Рафаэль в программе "De tú a tú" с Ньевес Эрреро. 1990
RAPHAEL EN "DE TÚ A TÚ" CON NIEVES HERRERO. 1990
Сентябрь 1990 года
Ньевес Эрреро: Он тридцать лет живет в мире песни – а это рекорд. И в его имени стоит «ph», хотя оно никогда не произносится. Раньше его произносили с издевкой - Рапаэль. Но он – Рафаэль, Рафаэль Мартос. Добро пожаловать! И спасибо, что ты здесь.
Рафаэль: Спасибо, как дела? Аплодисменты я всегда принимаю стоя.
Ньевес Эрреро: Это вежливость по отношению к публике.
Рафаэль: Когда публика на концертах встает с мест, я встаю на колени.
Ньевес Эрреро: Я видела, как это делаешь.
Рафаэль: Да, чтобы отблагодарить ее.
Ньевес Эрреро: Ты благодарный человек.
Рафаэль: Мне много за что есть благодарить Бога и жизнь. Как говорила Виолета Парра: «спасибо жизни, которая дала мне так много».
Ньевес Эрреро: Любопытно, что Рафаэль – человек, который ничего не забывает, и каждый успех, которого он добился,. и каждая неудача записаны в его памяти. Если бы ему надо было подвести итог, он должен был бы сказать, что успехов было больше, чем неудач.
Рафаэль: Да, я должен был бы сказать так, потому что я, естественно, совершал, совершаю и буду совершать множество ошибок, но я вижу в них положительный момент. Я очень позитивный человек, и считаю, что со мной происходило больше положительных вещей. Потому что мне, несомненно, всегда очень везло – с тех пор, как я начал петь в четырнадцать лет, еще в коротких штанишках, публика (а командует именно она) была на моей стороне. И с этим ничего не поделаешь.
Ньевес Эрреро: Ты родился в маленьком городке...
Рафаэль: Слава Богу, я андалузец.
Ньевес Эрреро: Откуда именно?
Рафаэль: Я из Линареса. Так же, как Паломо и Андрес Сеговия (да почиет он в мире) и много других выдающихся людей.
Ньевес Эрреро: Тебя любят на родине?
Рафаэль: Да, а как же. Мне выпало счастье стать пророком в отечестве своем, и так было всегда. Отечество – это Испания.
Ньевес Эрреро: Тебя раздражает или доставляет удовольствие тот факт, что ты - человек, которого больше всего имитируют в этой стране?
Рафаэль: Нет, меня это абсолютно не раздражает, так как я уверен, что люди никогда ни имитирую того, чем не восхищаются. Потому что ты не станешь трудиться имитировать то, чем ты не восхищаешься и что тебя не интересует. (к публике) Правда?
Ньевес Эрреро: Рафаэлю дали много прозвищ, но не отказывайся, что это (крутит рукой) было самым...
Рафаэль: «Выверни-лампочку»? Да. Плохо то, что эти прозвища застывают во времени. Например, если сейчас кто-то хочет имитировать Рафаэля, он берет пиджак...
Ньевес Эрреро: Сейчас я буду имитировать Рафаэля (снимает пиджак).
Рафаэль: Ты должна позволить ему сползти.
Ньевес Эрреро: Так?
Рафаэль: Да. И – така-та! Но я делал это в четырнадцать лет, а теперь больше не делаю. Так что это отстало от жизни.
Ньевес Эрреро: Почему это происходит? Потому что публика не видит, как эволюционирует певец? Она остается на уровне его первого хита?
Рафаэль: Нет. Я думаю, что это, как и знаменитый жест (поднимает руку)...
Ньевес Эрреро: Когда это было? Ты помнишь?
Рафаэль: Да, это было в Cuando calienta el sol. Это было давно, а они застряли на нем. А я так больше не делаю. Но если они зациклились на лампочке и пиджаке – это неплохо.
Ньевес Эрреро: А то, что ты одеваешься в черное?
Рафаэль: Когда я начинал петь, все или почти все певцы, которых назвали крунерами, пели, чтобы зрители танцевали... а я сказал, что под меня танцевать не будут. В дискотеках – пожалуйста, но не тут. И я внедрил новую форму – концерт современной музыки, но именно концерт. Я начал в мадридском театре Сарсуэла, это был первый концерт, потом был лондонский Палладиум, Олимпия в Париже и так далее. Крунеры пели, вцепившись в микрофон или засунув руки в карманы, а я начал поднимать руки. Это стало толчком к тому, чтобы теперь всех поднимали руки, и это хорошо.
Ньевес Эрреро: Ты обозначил новый путь...
Рафаэль: Я поясняю не песни – я поясню трехминутные комедии. Я рассказываю трехминутные истории. Как показать, что я вхожу в одну дверь, а ухожу в другую? Я не могу сделать это с подставкой для микрофона в руках. Я делаю это так (жестами показывает движения с одной стороны в другую). Он вошел в эту дверь и ушел в другую. У артистов есть канон – ты никогда не увидишь, чтобы хороший артист смотрел на жесты. Он никогда не смотрит на то, о чем говорит. «У меня болит сердце» (смотрит на грудь). Нет. Он смотрит на публику. Она не должна терять из вида его лицо. Ты же все разъясняешь публике, а не себе – ты-то и так все знаешь.
Ньевес Эрреро: Это мастер-класс...
Рафаэль: Учти – я пришел не читать лекции. Мне еще многому надо научиться в жизни, и я в том возрасте, когда надо учиться.
Ньевес Эрреро: Этот мальчик, который все только начинает и которого зовут Рафаэль...
Рафаэль: Мартос. Это фамилия отца.
Ньевес Эрреро: Это правда, что ты начал петь в школьном хоре?
Рафаэль: Да. Потому что в школе, куда я ходил, можно было учиться только если у тебя хороший голос (хотя она была бесплатной). Так как у меня был хороший голос, меня сразу взяли в школу, и я стал первым голосом, солистом хора, мы принимали участие в конкурсах, катались по Испании и за границу. Так что в пять или шесть лет я уже ездил в турне.
Ньевес Эрреро: Когда Рафаэль Мартос понял что его призвание – сцена? Когда он начал замечать это?
Рафаэль: Я всегда говорю одну вещь – она немного грубовата, но в сравнении с глупостями, которые несут сейчас, она совершенно невинна. Моя мать родила меня артистом.
Ньевес Эрреро: Получите!
Рафаэль: Этому не учатся. И никакого секрета нет. Потому что если бы я его знал, то - клянусь моей матерью, да почиет она в мире! - я бы учредил академию. Или продавал бы патенты. Я бы превратился в кубышку.
Ньевес Эрреро: В этом нет необходимости – у Рафаэля Мартоса и так есть круглая сумма.
Рафаэль: Нет, я не круглый, я тоненький.
Ньевес Эрреро: Рафаэль, ты очень похудел. Что ты сделал?
Рафаэль: Моему врачу пришло в голову, что мне нельзя пить пиво. Я сочувствую торговцам пивом, но теперь у них на одного потребителя меньше.
Ньевес Эрреро: Ты сбросил десять лет.
Рафаэль: Как ты и вся Испания знает, мне двадцать три года.
Ньевес Эрреро: Ровно?
Рафаэль: Я еще думаю – в следующем году мне исполнится двадцать два или двадцать четыре? Я пока не знаю. Я размышляю. Ты знаешь, что недавно в интервью на телепередаче в США (там они помешаны на возрасте, и первый вопрос, который тебе задают – "сколько тебе лет?") я сказал по-английски «мне двадцать три года». А я праздновал двадцать пятый творческий юбилей. И ведущий воскликнул: Как? Я ответил: Мне двадцать три года, ты мне не веришь? – Нет. - Это твоя проблема.
Ньевес Эрреро: А сейчас ты вот-вот отпразднуешь тридцатый юбилей.
Рафаэль: Да, но мне все еще двадцать три. Ты же понимаешь, что это шутка. Никто не верит, а я так развлекаюсь. Глупо, когда себе убавляют год или два, а я сразу заявляю, что мне двадцать три года.
Ньевес Эрреро: Эти тридцать лет, наверное, пролетели как один миг.
Рафаэль: Да. Но они оставили тебе очень важный багаж того, чему ты научился в жизни.
Ньевес Эрреро: А чему ты научился за много лет?
Рафаэль: Во-первых, самому главному – промолчать вовремя.
Ньевес Эрреро: Ты считаешь, что если мы могли вовремя промолчать...
Рафаэль: То все в мире шло бы лучше. Представь себе, что Ирак немного помолчал бы...
Ньевес Эрреро: Мы бы сейчас не были втянуты в эту заварушку*. Я знаю, что множество людей на улицах внезапно останавливают тебя, обращаясь к тебе. Но в этой студии присутствует человек, который просил меня дать ему возможность сказать кое-что Рафаэлю. Ты позволяешь мне дать ему этот шанс?
Рафаэль: Да.
Ньевес Эрреро: Это Хуани. Она член клуба поклонников.
Хуани: Да, с 1968. Мы ездили на автобусе встречать в аэропорту любовь всей нашей жизни. Я хотела бы задать один вопрос, потому что недавно я купила видеопроигрыватель и ищу видео, но не могу найти - думаю, потому что их нет. Ты никогда не записывал твои песни на видео?
Рафаэль: Нет. И никогда не стану это делать.
Ньевес Эрреро: Ты не будешь заниматься видеоклипами?
Рафаэль: У меня, как у всех, есть свои причины. Моя точка зрения такова: даже моя большая подруга Лайза Минелли совершила ошибку, записав свой спектакль, в котором было много интересных ходов в смысле костюмов, остроумных реприз и всего прочего. С тех пор количество публики на ее выступлениях значительно сократилось. Потому что зрители покупают видео и смотрят все, что она делает, с начала и до конца. А я не хочу, чтобы вместо того, что ходить смотреть на меня (например сегодня вечером я буду выступать в Парке Аттракционов с чудесной постановкой) люди брали видео и ставили у себя дома. Нет. Пусть идут и смотрят меня. К тому же я не такой, как на видео, я уже немного лучше. Я становлюсь лучше каждый день.
Ньевес Эрреро: Ты будешь в Парке Аттракционов сегодня и завтра. Ты совершаешь турне по всей Испании?
Рафаэль: Да, оно продлится до 23 сентября, а двадцать четвертого я уеду в Лондон записывать пятьдесят второй или пятьдесят третий диск на испанском языке (это не считая дисков на других языках). Потом я улечу в США - там будет почти двухмесячное турне, и вернусь в Испанию, чтобы с моими танцовщицами, хором и прочими подготовить спектакль к моей творческому тридцатилетию, празднование которого начнется в январе в одном из мадридских театров. Я проведу там некоторое время, а затем проеду по всему миру.
Ньевес Эрреро: Здесь тебя очень любят...
Рафаэль: Я хочу сказать всем, что испанец и живу в Мадриде, а мое сердце принадлежит Андалузии.
Ньевес Эрреро: И ни слова про Майами.
Рафаэль: Мои дети учатся в Майами, потому что Хакобо изучает киноискусство, так что у него будет классное образование.
Ньевес Эрреро: Ты любящий отец?
Рафаэль: Да.
Ньевес Эрреро: А какой ты как муж?
Рафаэль: Об этом надо бы спросить ее. Я думаю, что неплохой.
Ньевес Эрреро: Ты помнишь, что было в Венеции, в таком романтическом месте.
Рафаэль: Это получилось против нашей воли. У меня даже не было свадебных подарков.
Ньевес Эрреро: Что ты говоришь!
Рафаэль: Потому что мы никого не известили и не сообщили своего нового адреса. Мы только подготовили очень большую открытку, которую отправили по почте в тот самый день, когда обвенчались. И написали на ней: «Мы поженились. Наталия. Рафаэль».
Ньевес Эрреро: Вы хотели, чтобы церемония была интимной.
Рафаэль: Да, и нам это удалось. Хотя приехали некоторые агентства, и мы их приняли, но мы не давали никаких намеков – мы думали про Нью-Йорк, Париж, а кому-то пришла в голову Венеция с ее романтикой.
Ньевес Эрреро: И вы попали в точку. Мы хотим поблагодарить тебя за то, что ты тридцать лет стоишь на сцене. Есть одна песня, которая мне особенно нравится. Попробуй посмотреть Хесуса Сиснероса, потому что я думаю, что ему тоже хотелось бы однажды записать пластинку и добиться успеха в мире эстрады, несмотря на то, что он актер и ведущий. Посмотрим, узнаешь ли ты песню.
(Хесус и Рафаэль поют Qué sabe nadie)
Рафаэль: Это парень, который старше меня, поет мою песню. Это песня не только моей эпохи, я не живу воспоминаниями. Рафаэль актуален, как вы видите.
Ньевес Эрреро: Конечно. Я бы хотела со всей любовью проститься с тобой, но я хочу задать последний вопрос: чего люди не знают о Рафаэле?
Рафаэль: Это тема для еще одной передачи, продолжительностью по крайней мере семь часов.
Ньевес Эрреро: Мы готовы сделать такую передачу.
Рафаэль: Обещаю.
Ньевес Эрреро: Он обещает! Спасибо, Рафаэль.
Краткий перевод Р.Марковой
Опубликовано 08.02.2019
Примечание переводчика:
* Скорее всего, имеется в виду Вторая война в Персидском заливе (2.08.1990 — 28.02.1991) — вооружённый конфликт между Многонациональными силами (МНС) и Ираком за освобождение и восстановление независимости Кувейта.