Рафаэль: «Эта жизнь всегда, до самого конца, должна быть танцем». 2017

RAPHAEL: «ESTA VIDA DEBE SER UN BAILE SIEMPRE HASTA EL FINAL». 2017

«В обычной жизни я не счастливее, чем в театре»

«Я люблю делать все по-своему. Не было еще способа заставить меня свернуть с дороги и направиться в другую сторону»

«Igual (Loco Por Cantar)» - это портрет: невозможно сшить костюм, который бы больше подходил мне»

«Благодаря «Infinitos Bailes» я нашел себе новых, сенсационно хороших композиторов»

«Публика была моим верным советником. Она направляла меня, не говоря мне ни слова»

Рафаэль, постоянно занимающийся переделыванием себя, что стало очевидным в его новой работе «Infinitos Bailes», утверждает, что публика всегда была «его надежным советником», и что она, не отдавая себе в этом отчета, руководила его музыкальной карьерой. Он оставил в прошлом симфоническую работу и 21 апреля начинает свое новое турне «Loco Por Cantar», в котором он пронесет по всем испанским сценам диск, увидевший свет в конце прошлого года.

Он признается, что каждый свой спектакль он переживает так, словно он является первым, и что четыре или пять часов до начала концерта он изучает сцену каждого зала, в котором выступает, пока не почувствует, что ощущает себя на ней «как в гостиной собственного дома». Он тщательно готовит каждое выступление, он понимает, что ему нравится делать все «на свой лад», и одна из самых главных для него вещей – постоянное обновление.

«Мне было бы страшно, если бы публика, выходя с концерта, говорила: «он всегда делает одно и то же». Это было бы для меня могилой», - говорит он.

Когда человек в девять лет получает на фестивале в Зальцбурге премию «лучшему детскому голосу Европы», не остается сомнений в том, что у него есть талант, но надо заботиться о нем и совершенствовать его.

Похоже, что талант был у меня уже с момента рождения. В четыре года я уже пел в школьном хоре, и был солистом. Это произошло случайно. Меня привел туда мой брат, потому что руководитель хора пожаловался, что у него нет подходящего первого голоса, и я уже не уходил оттуда. То есть дар был, но над ним надо много работать, и это занятие никогда нельзя бросить. Но не так, как думает публика и большинство профессионалов. Работа не сводится к изучению музыки и постановке голоса.

Это зависит от жанра, которому ты намерен посвятить себя. Если ты оперный певец – тогда да, но если нет, то ставить голос – не самое хорошее дело, потому что убивается все интересное, что может у тебя быть, твоя самобытность, тембр твоего голоса. И тебя сразу ограничивают дорогой, на которой почти все более или менее одинаковы, они лучше, чем другие, но все звучат более или менее одинаково. 

Я обменялся мнениями по этому вопросу с одним великим чудесным певцом, который сказал мне: «Как жаль, что ты не изучал пение, потому что…». А я ответил: «Нет, если бы я учился пению, я бы не устраивал этих фальсете, всех этих фиоритур, которые я выделываю голосом. Это был бы прилизанный голос – как у всех, а так как я не собираюсь посвятить себя опере, моему голосу надо оставить свободу». Поэтому я говорю, что надо работать над ним с большой осторожностью».

Нет сомнения в том, что все эти годы Вы очень хорошо следили за голосом…

Да, я хорошо заботился о нем, или, скажем так, я не пренебрегал им. Я не одержимый, весь день которого посвящен голосу, но правда и то, что я не забываю о нем. Я не курю и не пью, и уже эти факторы идут мне на пользу. И потом, я достаточно молчаливый человек, я не слишком болтлив. Я пою и разговариваю только на сцене.

За ее пределами я очень спокойный субъект, и все это идет мне во благо. После обеда я люблю не улечься на сиесту, потому что я не засыпаю, а расслабиться, чтобы приехать в театр совершенно спокойным и быть в состоянии легко устроить выброс энергии. В этом смысле да – я очень забочусь о себе.

326 золотых, 49 платиновых и единственный в мире урановый диск, врученный испаноговорящему певцу за продажу более чем пятидесяти миллионов пластинок. Вы записали свыше полусотни долгоиграющих пластинок на испанском языке, а также еще много дисков на итальянском, французском, немецком, английском и японском языках. В самом деле, талант у Вас был, но это не только голос и собственный стиль, это и очень яркая индивидуальность, которую Вы отстаивали, и способ переживать и исполнять музыку, постоянно обновляясь.

Все это правда. Но к тому же все это было сделано отличным от других способом. В моей манере. Мне дает советы множество людей, но именно я всегда решаю, что из всего того, что мне говорят, мне подходит, а что нет. Я знаю, что устраивает Рафаэля, и как далеко он может зайти. Я люблю делать все по-своему. Никогда не было способа заставить меня повернуть руль и направиться в другую сторону, даже если так было бы лучше, я всегда придерживался моего образа действий.

Эту индивидуальность Вы отстаивали, даже являясь революционером в музыке. Хотя Вы утверждали, что всегда были «indie», понятно, что Ваше появление и триумф на Sonorama открыли новую дорогу на этом фестивале.

Однажды я вернусь, но десять лет назад это было преждевременным. Я это сделал, потому что публика этого требовала. Она просила об этом десять лет.

Врезка внизу: Рафаэль, изобретение публики.

«Я – изобретение публики», - утверждает Рафаэль. Артист из Линареса признается, что, хотя у него с детства был хороший голос, он никогда не думал профессионально заниматься пением. Его мечтой было стать актером. Будучи подростком, он часто ходил в театры «бесплатно, потому что у него не было денег». Он вставал перед контролером, и когда представление уже начиналось, «так как его уже знали во всех театрах, всегда находилось свободное место, вверху иди внизу, и ему разрешали войти».

«Однажды, когда мне было лет двенадцать, я был в передвижном театре (из тех, что размещаются в брезентовом шатре), установленном в моем районе, и смотрел «Жизнь есть сон» Кальдерона де ла Барки, и в этот день я принял великое решение – что я стану тем, кто находится вверху, на сцене а не внизу, среди зрителей. Все остальное сделала публика. Она руководила мной в моей профессиональной карьере», - рассказывает Рафаэль.

В те времена для того, чтобы стать артистом, было нужно пройти испытание перед жюри, в которое входили великие звезды тогдашнего мира эстрады. «Но меня не экзаменовали, - утверждает Рафаэль. – Я вышел на сцену, и жюри еще до того, как я начал петь, сказало: «достаточно, можешь идти». Я ушел в слезах, они не захотели прослушать меня». Через несколько лет в Мексике он спросил танцовщика Антонио, который был членом того трибунала, почему ему не дали спеть в тот день, когда экзаменовали. «Он посмотрел на меня и сказал мне: А, ты хотел еще и спеть?», - рассказывает Рафаэль.

«Так что публика была моим верным советником. Ничего не говоря мне, она направляла меня. Потому что если одна вещь продается лучше, чем другая, то это потому, что она этого хочет. Если я все время выступаю с близким к апофеозу турне, то это потому, что она хочет, чтобы я следовал по этой дороге. И если я допускаю ошибку, она дает мне это заметить», - говорит в завершение хаенский артист.

Вдруг я начал звучать на дискотеках. Вообще-то мои песни не предназначены для дискотек. Но молодежь внезапно решила, что они именно такие, и там стали раздаваться мои старые вещи.

Но это произошло потому, что этого захотела публика, никто ее не заставлял, не было рекламы, чтобы добиться этого. Публика выбрала песню самостоятельно и сказала: «вот эта». Я думаю, что у моей песни «Migrannoche» был самый большой успех за всю мою карьеру. Это песня 1966, которая получила тогда грандиозный отклик. Я исполнил ее в фильме «Diganloquedigan», который был очень популярен, и этот шлягер продержался лет пять или шесть. Потом успех пошел на спад, как это бывает со всеми песнями, которые со временем отступают на второй план. И вдруг она опять всплывает и становится царицей, госпожой и хозяйкой всего. Почему она снова возникла? Потому что публике захотелось, чтобы она появилась.

Мы говорим об этой публике, которую Вы так цените. Когда Вы находитесь на сцене, в зале присутствует, по крайней мере, четыре или пять поколений зрителей. Мало кому из артистов удается добиться такого - эта верность передается от поколения к поколению. Как к этому относится артист и в особенности человек?

Я отдавал себе в этом отчет – вместе со зрителями. Но все, что происходит, не подготовлено заранее, для этого не устраивали рекламы, мы не празднуем мой юбилей. Это решила публика, и это она вдруг стала появляться на огромных площадках, где я в последнее время обычно работаю чаще, чем в театрах. Я вижу, что на каждом концерте больше пятидесяти процентов зрителей – молодые люди, и с каждым разом их все больше.

А в турне «Raphael Sinfónico», которым мы занимались полтора года, я удивлялся тому, как одевались зрители. Я понял, что юноши и девушки наряжались, чтобы пойти посмотреть на меня, потому что это была Sinfónico – симфоническая программа. Я не скажу тебе, что они были в костюмах, но я смотрел на них со сцены и комментировал моему менеджеру: «Ты не замечаешь, что с каждым днем люди приходят одетыми все лучше?» Но никто им ничего не говорил, все получалось спонтанно. Это демонстрация взаимного уважения.

Хотя меня моя публика всегда отличала тем, что хорошо одевалась, когда приходила на мои концерты. С тех пор, как я был юношей. Мне было шестнадцать лет, и мои премьеры во Дворце Музыки славились тем, что из-за них перекрывали улицу. Эту штуку с красной дорожкой изобрели сто лет назад на Гран Виа, только без дорожки. На премьеру мужчины приходили в смокингах, а женщины в вечерних платьях. Это было в 1966, 1967, 1968… до 1974.

Мы отходим от апофеозного «Raphael Sinfónico» - альбома и спектакля; после того как Вы несколько лет не выпускали совершенного нового диска, к нам пришел диск «Infinitos Bailes». Как появилась эта работа?

Ну, некоторые вещи происходят потому, что они должны были произойти. Мануэль Алехандро, который был для меня всем, перестал сочинять песни, а если он это делает, приходится ждать, пока он закончит. Это человек солидного возраста, который уже много сделал для музыки. Так что я начал осознавать, что мне надо не то чтобы отказаться от него (потому что если он даст мне песню, она станет приоритетной, это бесспорно), но учесть, что если он не будет работать, я все равно должен продолжать мою деятельность.

Так что пришло время, я поговорил с моим сыном Мануэлем Мартосом, который занимается всеми этими делами, и сказал ему: «надо посмотреть в другую сторону». И он ответил мне, что он искал людей, которые были мне нужны. Я выдвинул единственное требование: чтобы они были еще и певцами, потому что было бы хорошо, чтобы они понимали, о чем идет речь. Иногда композиторы создают нереальные вещи, потому что сочиняют произведения, которые невозможно спеть, с тесситурами в две октавы, которые не споешь… а исполнитель, который пишет песни, знает, что можно сделать, а чего нельзя.

Так что он вытряхнул мне все это из рукава. Он показывал мне, что у него есть, и так все получилось. И благодаря этому я нашел для себя новых сенсационно хороших композиторов.

В «Infinitos Bailes» у вас были молодые композиторы, в числе которых Мануэль Караско, Пабло Лопес, Вирхиния Маэстро, Ванеса Мартин, мексиканка Пати Канту, Хорхе Марасу, Диего Кантеро, Росален, Дани Мартин, Микель Исаль… Во многих случаях, за некоторыми исключениями, за композиторами не признают их достоинств, потому что прожектора направлены на того, кто находится на сцене, но Рафаэль не только высоко ценит роль композиторов в его карьере, но делает сейчас ставку на новое талантливое поколение, хотя признает, что это непривычно…

 Если публика, выходя с концерта, скажет что-то вроде
«он всегда делает одно и то же», это будет моим концом.

Здесь надо признать, что половина это решения принадлежит моему сыну Мануэлю Мартосу, с которым я работаю с большим удовольствием. Он может сказать мне: «Папа, я бы не стал так делать. Так что, если ты хочешь это делать… взвесь все». Он может давать указания, когда человек творит, так как иногда очень сложно общаться с артистом в эти моменты, потому что он находится в напряжении. Он может направлять меня, потому что очень хорошо меня знает.

В итоге доверие, оказанное этим молодым композиторам, и то, что ваш сын Мануэль хорошо Вас знает, принесло свои плоды. Этот костюм сшит по мерке?

Да, на диске много песен, сделанных по моей мерке. А я не просил у них такого. Хотя они спрашивали: «В каком направлении нам работать?», ответ был «это для Рафаэля, потому что каждый видит его таким, каким хочет видеть, вы его знаете, вам известно, кто он, как он поет, все дело за вами». То есть я не давал им никаких указаний, а дал полную свободу.

И из всего этого получилась песня, которая похожа на портрет – «Loco Por Cantar». Это портрет, невозможно сделать вещь, которая бы подошла мне больше. Хотя песня называется не так, ее название - «Igual». «Loco Por Cantar» добавил я. Эта песня сидит как влитая. Сегодня Мануэль Алехандро не написал бы такую, но сорок лет назад он бы подписался под ней.

Давайте от «Infinitos Bailes» перейдем к «Loco Por Cantar», новому турне, в которое Вы включите эти песни. Рафаэль принадлежит к тем артистам, профессионализм которых на концертах замечают все. Каждый концерт он проводит так, словно он – первый. Это общее мнение специалистов в данной области: у Вас невероятно высокий уровень требований к себе и к каждой детали спектакля.

Этот Рафаэль, о котором ты говоришь, обычно приезжает в город за день до спектакля. Я приезжаю в предшествующий вечер и сплю «на месте преступления». Однако, совершив «преступление», быстро уезжаю и мчусь в другой город – почему? Потому что для того, чтобы приступить к делу, я должен быть спокойным. Я должен приехать в театр за четыре или пять часов до начала, чтобы сесть и освоиться с местом. Многие театры мне знакомы, но какие-то – нет. И я начинаю видеть, какую пользу я смогу из них извлечь.

Я привожу декорации, я уже знаю, как будут светить софиты, но я не знаю, каково пространство зала само по себе, так что мне надо обойти его и подумать, как я буду передвигаться на сцене. Здесь я остановлюсь, а здесь – нет, потому что я плохо слышу звук. Когда я выхожу на сцену, я хочу делать это так, будто я вхожу в гостиную моего дома. Потому что я изучил ее и знаю, как воспользоваться ее достоинствами. Есть сцены, в которых нет ничего полезного, такое случается, но даже так я могу извлечь что-то для себя.

В обычной жизни я счастлив не больше, чем в театре. Так что эта жизнь, которую я веду, для меня вовсе не драма.

Как Вы задумали этот новый спектакль?

Этот новый спектакль очень неожиданный, он не имеет ничего общего с Sinphonico и ни с чем из того, что я делал раньше. Я стараюсь постоянно перестраиваться, а иначе все будет очень скучно.

Каждые полтора-два года, то есть каждый раз, когда у меня премьера, я пытаюсь перестроиться, и делаю это тысячью способов. И хотя публика отмечает, что я все тот же, есть вещи, которых они не видели раньше, манера петь, которой они прежде не слышали. И это хорошо, потому что зрители всегда выходят из зала, говоря: «слушай, то, что он устроил, он не делал раньше, правда?»

Меня бы пугало, если бы публика при выходе заявляла: «он всегда делает одно и то же». Это меня смерти подобно. Если я услышу это, меня пошлют прямиком на кладбище, так как я постоянное обновляюсь. Мое обновление происходит почти каждый день, потому что я пою сегодня так, а завтра - иначе.

Пользуясь Вашими вечными и сегодняшними песнями, мы могли бы сказать о Рафаэле «Я - тот самый, безумно любящий петь».

Да, да, безумный forever (смеется)

Подводя итог Вашей деятельности и перефразируя некоторые песни с диска, спросим: что Вам осталось: больше танцев, которые надо станцевать, или меньше неприятностей, которые надо уладить?

(Смеется) Всегда есть неприятности, которые надо уладить, и всегда надо танцевать. Эта жизнь должна быть танцем всегда, до самого конца. Пусть он застанет тебя танцующим.