VII. Это не входит в мои планы
VII. NO ESTÁ EN MI GUIÓN
Первый раз, когда со мной заговорили о возможности пересадки, я категорически отказался. Это не входило в мои планы. Это не было тем, что я выстраивал намеренно, и я не хотел идти по пути, который представлялся мне совершенно неестественным. Мы никогда не можем предвидеть, что нам суждено, и я также не был готов к такому развороту событий. Возможно, я вполне мог бы противостоять раку, какой-нибудь опухоли, если бы мне сказали, что проживу не больше шести месяцев. Не знаю. Мы мало, что знаем. По сути, мы шествуем по жизни, сталкиваясь с разными ситуациями, к которым нас никто никогда не готовил, нам даже не преподали самых азов. Так, однажды влюбляешься, и никто не объясняет, что это такое, потом становишься мужем женщины, которую любишь, а ведь до этого никогда не был женат. Не зная, как, а если и знаешь, то испытываешь это впервые, становишься отцом очень маленького и очень хрупкого существа, а ведь перед этим не проходил курса ни в какой академии.
Снято телеобъективом через забор моего дома.
Одна из бесед с моим дорогим другом Педро Руисом
о возможности трансплантации.
Предложение о замене печени звучало, на мой взгляд, так безрассудно, что я замкнулся в отказе, укрепившись в своей позиции, как если бы мне предлагали не спасительную возможность, а обрекали на верную смерть. Так, хорошо. Я дошел до этой черты. Если даже не дотяну до шестидесяти, ну, что ж поделаешь. Я стал обдумывать самое важное в своей жизни: положение дел в своей семье и профессиональной карьере. И тем и другим я мог гордиться. Я не мог жаловаться на то, что мне даровали: любовь такой женщины как Наталья и моих детей, признание во многих странах, поклонение публики, не уменьшающееся уже много лет. Ну, ладно. Все поезда когда-нибудь прибывают в пункт назначения; похоже, и мой скоро окажется там.
Я никого не хочу обманывать. Так спокойно я рассуждаю сейчас, тогда же спокойствия во мне не было. Я прекрасно держался перед семьей, был собранным и твердым, но плакал в ванной комнате перед зеркалом. Это меня несколько успокаивало, потому что, видя себя, не чувствовал так отчаянно одиночества в этой тоскливой пустоте. Я не был одинок. Тот, другой, по другую сторону зеркала был я сам. Я плакал, потому что мне казалось ужасно несправедливой эта весть, что настало время самолету моей жизни приземлиться в последнем аэропорту.
Но сколько бы не доказывали и не убеждали меня, я упрямо утверждал, что это не входит в мои планы.
С течением времени, когда настал момент разобраться во всем и рассказать откровенно, мне захотелось найти объяснение такому тупому, неразумному упрямству, и, полагаю, в этом присутствовала своя логика, логика борца и романтика. Я не отрицаю смерть, готов к ней в любой день, пусть досрочно, - впрочем, она всегда приходит преждевременно, когда бы не случилась,- но только крепко стоя на ногах, не покидая сцены. Впрочем, на протяжении моего творческого пути я много раз говорил, что хотел бы умереть на сцене или где-то рядом. Могла случиться авиакатастрофа, или я мог попасть в землетрясение в Мексике, или меня могла свалить одна из смертельных болезней, но обыденных, часто встречающихся. Однако перспектива пройти через пересадку органа выглядела устрашающей, выглядела некой трагикомедией, и я был убежден, что все это не могло закончиться благополучно и я бы умер после отчаянной попытки спасти мне жизнь таким редким способом. Нет, это было не для меня. Не для того я работал всю жизнь. Это не входило в мои планы.
Я это повторял, отбрасывая любую попытку заставить меня объяснить отказ разумно и заявляя, что “это не входит в мои планы”.
В каком настроении я был? Сердитом и грустном. Сердит я был не на других, а, скорее, на себя самого да на свою извечную удачу, которая всегда было со мной. Я был везунчиком, существовавшим в сияющем и спокойном мире, которым была моя жизнь до сих пор. Я был огорчен. Я был очень огорчен.
Мы проводим Сочельник дома. Самый грустный в моей жизни. Уже раздался зов с небес. Я начал бояться худшего. Все же приближался Новый год, и я попросил у Винсенте разрешения поехать на Канарские острова вместе с Наталией, Мануэлем, Хакобо и Тони, его женой, проводить старый год.
Я чувствовал себя неплохо. Дело заключается в том, что, когда я в кругу семьи, это действует на меня очень позитивно. Остались даже фотографии тех дней, по которым и не скажешь, что я находился в плачевном состоянии. Возвращаясь, мы посетили ресторан на открытом воздухе, но уже в самолете я почувствовал себя плохо. Мне надо было в туалет, но я сознательно вернулся в кресло, потому что не мог справиться с состоянием. А я надеялся, что справлюсь. Как раньше. Немного кортизона, и состояние преодолено. Немного сегурила, и снова как новенький. Откачали из брюшной полости десять-двенадцать литров жидкости, и - вперед! - петь опять. На этот же раз я знал, что так не будет, и то, что со мной происходит, не имеет быстрого и успешного решения.
Одно из возможных осложнений цирроза – это кровотечение в пищеварительных органах, вызванных перенапряжением. Это очень тяжелое состояние, и бывает, люди умирают от таких кровотечений. Короче, я начал год, оказавшись на волоске от смерти на обратном пути с Канарских островов, а далее последовал ужасный период, о котором я расскажу позже и во время которого я повторял “это не входит в мои планы”.
После Рождества, однажды вечером, ко мне пришел повидаться Педро Руис. Он приходил часто. Нас связывает многолетняя дружба. Мы познакомились в Барселоне, когда я еще не был женат. Мы жили в одном городе, а потом он переехал ближе, что способствовало еще более частому общению. Я сидел на террасе напротив бассейна в углу, там, где забор был выше и меня не могли сфотографировать. Информация о моей болезни уже распространилась, и у дверей дома постоянно толпились репортеры. Я сидел, укутанный в одеяло, предаваясь сомнениям в энный раз, и в этот момент появился Педро. Я думаю, он переговорил с Наталией, скорее, даже я уверен, потому что было очевидно, что Наталия посвятила его в то, насколько я упрям. Педро очень умен, и он не стал атаковать меня сразу, поскольку в этом случае я бы утвердился еще больше в своем упрямстве. Он начал говорить совсем о других вещах, я не помню, о чем, но он сделал именно так. Солнце садилось, а в сумерках есть что-то от человеческих страданий. Вроде бы, это тот же свет, что и утром. Но после рассвета весь день впереди, тогда как после сумерек наступает ночь. Педро весьма умен, и он очень боялся, что в любой момент я могу подняться и перейти внутрь дома, где уже невозможно будет поговорить с глазу на глаз. Он попробовал начать очень осторожно, заговорив о необходимости согласиться на пересадку, согласиться, чтобы выздороветь. Я же ответил ему, что это не входит в мои планы. Он высказал свои доводы, а я свои, и, при этом, никто из нас не отважился посмотреть суровой правде в глаза, как будто бы речь шла о том, ехать ли на поезде или на машине или же отдыхать в одном месте или другом. Я не скажу, что в нашей беседе не было некоторой доли доверительности. Нет. Дело было в том, что я не говорил: “Хочу умереть, чтобы пережить это приключение”. А он не осмеливался мне ответить со свойственной ему ершистостью: “Или ты принимаешь решение или умираешь”. И не потому что мы не доверяли друг другу – мы доверяли, просто момент был очень деликатный.
И в одно мгновение, пытаясь отложить решение, скорее, из-за страха, что поддаюсь убеждению, и моля о передышке, я сказал что-то вроде: “Ну, в следующем году, если все останется так же, я сделаю это”. И тогда он со всей откровенностью, к которой его обязывало положение друга (я представляю, как ему было тяжело в душе), сказал: “Дело в том, что у тебя нет этого года”.
Мы как будто играли в покер, и настал момент, когда надо вскрывать карты. Мы – и он и я – знали, что мои не слишком сильны. Это был один из тех ужасных вечеров, которые запоминаются навсегда. Их нельзя забыть, словно врезаются память те интонации, которые звучат, и солнце, уходящее за ограду, и вода, темнеющая в бассейне, и ты сам, как зритель, не знающий, уйти ли тихо, как это солнце, или же совершить напоследок нечто экстравагантное, чтобы просто со всеми проститься.
Перевод Natalia A.
(Арутюновой Натальи)
Опубликовано 28.03.2010
Новая редакция 19.09.2015