На пороге взрослой жизни

Испанский певец Рафаэль Мартос Санчес личная жизнь

В начале сентября на Кубу отправили первую группу студентов. Поехали те «счастливчики», на которых из Москвы пришли приглашения. С отъездом Маши Викентьевой из дружных рядов «веселых парней» выпало незаменимое звено. Именно с ее убытия начался наш по-взрослому серьезный пятый курс.

В комнате стало очень грустно и одиноко. Все по-другому стало без Машки. Из моей жизни ушло что-то большое и главное, согретое живым человеческим теплом. Мы регулярно получали от нее весточки, были в курсе всех событийных моментов ее жизни, но даже самые теплые, полные юмора письма не могли заменить ее живого присутствия.

Инга Сергеева перебралась в нашу комнату и своим завидным прилежанием в учебе оказывала на меня «пагубное» воздействие. С тех пор, как я обнаружила в этой спокойной улыбчивой девочке наличие тонкого чувства юмора, у меня появилось сомнение, что Инга являлась типичным представителем особого клана отличников. Под внешне благопристойной оболочкой водились милые чертенята.

Инга училась в одной группе с Викентьевой. Первые два года они вместе проходили закалку съемными квартирами, тихие домашние девочки. Одинаковая наивность сквозила в их взглядах. Но Маша как-то сразу окунулась в общение с девчонками, собрала под свое теплое крылышко всех, кому требовались ее помощь и сочувствие. Мать Тереза с добрым взглядом мягких карих глаз, с лицом, поглощающим все твои несчастья. Инга была другая. Она раскрывала свою загадочную душу в длительном процессе и не каждому. Мы считали Ингу особенной, удивлялись ее внутренней силе и уважали за глубокую порядочность.

Пока Марго пропадала у Коли, в его семейном кругу, мы занимались кропотливой учебно-исследовательской работой. А вечерами, глядя поверх страниц мечтательным взором, под жалкое подобие музыки, выдаваемой стареньким магнитофоном, грустили о несбыточной большой любви. В комнате основательно поселилась тишина, которую нарушали лишь тиканье часов и шелест страниц. Воркующий говор Женьки ложился ровным слоем на музыкальный фон. По сути, она выдавала занимательные факты, стоило только прислушаться: до шестого класса она была «угловатой девочкой» и весила всего тридцать шесть килограммов!

По вечерам Женя привычно раскидывала карты и вещала о событиях, которые поджидали нас в недалеком будущем или уже случились с людьми, нам не безразличными. Словно яблочко катала по тарелочке с голубой каемочкой. Все видела и все про всех знала.

В конце января из Москвы пришел еще один вызов на Кубу. На этот раз обладательницей счастливого «лотерейного билета» оказалась Эсперанса. Проводы на остров свободы стали привычными и уже не вызывали прежней грусти при расставании. 

Место Надежды в комнате 108 заняла Катя Минаева. В круговерти девчоночьих грез, вызванных внезапной влюбленностью, Катя участия не принимала. Самой близкой ее «подружкой» был взрослый человек Валера Хромченко, которого обходительно величали «Падре». Они всегда были вместе, сидели рядом и делали уроки: в комнате, где жил Валера, в общежитской читалке, где занимались те, кому мешали шумные соседи. Они не расставались ни днем, ни ночью, ходили рядом, словно связанные одной веревочкой. В густонаселенном девичьем царстве иняза глаза Падре разбегались от широкого выбора, и время от времени он склонялся к другим увлечениям, которые Катя расценивала как измены. Но какие бы страсти ни воспламеняли любвеобильную натуру «отца», он неизменно возвращался в тихую гавань, где его ждала преданная, всепрощающая Катя.

Иногда Падре возил Катю на электричке в Слюдянку, в дом его мамы. У них был огород, куры и две лохматые собачки, которых его мама вычесывала и пряла из их шерсти пряжу. Из той пряжи Катя связала для Валеры: жилет, куртку с капюшоном, несколько шапок, пуловер... Ей все время хотелось что-нибудь сделать для него. Чтобы он почувствовал ее заботу в теплоте связанных ее руками вещей. Чтобы ощутил ее присутствие в инопланетных пейзажах, скопированных с картин космонавта Леонова, которыми он украсил свою квартиру в Байкальске. Катя ненавязчиво занимала собой все его пространство, даже если не была рядом. И никогда ничего не требовала. Ее любовь, жертвенная и бескорыстная, преподносилась в очень удобной, необременительной форме. Грех было отказываться...

Как-то эти две примерные отличницы, Инга Сергеева и Катя Минаева, добросовестно исполняющие все рекомендации преподавателей, отправились в молитвенный дом адвентистов седьмого дня, чтобы «из первых рук» получить информацию для зачета по научному коммунизму. В старом деревянном доме с печным отоплением в отдаленном районе Глазково девочек встретили как родных – усадили ближе к печке, закутали в теплую шаль. С непритворным интересом они прослушали проповедь пастора, выступления членов секты. Когда Катя позволила себе не согласиться с основополагающими идеями адвентистов и высказала свою, противоположную точку зрения, от благодушия сектантов не осталось и следа. Выявив, что эти две смиренные, неожиданно забредшие сюда «овечки» не разделяют их веру, хуже того, являются студентками, которые добывают сведения для крамольного зачета, они осыпали девочек щедрыми проклятиями. Вернулись те крайне расстроенными и даже пропустили в тот день занятия, что явилось событием, из ряда вон выходящим.

Рафаэль

Жизнь протекала размеренно, без бурных всплесков. Инга обычно возлегала под пледом с книгой в руках и читала при свете настольной лампы, которая создавала интимную обстановку, не высвечивая серых углов комнаты. Дополняла картину интеллектуального обогащения спина Кати, застывшая за столом над номером журнала «Иностранная литература». В коридоре звучала музыка, тренькала гитара, раздавались пьяные мужские голоса. На кухне в долгом поцелуе застывали влюбленные парочки. Обычные субботние вечера, похожие друг на друга, как капли воды. Заняться нечем и никак не отвязаться от удручающих мыслей об одиночестве и увядании.

Той весной мы повеселились на двух свадьбах. На обеих я была «подружкой». Свадьбу Маргариты и Колика проводили в небольшом, но уютном кафе. Она была веселой и легкой: вино пилось с удовольствием, речи произносились от души, танцы длились без перерыва. Мама Маргариты, Вера Ивановна, отводила меня в сторонку и с тревогой выспрашивала, хороший ли парень этот худощавый Колик, достоин ли он руки ее единственной и ненаглядной дочери.

- Если честно, Вера Ивановна, рядом с Маргаритой я хотела видеть человека совершенно необыкновенного, - сказала я, - но в ожидании такого можно всю жизнь оставаться одинокой. А Коля – по-своему хороший, простой и веселый парень.

На свадьбе Женьки и Гриши присутствовала добрая половина воинской части летчиков. Свадьбу эту тоже можно было бы назвать веселой, если бы не удрученный, совершенно убитый вид Гришиных родителей, которые уже давно по своему вкусу выбрали сыну невесту и настаивали на их женитьбе. Известие о том, что парень обошел стороной их родительские рекомендации, было воспринято трагически. Они, конечно, приехали на свадьбу, но сидели за столом, как два изваяния, не притрагиваясь к угощениям. А когда им постелили на ночь, они и раздеваться не стали. Легли спать в верхней одежде, оставшись при своем мнении, никем не понятые до конца. На свадьбе Женьки Маргарита была с заметным животиком, в котором зародилась новая жизнь. Интересное положение не мешало ей по-королевски восседать у Коли на коленях, петь песни под гитару и уморительно хохотать, оставаясь душой компании.

Замужество подруг внесло заметные изменения в их жизнь. К лету Маргарита стала «совсем беременной» и с радостью делилась впечатлениями по поводу каждого шевеления ее «квинтика». Она жила в Ангарске у родителей Коли, и все ее мысли были только о муже и рождении ребенка. Женька уверенно вошла в права жены и держала Гришу под каблуком. Она повела решительную борьбу с его плохими привычками, и даже желание мужа покурить удовлетворялось с ее особого разрешения.

Мы сдавали госэкзамены, настраивались на то, что скоро придется отправляться по распределению в свои «точки». Выпуск нашего года «прославила» скандальная история, героиней которой стала студентка французского отделения бурятка Аюшеева. Сорвав со стены застекленный портрет Хо Ши Мина, висевший над столиком вахтера, она швырнула его на пол и начала прилюдно топтать невинный облик вьетнамского коммуниста, чьим именем был назван институт. «Русские - сволочи! Выгнали нас с нашей земли, все заняли, нам жить негде!» Вахтерша Мышка пыталась остановить разбушевавшуюся студентку. Но та, будучи не в себе, умудрилась укусить старушку за голову. Мышку увезли на «скорой» и наложили швы. Аюшееву не отчислили из института. Ей просто не выдали диплом и, вкатив выговор по комсомольской линии, отправили на отработку в глухую деревню. Худшее наказание вряд ли существовало.

Катя Минаева неожиданно для всех согласилась стать директором небольшой деревенской школы. Была такая «точка» на распределении, которую выпускники удачно «обтекали». А она, неопытная девчонка, сама вчерашняя школьница, рискнула...

В те самые последние студенческие деньки случилось то, чего я безысходно ждала два года. В дверь постучали, и на пороге комнаты нарисовался Сережа Полунин. Говорят, счастье похоже на бабочку. Как только ты перестанешь за ним гоняться, оно прилетит само и тихо опустится на твое плечо. Увы! Он пришел не потому, что былые чувства запоздало всколыхнулись в его душе. Никто не брался за перевод сложного технического текста. И я не стала, хотя божественный ореол все еще сиял вокруг его образа.

Похожее изображение

- Подумай, зачем девчонкам из иняза забивать голову техническими терминами, которые никогда не пригодятся? – спросила я и, увидев на его лице смятение, добавила: - Я могу порекомендовать тебе парня, который делает любые переводы за деньги – по рублю за тысячу слов. Запишешь адрес?

Но этот вариант Сережу не устраивал. Он еще раз приходил, растерянный и смущенный. Я смеялась, иронизировала, просто упивалась ощущением, что он в моей власти. Но за перевод не взялась. Хотя как мало этого было для того, чтобы возместить мои бывшие горести! А каким красивым стал этот «мой» Сереженька! До безобразия, как выражается Маргоша. «Фирмач» с ног до головы. «Нельзя возвращаться к предателям. Нельзя! Локти кусайте, землю жуйте, но не возвращайтесь туда, где вас когда-то предали», - говорил французский актер испанского происхождения Жан Рено, который за спокойной уверенностью в себе и мужественностью скрывал свое душевное одиночество.

На пороге взрослой жизни я безжалостно сожгла за собой все мосты. Они горели ярко, поэтому хорошо освещали дорогу, лежащую впереди.

Наталья Борисова
Братск (Россия)
Из  книги "Куда уходит нежность? 
Записки Насти Январевой"

Опубликовано 16.07.2017 



Комментарии


 Оставить комментарий 
Заголовок:
Ваше имя:
E-Mail (не публикуется):
Уведомлять меня о новых комментариях на этой странице
Ваша оценка этой статьи:
Ваш комментарий: *Максимально 600 символов.