Солнечный удар
Маша все лето прожила затворницей в родительском доме, не откликаясь на телефонные звонки и не ступая за порог квартиры. Она знала, что никогда не останется с Игорем. Он предатель, и он убил ее, Машу, и ребенка в ней. Она не жалела о времени, проведенном вместе. Но зачем же так жестоко? «Сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду – я одна». Теперь она никого не сможет любить, никому не сможет поверить.
Никто из знакомых ее не узнавал. Все говорили, что она изменилась, повзрослела. «Боятся сказать, что постарела и подурнела», - читала их мысли Маша. И вдруг среди полного отчаяния признавалась себе, что не испытывала к нему ненависти, хотя и должна. Она брала листы бумаги и задумчиво прорисовывала дорогие черты. Она по-прежнему умирала от любви к нему.
Маша появилась в Иркутске как обычно оживленная и раскованная, не показывая виду, какой ураган прошелся в ее душе, подхватив ее, как тонкое деревце, всю поломав и перекорежив. Она шутила и смеялась, поддерживая принятый в общежитии фривольный тон разговоров, и только Настя смотрела с тревогой и замечала что-то неладное в ее напускной веселости.
Поездка на Кубу виделась Маше единственным спасением от затянувшейся депрессии. Неизвестно, что было бы с ней, не поедь она на Кубу. Наверное, «вразнос» бы пошла, пытаясь заглушить душевную боль. Она устроила достойные проводы: вино, свечи, магнитофон на полу, задушевные разговоры о том, что ничто в мире не помешает нерушимой дружбе девчонок. На следующий день подружки шумной толпой проводили ее в аэропорт и долго махали руками, оставаясь за железным ограждением летного поля, а она, залитая слезами, одиноко стояла у трапа, не торопясь погружаться в самолет, готовый унести ее в загадочную неизвестность.
И вот взревели моторы. Набирая ускорение, самолет помчался по взлетной полосе и оторвался от земли. Стремительно пронеслись мимо крыши домов и верхушки деревьев. Самолет взлетел в воздух, набрал высоту. Там, за облаками, с высоты птичьего полета, все житейские неурядицы показались маленькими, незначительными. Впереди была новая жизнь. Неизвестно, лучше или хуже. Главное, что другая. Мыслями Маша была у родственников в Москве, а там уже готовились к приезду любимой девочки.
Иркутск, Москва – в ее жизни оба города тесно переплелись между собой, стали одинаково родными. Московская бабушка была родом из Иркутска. Здесь родился Машин отец, ставший кадровым военным. Не случайно и Маша выбрала этот город для поступления в институт. Была ее бабушка из семьи белогвардейца, погибшего на гражданской войне, а когда собралась замуж за красного офицера, Машиного деда, вся семья отреклась от «отступницы». Когда историю страны принялись переписывать каждый на свой лад, Маша поняла, что семья бабушки отреклась от нее, чтобы дать возможность выжить в условиях «красного террора».
Маша не относила себя ни к «белым», ни к «красным». Будучи в душе художником, она кроме основных цветов, белого и черного, видела множество других оттенков, тонов и полутонов, придающих картине яркую насыщенность. Она любила жизнь в ее естественном проявлении и по любому поводу испытывала радостный восторг, как выведенный на прогулку щенок, который доверчиво бросался всех вылизывать. Но жизнь преподала свой урок...
В Никаро, небольшом городке при никелевой фабрике на берегу Акульего залива, Маша почувствовала себя Робинзоном Крузо на необитаемом острове. Никакого общения на принятом у них уровне, ни одной отдушины, кроме ослепительно синего моря и изобилия апельсинов. Была зима, но они ходили загорать, выбрав укромное местечко на берегу неподалеку от беседки с тростниковым навесом. А в остальном - тоска беспросветная!
Маша ходила злая неизвестно на что. Смешно сказать, она, оказавшись на Кубе, завидовала своим девчонкам: они могли позволить себе и в ресторан сходить, и фиесту устроить в стенах родного общежития. Умом понимала, что ей выпал счастливый лотерейный билет, такое бывает единственный раз в жизни, и нужно наслаждаться каждой минуткой, брать все от жизни здесь. Однако же нет! Душа ее томилась от грусти, от сознания того, что в ее жизни уже никогда не повторятся ощущения, которые она испытывала в компании своих подружек. Ей не хватало каждой в отдельности и одновременно всех. Обидно было, что когда вернется, долгожданной встречи не состоится: девчонки окончат институт и разъедутся кто куда. Каждая начнет свой самостоятельный путь по нелегкой жизненной дороге. И у Маши все будет по-другому, она будет заканчивать учебу в окружении чужих лиц. Дважды в одну реку не войдешь...
На встречу Нового года собрались совершенно стихийно всем подъездом – кто с Дальнего Востока, кто из Сибири, кто из Казахстана, кто из Москвы и Ленинграда. Бокалы с банановым ликером поднимались по мере того, как новый год наступал на родине каждого. Солидарность впечатляла. К кубинскому Новому году вся компания клевала носами. Однако здесь, на Кубе, не почувствовала Маша любимого праздника – ни зимы, ни елки, ни радостного веселья в шумной компании. Вместо елки – сосновая веточка в банке. А как, должно быть, весело было в общежитии.
Оставалось одно – работа. И тут она открыла в себе такие ценные качества, как дисциплинированность и исполнительность. Вначале сказывалась вольная студенческая жизнь – могла на работу опоздать, всегда находилась какая-нибудь причина. Теперь – нет! Лучше не докраситься, не поесть. Но быть на работе вовремя.
Никаро – маленький рабочий городок с единственной никелевой фабрикой, выбрасывающей в атмосферу клубы черного дыма. Здесь Маша делала свои «корявые», на ее собственный взгляд, переводы. Работы всегда было много. Приходилось брать инструкции на дом и заниматься переводом по вечерам.
Она ездила по железным дорогам, по мостам и больницам, сопровождала экскурсии, участвовала в представительных форумах при директоре фабрики. Перед подобными совещаниями, где присутствовало около трех десятков человек – кубинцев и советских, Маша пила валерьянку, чтобы справиться с волнением и преодолеть психологический барьер. И все равно она стеснялась и волновалась, из головы вылетали элементарные фразы, знакомые с первого курса. После таких совещаний девушка плакала от стыда в своем репарто и долго не могла прийти в себя.
«Начальник мой – маленький, тщедушный, старый, - писала Маша девчонкам, - но какой огненный взгляд! И властный, такой властный!» Она боялась его и испытывала к нему неясное чувство – немое обожание, испуг и «еще непонятно что».
Подруги интересовались, не стала ли она жертвой роковых страстей любвеобильных кубинцев, которые не оставляют без внимания ни одну женщину. Комплиментов девушка наслушалась немало – и они уже не воспринимались. «Вообще, девчонки, я вам точно скажу – лучше наших парней нет никого», - заверяла Маша, и образ Игоря выплывал перед ней, как корабль с алыми парусами, из тумана воспоминаний. Она помнила музыку, под которую они танцевали. Помнила, как он был одет, когда они впервые увидели друг друга. Какой он был красивый – лучезарный и сияющий. Она даже не поверила, что такой парень может ее пригласить, ведь у нее всегда были комплексы.
После встречи с Игорем все пошло-поехало, завертелось кувырком. Курсовая научная работа по испанскому языку, которая попала в Ленинград при отборе и открывала новые возможности. Впереди маячила Куба. Ничего тогда ей не надо было. Забыла обо всем и обо всех. Это был «солнечный удар», как в рассказе Ивана Бунина, вызвавший у молодой девчонки необычайный всплеск чувств и помешательство.
Однако и «высылка» на далекий остров свободы не избавила ее от его незримого присутствия. Она написала ему письмо. Просто так написала, ни на что не надеясь. Их отношения зависли в неопределенности, остались без последней точки над «i». Ответное письмо Игоря привело ее в изумление. Она смотрела на листочки, исписанные его рукой, и не верила глазам, что все происходящее с ней – не сон. Он писал, что любит ее. Ждет ее. Никого ему, кроме Маши, не нужно. Надеется, что все у них будет хорошо, когда она вернется, и они заново узнают друг друга.
Все это никак не укладывалось в голове. Не понимала она, то ли это правда, то ли он просто решил «за границу черкнуть»? Она не хотела думать об этом письме, чтобы не разворошить старую боль, а мысли без всякого усилия воли возвращались к написанным строчкам. «Что мне делать, Настя, как быть?» - просила Маша совета у подруги, боясь сделать неверный шаг и снова оказаться на краю пропасти...
На их свадьбе не было цветов, они расписались без торжественных церемоний и не скрепили свой союз обручальными кольцами. Никому в голову не пришло сделать фотографии на память. Знаменательное в жизни обоих событие скромно отметили в узком кругу друзей в ресторане «Центральный», откуда брали начало многие приключения их веселой студенческой компании.
Маша получила диплом учительницы, и молодые уехали в ее родной город на Дальнем Востоке. Они жили в двухкомнатной «хрущевке», доставшейся от родителей, спали на стареньком топчане. Напротив топчана, стоявшего на посылочных ящиках, пристроили детскую кроватку.
Дочурка родилась в середине октября. Двое суток Маша мучилась со схватками, пока на свет не появилось это чудное создание – их с Игорем плод любви. Стояла сырая, промозглая погода. Они шли из роддома пешком, прижимая к груди драгоценный сверток, никому в голову не пришло вызвать такси или сесть в трамвай. По пути заходили в магазины, покупали картошку, селедку, хлеб и молоко.
О, это ни с чем не сравнимое ощущение счастья, когда в их семье появился ребенок! Маленькая дочурка, спящая в кроватке, огороженной обогревателями, стала для обоих центром вселенной. Они рассматривали свое крошечное чудо и думали о том, чьи гены выхватил и выложил в их доченьке загадочный кубик-рубика природы. Девочка оказалась вылитый папа. Игорь был потомком польской шляхты по линии отца и матери. Его знатный род имел свой герб. Выходит, Маша когда-то встретила своего «принца» и явила на свет его продолжение – маленькую «принцессу». Вот оно, чудо природы, к которому она, Маша, оказалась причастной. От нее ни убавилось, ни прибавилось, а крошечный человечек со своей судьбой, определенной где-то там, на небесах, явился в этот мир, чтобы прожить свою, особенную жизнь. Как она любила эту крошку, какой испытывала страх за ее маленькую жизнь. Страх вперемешку с восхищением: «Неужели моя?»
Наталья Борисова
Братск (Россия)
Из книги "Инязовки"
Записки Насти Январевой"
Опубликовано 22.07.2017