Кубинцы
Когда выпал первый снег, и начался резкий холод, я испытала странное, почти сладостное чувство, то же самое, что в Новый год. Через окно я увидела, как по белой земле шли два окоченевших кубинца. Шли, рассматривая окна нашего общежития. Бедняги! Здесь, в сибирском городе, они казались странными и заметно выделялись в многоликой толпе. Какой ветер их сюда занес?
Первая красавица испанского отделения Викентьева Маша жила в соседней комнате. В моем понимании, красавицы, холодные и неприступные, существуют в своем особом мире, куда простые смертные не особо вхожи. Долгое время я даже не пыталась переступить эту невидимую черту, разделявшую наши вселенные. Мое недоверие продолжалось до лыжного забега, который помог мне увидеть эту красотку с другой стороны. А было это так. Маша вышла на дистанцию одна из первых. Неуклюже переставляя лыжи, которые казались досадной помехой при ходьбе, не зная, как распорядиться обеими лыжными палками, она вместе со всеми тронулась в путь, подстегнутая нервным стартовым свистком. Всякий раз, когда за спиной слышались крики: «Лыжню!», Маша испуганно отпрыгивала в сторону и вежливо извинялась.
Прошло немного времени, и она оказалась самой последней на пути к победе. Лыжня уходила в бесконечность, и не было ей ни конца, ни края. Никто уже не дышал в затылок и не требовал освободить дорогу. Прошел час с тех пор, как вернулись последние участники забега. Маша не появлялась. Разгоряченные пробежкой лыжники начинали замерзать. Послышались предложения создать поисковую группу и отправиться на поиски пропавшей девушки.
И вдруг на горизонте показалась изможденная фигурка. Огромным усилием воли Маша преодолевала последние метры трудного пути. Лицо красное, глаза горят лихорадочным огнем, потные пряди волос беспорядочно выбились из-под шапочки, сопли, размазанные по щекам, примерзли коростой. Ей было неважно, кто пришел первым. Главное, что она сама дошла. Вот тогда я посмотрела на Машу другими глазами, и сердце мое дрогнуло.
Викентьева оказалась очень «теплой» красавицей с тонким душевным устройством и хорошо развитыми художественными способностями. Она была одной из лучших студенток отделения, но никогда не выпячивала напоказ свои заслуги. Ее большие темные глаза для всех светились лучистой теплотой, и на всех хватало ее душевного тепла. Эти глаза и притянули магнитом вечно дрогнущих заокеанских странников с острова свободы, тех двух кубинцев, которых «занесло» в Сибирь непонятным ветром.
Маша пригласила кубинцев в гости, желая превратить скромную общежитскую обитель в «литературный салон», где можно было свободно общаться на испанском языке. С каждым приходом кубинцев дверь нашей комнаты торжествующе распахивалась, и Маша, сверкая ликующими глазами, приглашала всех в гости. Женька радостно подхватывалась с места, а я тут же находила себе неотложные дела, принималась мыть полы, занималась чем угодно, чтобы не поддаваться «соблазну». Что-то непонятное со мной творилось. Один из кубинцев напоминал Хесуса, и мне очень хотелось поговорить с ним. Но я боялась черных глаз.
Всякий раз в ожидании кубинцев девчонки весело суетятся, готовят угощения, снуют по коридору туда-сюда. За окном стучит по-весеннему теплый, уютный и грустный дождь, такой, как в песне Рафаэля «Amor mio»: «La lluvia del adios moja tu cara» (Дождь прощания орошает твое лицо, любовь моя). Вечер обещает быть скучным, поэтому на этот раз Маша без труда уговаривает меня пойти к ним. Кубинцев двое, и они являются полной противоположностью друг другу. Рафаэль, живой и общительный, бесконечно болтает, рассыпается смехом, проворно на все реагирует. Франциско, тот, что похож на Хесуса, кажется неловким и угловатым. Зажатый в рамки приличия, он стесняется и молчит.
Мы смотрим по телевизору бенефис Людмилы Гурченко, танцуем при свечах. Рафаэль поет бойкие песни из репертуара группы «La formula cinco». Он гордится тем, что родители нарекли его именем, которое носит прославленный испанский певец, и едва ли уступает знаменитости в природной артистичности. Мы слушаем, забравшись на кровати с ногами. Франциско сидит на краешке неподвижный, как изваяние. Его очертания смутно напоминают Хесуса, но разве можно их сравнивать? Тот – патриций, в котором течет «голубая» кровь. Этот - скромный, не уверенный в себе, комплексующий плебей.
Рафаэль пробует ухаживать за Машей, говорит красивые слова. Выслушивать признания в любви нашей красавице не впервой, но эти – на испанском языке – она сложит в «копилочку» и закроет на ключик.
Общение продолжаем на танцах в холле. Мы танцуем с Франциско, и я излагаю свои мысли на испанском языке, стараясь не забывать о правилах грамматики. Тот слушает очень внимательно и все понимает. Разговоры и топтание под музыку растягиваются на три часа. Прощаясь, кубинец оживлен и радуется, что мы увидимся снова. Он долго и путано пытается выяснить, как я к нему отношусь. В ответ я смеюсь, прикидываюсь непонимающей. Зачем это мне? И почему именно я? Для счастья мне хватило эпистолярного романа с мексиканским мучачо.
Рафаэль и Франциско начинают частенько захаживать в наш институт. Они расслабленно сидят в креслах, выставленных вдоль стеклянного перехода. Разглядывают прохожих через огромные окна, открывающие обзор улицы. Завидев меня, улыбаются радостно и лучезарно. На разговоры уходит вся перемена. Умудренный опытом Рафаэль становится поверенным в наших сердечных делах.
- Время женщины начинается, когда она находится в объятиях любимого мужчины, - говорит он мне. - Ты похожа на маленькую девочку, не знающую жизни.
- Это не так, - возражаю я по-испански. - Я имею обыкновение не показывать того, что знаю. А знаю я все, что может знать женщина в свои двадцать два года.
В доказательство своих слов я сочиняю историю о том, что у меня есть дочка.
- У тебя есть ее фотография? – спрашивает Рафаэль.
- Да, конечно! - я показываю фотографию двухлетней малышки с белокурыми кудряшками и наивным личиком. Это моя собственная фотография, но кубинец даже не сомневается, что на снимке моя дочь.
- Она и вправду похожа на тебя! – он несказанно удивлен. - Ты позволишь сказать об этом Франциско?
Вечером оба являются взбудораженные. Франциско не сводит с меня глаз. Ищет во мне что-то новое, чего не разглядел раньше.
- Покажи мне фотографию, - просит он. – Может быть, она похожа на меня? Я скажу, что это моя дочь.
Я уклончиво увожу разговор в другую сторону. Я чувствую, что проницательный Франциско вскроет мой обман.
- Я не уйду, пока не увижу девочку! – неожиданно твердо заявляет кубинец. Я нехотя протягиваю фотографию, и он впивается в нее глазами.
- Это ты!
Конец моим фантазиям! Ах, если бы у меня в самом деле была дочка!
На четвертом курсе кубинцы Рафаэль и Франциско становятся самыми близкими нашими друзьями. Они запросто приходят в нашу комнату, поют песни, слушают музыку, танцуют. К их приходу уже давно никто не готовится. Более того, иногда, издали завидев Рафаэля, Маша предупреждает: «Рафа, черная смерть, бродит по коридору. Ждите в гости». Мы подшучиваем над Рафаэлем, как над большим ребенком. Можем даже по голове потрепать. С Франциско все по-другому: мы читаем книгу Камило Хосе Села, и кубинец, успешно заменяя испано-русский словарь, доступно объясняет значение незнакомых слов.
На практике Маше первой приходит в голову использовать носителей испанского языка в рамках школьного образования. Рафаэль начитывает на магнитофонную пленку учебные тексты, чередуя их с хорошими песнями на испанском языке. Мы приносим в школу магнитофон и включаем записи. В кабинете собирается толпа ребятишек, прибегают даже те, кто учится в немецкой группе.
Маша продолжает прививать ученикам интерес к испанскому языку и идет на риск – приглашает кубинцев в школу. Некоторый опыт общения с детьми те приобрели еще летом. Молодых коммунистов пригласили в пионерский лагерь, чтобы они рассказали ребятишкам о молодежном движении в республике Куба. Гостей ожидают с огромным нетерпением. Весь лагерь приходит в движение, чтобы предстать перед иностранцами в лучшем виде. Моют, чистят, метут, жарят, парят. Одним словом, готовятся не ударить лицом в грязь. Наконец, этот день наступает. Ворота открываются. Два человека с чисто «кавказской внешностью», широко улыбаясь и оглядываясь по сторонам, не слишком уверенно ступают на территорию лагеря. Стройный ряд выстроенных в линеечку отрядов ломается в мгновение ока. Нарядные пионеры в белых рубашках и красных галстуках, теряя благонравный облик, бросаются навстречу пришельцам с радостными криками: «Ура! К нам кубинцы из Армении приехали!», трогают их за волосы, одежду, проверяют, такие же те люди, как все, или, может быть, иные, как с другой планеты. Что получится на этот раз, никто предположить не мог.
Мы с Женей не остаемся в стороне и приводим своих «архаровцев». В переполненном кабинете яблоку негде упасть. Стоит ужасный шум. Классные дамы носятся между детьми, призывая к порядку. Посылают возмущенные замечания в адрес практикантов, затеявших «несанкционированное» мероприятие. Предсказывают грандиозный срыв сумасбродной затеи.
Франциско начинает рассказывать про Кубу. Он говорит на испанском языке, и речь его льется свободно и выразительно. Маша, не уступая настоящей переводчице, доносит его выступление до народа. В необычайной тишине слышно, как булькает вода в батареях парового отопления. Я не узнаю Франциско. Куда подевался прежний молчун, скованный неловкостью? Маша проявляет завидные умения, чтобы держать ситуацию в своих руках, ловко преодолевает неожиданные заминки. Посланники острова свободы поют популярные кубинские песенки, а практикантки исполняют а капелла «No nos moveran» (Нас не сломить). После урока мальчишки плотным кольцом окружают Франциско и забрасывают его вопросами о бейсболе. Вдохновенный, парень весь светится внутренним огоньком. Общение с детьми приносит ему наслаждение, выявляет в нем скрытые резервы добра и сердечности. Рафаэль держится в стороне и делает круглые глаза, как досужая кумушка:
- La escuela es lo peor de los peores! Школа – это худшее из всех зол! Que bandidos son! Какие бандиты!
Наталья Борисова
Братск (Россия)
Из книги "Куда уходит нежность?"
Записки Насти Январевой"
Опубликовано 18.06.2017