Рафаэль: «Иванка Трамп была моей поклонницей». 2017
RAPHAEL: «IVANKA TRUMP ERA UNA FANÁTICA MIA». 2017
В музыке он чем-то похож на царя Мидаса: каждый раз, когда он выпускает новый диск, тот становится золотым. В свои семьдесят четыре года, из которых пятьдесят пять он провел на сцене, мальчик из Линареса является живой легендой. Он пожил в Испаниях всех времен – «кроме Испании католических королей*», но он всегда смотрит в будущее, потому что его великая ночь, как он утверждает, «ему только предстоит». Дочь Дональда Трампа, Иванка, пришла к нему в гримерную, чтобы познакомиться с ним, когда ей было только одиннадцать лет. Но сейчас он не станет выступать в Белом Доме, «потому что делишки, которые там творятся, не слишком интересны».
Ваша новая работа, Infinitos bailes, увидела свет в ноябре и уже получила золотой диск – продано свыше 20 миллионов экземпляров. Вас по-прежнему вдохновляет успех?
Когда я был юношей, я подсчитывал золотые диски, но это уже прошло. Сейчас меня больше волнует признание публики, потому что все с каждым разом сложнее.
Для Вас написали песни четырнадцать артистов, среди которых Бунбури, Дани Мартин, Мануэль Карраско и Росален. Как Вы их выбирали?
Было очевидно, что это должны были оказаться именно они, хотя, пожалуй, мог добавиться кто-нибудь еще. Этим занимался мой сын Мануэль, потому что он уже некоторое время работает продюсером моих дисков и приносит мне все готовым на блюдечке, чтобы я только проглотил.
Какая песня на диске самая рафаэлевская?
Loco por cantar. И те, что написали Ванеса Мартин и Мануэль Карраско, тоже очень рафаэлевские. Но в любом случае песни, которые звучат не очень по-рафаэлевски, я, как по щучьему велению, превратил в свои. Ты можешь подарить мне требник, и его тебе сразу переделаю.
Вы начали петь в Мадриде, у отцов-францисканцев в хоре храма Святого Антония Падуанского. Вас когда-нибудь одолевал соблазни надеть монашеское одеяние?
Я надевал монашескую одежду только для съемок фильма о священниках. И этим все закончилось.
Вы верите в Бога?
Да, категорическое «да». Я из тех, кто считает, что если бы его не было, его бы следовало выдумать.
Ваш талант избавил Вашу семью от финансовых сложностей. Вам пришлось слишком быстро повзрослеть?
Я всегда был тем, кто командовал в моем доме и принимал решения. И все так и осталось. Я с детства вместе с моей матерью распоряжался в доме, я был ее жилеткой для слез и ее опорой. Но я был очень счастливым.
Вы будете выступать в своем родном городе, Линаресе, 16 июня. Это обязательный пункт всех ваших турне. Он стал талисманом?
Я возвращаю моему городу то, что я не дал ему юношей, потому что мои родители увезли меня оттуда в возрасте девяти месяцев. Когда я впервые явился в Линарес, мне было четырнадцать лет, и я приехал, чтобы петь. Я чувствовал себя так комфортно, что сам для себя решил приезжать в мой город каждый год, чтобы компенсировать то время, которое провел за его пределами.
С тех пор, как в прошлом месяце Вы начали новое турне двумя концертами в Альмерии, Вы несколько раз вывешивали объявление «все билеты проданы». Вы никогда не ходили по лезвию ножа?
Некоторые мои спектакли нравились публике меньше, и случалось так, что она несколько медлила с их принятием, но в конце концов принимала их, и финал всегда оказывался одинаковым: театр заполнен, все билеты проданы, зрители стоят.
Сколько лет Вашему самому молодому поклоннику?
Я всегда очень привлекал мальчиков и девочек семи или восьми лет. Поэтому и появилась Tamborilero.
Иванка, дочь Дональда Трампа – Ваша поклонница.
Я знаком с Трампом, потому что он был моим импресарио двадцать четыре года назад, когда он был владельцем Atlantic City. Я дал там два концерта, меня сопровождал мой сын Хакобо. А девочка, Иванка, которой тогда было одиннадцать лет, захотела познакомиться со мной, она была моей поклонницей, ее привлекало все испанское.
Вы видите себя на концерте в Белом Доме?
Нет, то, что творится там сейчас, не слишком интересно (смеется).
Вы пятьдесят пять лет работаете на эстраде. Вы ощущаете себя чем-то типа Роллинг Стоунс?
(Смеется). Немного, у нас много общего, в том числе возраст.
Как артисту, всегда тяготеющему к современности, Вам удалось стать классиком?
Возможно, это и есть тот самый путь. Я всегда говорю, что хорошо иметь историю, но нельзя жить за счет былых достижений. И это при том, что у меня есть много песен, на которых я мог бы прожить, но я считаю, что время от времени надо рисковать своей задницей, чтобы зрители говорили: «О, это все еще его заботит».
Для того, чтобы на протяжении долгого времени поддерживать контакт с такими разными поколениями, надо быть немного Питерам Пэном?
Конечно; мне не нравится застой, и мне повезло в том, что я не склонен к ностальгии. Если меня не спрашивают, я не говорю о вчерашнем дне: я всегда думаю о том, что я буду делать завтра. Моя великая ночь всегда впереди.
Вы отправили в отставку костюм клоуна, в котором исполняли Balada triste de trompeta, и сейчас он экспонируется в музее в Линаресе. Вам пришлось вывести некоторые свои песни из репертуара, чтобы снизить темп?
Нет, я даже не снизил тональность. Но этому очень способствовала моя трансплантация. Мне поставили новый мотор, и я, конечно, играю с форой.
Ваш выход на конкурс Евровидения застал Вас в армии. Это избавило Вас от каких-нибудь проблем?
Наоборот, они на меня посыпались. Когда пришло время ехать на Евровидение, мне сказали: «поезжай, спой и возвращайся». Но, понятное дело, в то время царил сплошной хаос, и никто не подписал мое разрешение. Так что, когда после фестиваля я приземлился в Испании, кроме тысяч поклонников меня поджидала военная полиция, спрашивая, почему я уезжал. Я решил, что это безвкусная шутка и ответил им: «Снова-здорово! Вы все не знали, что я пел на конкурсе Евровидения? Вы не видели меня по телевизору?». Я подумал, что меня засадят в карцер, но все уладилось.
В 1969 Вы выехали из франкистской Испании, чтобы впервые выступить в СССР. Вы говорили, что это было подобно разрыву железного занавеса – это сделали Вы, Реал Мадрид и танцовщик Антонио.
Да, потому что в тот день, когда я дебютировал во Дворце Спорта в Москве, Реал Мадрид играл на стадионе, расположенном напротив. Они тоже были в России в первый раз. Тогда у Испании не было дипломатических отношений с Россией, и мне пришлось ехать через Францию, я добрался до Парижа, где мне обменяли паспорт и выдали документ с российской визой на сорок дней.
Это правда, что Ваш приезд в СССР увеличил в этой стране число студентов, изучающих испанский язык?
У меня есть написанный на русском языке документ, который гласит, что с тех пор, как я появился в их поле зрения, число русских, изучающих испанский язык, выросло на 60%. Уже тридцать лет все поколения русских людей, работающих в нашей стране – сотрудники отелей, преподаватели, экскурсоводы в музеях – являются рафаэлистами, они учились на моих песнях. И они очень прилежные, потому что я очень склонен придумывать на эстраде всякие вещи, если что-то забываю, и когда такое случалось там, всегда находился кто-нибудь, кто говорил: «Рафаэль, сегодня Вы перепутали слова».
Однажды у журналиста Тико Медины в русской столице попросили автограф, так как он был другом Рафаэля.
Да. У меня в запасе есть очень забавные истории. В России поклонники хотели купить одежду, которая была на мне. Конечно, я не брал с них денег, но, так как я раздаривал все пиджаки, которые носил, я всегда был вынужден прихватывать с собой запасную одежду, потому что я знал, что вернусь без того, что было надето на мне.
Вы знакомы с Путиным?
Нет, хотя я думаю, что он знает, кто я такой, потому что каждый раз, когда я приезжаю в Россию, я пою неподалеку от места, где он работает, в Кремлевском дворце. Последним русским правителем, которых приходил на мои концерты, был Брежнев.
Какое из тех мест, где Вы пели, было самым необычным?
В начале моей карьеры, когда мне было лет пятнадцать или шестнадцать, я выступал в месте, каких раньше было много. Это был не бордель, но там появлялись девицы легкого поведения, и я помню, что они заставляли клиентов аплодировать мне. Они говорили: «Хлопай. А иначе ты от меня ничего не получишь».
Хулио Иглесиас иронизирует, что он переспал с тремя тысячами женщин. Вы не так мощно расточали себя?
(смеется) Ну, на самом деле… Мы, все остальные, не настолько зарвались. Хулио надо сказать: «Мои поздравления».
Вы продолжаете думать, что в сексе, если он искренен, все можно и все допустимо?
Да, и также может оказаться очень приятным. Просто люди всегда устраивают из него драму. А секс должен быть веселым.
Какую ошибку Вы больше не совершите?
Есть разные вещи, но я со всеми справился. В начале моей карьеры я часто ездил в Париж – посмотреть на грандов Франции. Я фанат Пиаф, Беко и всей этой когорты. Я всегда ходил в театр, чтобы увидеть, что они делают плохо, чтобы научиться тому, что делать нельзя, – видишь, какой я извращенец.
Когда-нибудь публиковали новость о Вашей смерти?
В первый раз меня убили в Португалии очень много лет назад. Я прилетел на частном самолете из Мексики в Фаро, чтобы дать один концерт. Я должен был вернуться на следующий день, но, так как я шесть или семь месяцев не видел моей семьи, я попросил шофера, чтобы он отвез меня в Мадрид повидаться с моей матерью. Когда я вошел в дом, она была в кухне, слушая новости, и в тот момент передавали сообщение, что прошлой ночью я скончался вследствие инфаркта. Я стоял у нее за спиной, но она не слышала, как я вошел. Я помню ее лицо, когда он повернулась и увидела меня. Я сказал: «Никогда не придавай значения тому, что говорят по телевизору». Если бы я вернулся в Мексику, не повидав ее, то у нее случился бы инфаркт.
Вы боялись за свою жизнь?
Естественно, черная полоса в моей жизни была, когда я болел, потому я не знал, откуда это взялось, и знать этого не хотел. Я предпочитал оставаться в неведении, надеясь, что проблема как-то решится, потому что иногда бывают вещи, которые со временем улаживаются сами собою. До тех пор, пока я не сдался и не спросил себя: «И что мы имеем?»
Вы нервничали?
Нет, но тогда я думал обо всех тех, кто меня окружает. Сейчас я не только не страшусь говорить об этом - наоборот, я намерен вспоминать об этом во всех моих интервью. Когда мне сделали пересадку печени, мои врачи попросили меня чаще появляться на телевидении. Они сказали мне: «Демонстрируй, какой у тебя сейчас вид, тебе даже не надо петь, пусть тебя просто видят, и ты поймешь, какую пользу ты приносишь».
У Вас все еще остались проблемы с засыпанием?
Иногда, у меня бывают времена, когда я засыпаю в мгновение ока, и времена, когда я что-нибудь готовлю и без конца это обдумываю. Но в целом я хорошо отдыхаю.
Чего Вы боитесь?
Раньше я боялся смерти. Теперь – нет.
Что сумеет погасить Вашу легендарную улыбку?
Я всегда улыбаюсь? Нет, парень, если я злюсь – то нет.
А что Вас раздражает?
Если кто-то делает гадость, пусть даже не мне, он портит мне весь день.
Вы жили в Испании времен Франко. Вы все еще совершаете те же ошибки, что в прошлом?
Полагаю, что да, но меньше, потому что я обучаюсь. Я пожил во всех Испаниях, кроме Испании католических королей*, и некоторые по-прежнему тянут старую песню. Есть много людей, которые все еще не изменились и, как бы они не заблуждались, продолжают идти тем же путем.
Вы знаете, что стали флагманом геев?
Да, и я в восторге, они меня очень любят, и я им очень благодарен. Мне кажется устаревшим обычай проводить различия в зависимости от сексуальных предпочтений людей. Это мы, к счастью, уже преодолели.
Вы считаете себя женоподобным?
Я – женоподобный? Нет. Дело в том, что существовала Испания, в которой слово артист было синонимом слову «женоподобный», или, в применении к женщинам, означало наоборот «шлюха» или «содержанка»; у тебя всегда выискивали какой-нибудь грешок. Это примета времени. Для того, чтобы считаться мачо, ты должен быть каменщиком, механиком или адвокатом. По счастью, сейчас нет таких ярлыков и такого обскурантизма.
Мальчику из Линареса было бы сложнее или легче начать свою карьеру в 2017?
Так же трудно. Мало кто это знает, но моя манера исполнения песен, с моими пробежками по сцене, возникла потому, что я так плохо слышал себя с тогдашними жуткими микрофонами, искажающими голос, что я быстро выходил и пробовал что-нибудь другое, делал два шага вперед или в сторону, и если я слышал себя, то продолжал сдвигаться дальше. Теперь у меня прежняя достойная привычка бороться и сегодняшние технические средства.
Вы рискнули выйти на конкурс Евровидения, играли в кино и музыкальном театре. В 2014 Вы даже выступали на фестивале indie Sonorama. У Вас что-то еще осталось не сделанным?
Мне много что надо переделать, что-то я выполнял не лучшим образом или в слишком большой спешке. И есть удачные вещи, которые я хочу повторить – такие, как программа Sinphónica.
И спеть фаду**.
С удовольствием бы спел. Я также в восторге от танго. Несколько лет назад мой аргентинский пианист Хуан Эстебан Куаччи, до недавнего времени работавший со мной, спросил меня: «А почему ты не поешь танго?». И я ответил, что это очень сложно. А он сказал: «Но ведь ты уже пел танго». И показал мне видео, где я выхожу на сцену в Буэнос-Айресе, исполняя танго - мне было шестнадцать годочков; я его не помню. После этого мы записали единственный диск с танго, который у меня есть – Te llevo en el corazón, который для меня является моим лучшим диском. А сейчас я буду петь танго, которое написал для меня Каламаро***.
У Вас есть какая-нибудь неизвестная нам творческая грань?
Живопись, но о том, что я рисую, знают только мои друзья, потому что вместо того, чтобы в день святого дарить им галстуки, я дарю им картины, и немного омрачаю им жизнь.
Кому Вы подарили первую?
Моей матери. Очень плохую – с серым морем и гребнем. Но со временем у меня стало получаться достаточно хорошо, и я позволил себе роскошь повесить несколько штук у себя дома, в местах, которые гости не видят.
Вам бы хотелось, чтобы некоторые из Ваших внуков следовали Вашим артистическим путем?
Какие внуки? Дети моих детей (смеется).
Они не называют Вас дедушкой.
Нет, но я им это не запрещал. Дело в том, что они зовут меня так, как меня, как они слышат, называют все другие. Однажды Давид Бисбаль назвал меня Рафаэлико, и теперь двое из них называют меня так.
Вы говорите о политике со своим сватом Хосе Боно?
На самом деле – мало. Возможно, вначале, когда он еще работал, говорили больше.
Что Вас шокирует?
Голод, его последствия, бегство людей из их стран, этот ужасное беззаконие. Хотя я считаю, что уладить можно все, кроме смерти, а ее мне удалось отложить.
Ваша любимая обложка журнала Interviú?
Обложка с Пепой Флорес. А также многие ваши репортажи, потому что у Interviú в придачу к обложкам всегда были чудесные авторы.
Опубликовано 16.05.2017
Примечания переводчика:
* Католические короли - устоявшееся наименование двух испанских монархов-супругов: королевы Изабеллы I Кастильской (1451—1504) и короля Фердинанда II Арагонского (1452—1516).
** Фаду – португальский музыкальный и танцевальный жанр. «Fado» означает «фатум», «судьба», и главной эмоцией в песнях является смирение с горькой судьбой.
*** Очевидно, Андрес Каламаро (1961) - аргентинский певец и музыкант, обладатель Латинской Грэмми 2008 года в категории «Лучший сольный вокальный рок-альбом».