хорхе Хендерсон: Это заметно.
Рафаэль: Поэтому у меня не появляются морщины и не выпадают волосы.
Хорхе Хендерсон: Говорят, что Рафаэль никогда не уйдет с эстрады на пенсию. Его хватит еще недолго?
Рафаэль: Рафаэль никогда бы не ушел на пенсию. Но меня заставят.
Хорхе Хендерсон: Кто?
Рафаэль: Мои дети.
Хорхе Хендерсон: Они уже об этом говорили?
Рафаэль: Нет. Но они строят такие рожи... Когда я уезжаю, мы шлем друг другу факсы. Я спрашиваю, как они поживают, и старший отвечает, что потерял ориентир. «Когда тебя нет, и меня нет». Ему семнадцать лет. Мои дети могут вынудить меня уйти. Отправляясь в школу, они оставляют мне записки: «ты же не уедешь без предупреждения, правда?», другой: «на тот случай если ты уедешь, помни, что мы существуем».
Хорхе Хендерсон: Факс – это решение проблемы связи и контакта с ними.
Рафаэль: Я не мог бы жить без факса. По телефону можно наговорить глупостей – но в итоге ничего не останется. Факс написан, и это остается. «Я никогда не говорил этого!» - «Смотри - а это что?»
Хорхе Хендерсон: О чем говорит Рафаэль со своей женой и детьми?
Рафаэль: О «пальмерас» (возможно, имеются в виду пирожные)
Хорхе Хендерсон: А что это такое? Это деревья, растущие в нашей полосе - пальмы? Но наверное, это не то, о чем Рафаэль говорит с супругой.
Рафаэль: (начинает фразу по-французски и смеется) Сколько в мире неразумного. Мы говорим наполовину по-французски, наполовину по-немецки, на испанском, итальянском и английском – ничего не поймешь.
Хорхе Хендерсон: Ты начинаешь праздновать тридцать лет своей творческой деятельности.
Рафаэль: В январе.
Хорхе Хендерсон: Уже скоро. Что будет главным в этом праздновании?
Рафаэль: Шестнадцатого сентября следующего года исполняется ровно тридцать лет, как я в коротких штанишках вышел на сцену, чтобы петь. И меня очень ругали, потому что у меня были волосы на ногах. Я сделал эпиляцию – длинными брюками.
Хорхе Хендерсон: Тридцать лет – сказать легко, а ведь это целая жизнь.
Рафаэль: Мне исполнится сорок четыре.
Хорхе Хендерсон: Ты ни о чем не жалеешь.
Рафаэль: Нет. Non, je ne regrette rien. Мне не о чем жалеть.
Хорхе Хендерсон: Но в карьере артистов всегда бывают неприятные и сложные моменты, какие-нибудь нечестно играющие импресарио...
Рафаэль: Придурков много, это да.
Обсуждают, как сказать это в перуанском в варианте. Рафаэль предлагает «сын незамужней матери»
Рафаэль: Но если говорить серьезно, мне очень повезло. Мои импресарио всегда были в первую очередь великими рафаэлистами, большими моими друзьями, и с учетом этого все устраивалось хорошо.
Хорхе Хендерсон: Как с Доминго Кастро? Этот человек всегда защищал имя Рафаэля в нашей стране, и я говорю это перед камерой.
Рафаэль: Да, это крупный деятель. Я очень худой, так что он крупный.
Хорхе Хендерсон: Есть страна, где тебя любят, и это Перу. Это что-то значит для тебя?
Рафаэль: Да, достаточно много. В Перу меня очень любят.
Хорхе Хендерсон: И тут есть клуб рафаэлистов. Я знаком с ними двенадцать лет, и они никогда тебя не оставляли. Иногда появляются клубы, действующие в период популярности артиста, а потом они исчезают. А клуб рафаэлистов продолжает работать.
Рафаэль: Это не только здесь, так происходит везде. Рафаэлизм – это нечто внутреннее, это нельзя бросить. Это как наркотик, но полезный, не приносящий вреда.
Хорхе Хендерсон: Я знаю двух девушек из клуба рафаэлистов в России, которые мне пишут.
Рафаэль: Их миллионы!
Хорхе Хендерсон: Сколько раз ты пел в России? Один раз, два... больше? пять?
Рафаэль: Следующая поездка будет восемнадцатой.
Хорхе Хендерсон: Во-сем-над-ца-той?
Рафаэль: Каждый раз по сорок дней.
Хорхе Хендерсон: И ты поедешь как раз в то время, когда будешь отмечать тридцатилетие.
Рафаэль: Недавно в Мадриде был Горбачев, и первое о чем он спросил – в Мадриде ли я. Мне позвонили из королевского дворца в Севилью, где я записывал голос для диска Andaluz (как я) с Лондонским филармоническим оркестром (диск выйдет в январе). Они велели позвать меня, потому что он хотел увидеть меня. Он уже знал меня по Советскому Союзу, видел меня в театре «Россия» в Москве – красивом театре на 7000 зрителей, который я и открывал. Меня нашли в студии, за мной пришла королевская гвардия, а я небритый, неприбранный, в джинсах... Они сказали: он хочет видеть тебя таким как есть, и я поехал прямо в джинсах, с щетиной, мы обнялись и простились до следующего раза в Советском Союзе.
Хорхе Хендерсон: Ты открывал театры и здесь, и в Буэнос-Айресе, где я видел табличку «этот театр открыл Рафаэль», в Аргентине...
Рафаэль: Их было три.
Хорхе Хендерсон: Это говорит о твоей значимости, о том, что когда артист умирает, он продолжает существовать.
Рафаэль: Меня не волнует, что будет, когда я умру.
Хорхе Хендерсон: Но этим можно гордиться.
Рафаэль и Хорхе обсуждают, чем можно гордиться
Хорхе Хендерсон: Мы тебя очень уважаем. Ты – это «Yo soy aquel», правда? У артистов бывают песня-символ.
Рафаэль: Нет. У меня их много. Например, если ты говоришь о Лучо Гатика, у него есть El Reloj и La Barca.
Хорхе Хендерсон: У Хосе Хосе - El Triste.
Рафаэль: И La Nave del olvido и еще кое-что. У Хулио - Hey, Gwendolyne, La vida sigue igual и еще несколько вещей. А у меня – тысяча шестьсот, и я не могу выбрать одну.
Хорхе Хендерсон: Сколько у тебя долгоиграющих пластинок?
Рафаэль: Пятьдесят три на испанском, и еще несколько на других языках.
Хорхе Хендерсон: Ты настоящий пионер. И маэстро. Мы гордимся, что снова увидели тебя здесь. Мы всегда любили и уважали тебя в нашей передаче Enhorabuena – человека, который так много отдает на сцене. Вперед! Будь всегда полон энергии. Большое спасибо, маэстро!
Рафаэль: Большое спасибо, ученик.
Хорхе Хендерсон: Удачи тебе на America television. Вот угощение...
Рафаэль: Мне нельзя толстеть.
Хорхе Хендерсон: Значит, садимся на диету. Спасибо!
Краткий перевод Р.Марковой
Опубликовано 05.09.2018