Рафаэль и Наталия: свадьба в Венеции. 1972
RAPHAEL Y NATALIA: BODA EN VENECIA. 1972
Меня «подобрали» в Барахасе, в тот недолгий временной разрыв между прибытием самолёта из Рима, летевшего через Севилью.
Подпись под фотографиями:
Слева: невеста с матерью, маркизой Санто Флоро и сестрой Матильдой,
"красочной" копией Натальи.
Внизу: у входа в церковь Сан Захариас.
Справа: маркиз де Санто Флоро подает руку сеньоре Мартос, матери певца.
Свадьба предполагалась без фотографов.
Поэтому, эту статью я начинаю писать в облаках: великолепное место, которое, как нельзя лучше, приспособлено к сочинению воздушной и романтической саги.
Всего лишь немногим больше месяца назад Наталия написала мне: "Я вступаю в брак с Рафаэлем и хочу, чтобы ты был моим свидетелем. Но, чтобы предотвратить шумиху вокруг нас, нам необходимо сохранить в абсолютной тайне дату и место бракосочетания".
Всё было тщательно продумано, и тут начался, своего рода, криминальный триллер с уловками и тщательно запутанной стратегией запутывания различных агентств и фотографов.
Несколько дней назад Наталья позвонила вновь: "Это - 14-ое. Место? Ты это уже знаешь".
Если бы телефон прослушивали, то подумали бы, что мы готовим ограбление ювелирного магазина.
С этой минуты я добровольно принял решение участвовать в их игре. Первое, что я сделал, это поехал в Barajas.
Там у меня была встреча с сестрой Наталии, которая должна была ввести меня в курс дела.
Матильда Фигероа действительно, ожидала меня в аэропорту. Мы не были знакомы и никогда не видели друг друга.
Но она узнала меня, потому что видела по телевидению и на фотографиях в прессе. Я же узнал её по глазам, таким же, как у Наталии... Вслед за старшей сестрой, маркизы де Санто Флоро вывели в свет и Матильду, которая была похожа на свою сестру, но в отличие от пастельных красок, превалирующих во внешности Наталии, она была более яркая и броская.
Куда мы должны были ехать? Накануне ночная пресса в качестве места свадьбы называла Париж или какой-нибудь «городок» поблизости. Подставная Наталия вручила мне билеты на самолет до Рима.
В аэропорту уже собралась группа гостей, человек тридцать. Среди них был и наш великий "Mingote", который передал мне один из его рисунков, чтобы проиллюстрировать этот репортаж.
Все одобрительно загалдели, мечтательно повторяя: Рим, Рим... Иные торжествующе иронизировали:
«Может так случиться, что их поженит сам Папа?! Пожалуй, потому что невеста – внучка графа Романонеса, и, возможно, они хотят загладить его вину – его славу либерала и противника церкви, а сейчас это можно так удачно совместить...» (т.е., задействовав Папу, они поженят пару, да еще устроят торжественнейшее венчание, и, подтвердив обращением к Папе свою верность церкви, заодно смоют с себя пятно – наличии неверующего дедушки и подозрение в том, что и они - такие же... В Испании - это очень серьезное обвинение).
Мы узнали, что Рим не был конечным пунктом нашего путешествия. Гости постарше все время любопытствовали: «Сориентируй нас, по крайней мере, что это - юг или север?» «Узнаете позже!». Но они продолжали настаивать: «Это не каприз, и не прихоть. Мы должны знать, что взять с собой, норковое манто или набивные шёлковые платки "Гермес"?»
Сознавая важность события, в обстановке строгой секретности, всё же было произнесено магическое слово:
- Венеция!
Как же мы раньше не догадались?! Это было идеальное место, оплот ценностей западного Романтизма.
Удивительным было то, что это, действительно, была та самая Венеция, со своим Мостом Вздохов, с невозможной любовью, песнями и поцелуями... - уголок земли, привлекающий к себе огромное число туристов…
Мы вторглись, как партизаны, упакованные под туристов, путешествующих от какого-нибудь агентства.
Впереди идущий вещал нам о пропорциях башни и ширины канала, а замыкающий, который задерживал всю группу, так и не узнал эти архиважные арифметические подробности, залюбовавшись лестницей пролёта, балконом в готическом стиле и бесконечными галереями, полными поэтической глубины...
Это кажется невозможным, но здесь творил Каэтано Лука де Тена*, поставивший здесь "Ромео и Джульетту" и "Франческу", а в Римини " Мавр в Венеции". Кто-то из нас начинает фантазировать, как он будет отвечать, если при проверке паспортов его спросят, кто он Монтекки или Капулетти...
Но директор группы оставался невозмутимым - он был глух и слеп к этой лирике...
Мы прибыли в отель "Даниеле".
Это был старинный дворец, очень подходящий для всех шекспировских или подобных историй, или, на самом деле, только для того, чтобы нас здесь принимала Наталья Фигероа.
Наталья предложила нам подняться с ней в номер, где представила нас Рафаэлю и его семье.
Я услышал, как она разговаривала с Рафаэлем, она словно пела ему; я был зачарован её голосом и её манерой говорить, которую нельзя было отличить от песни.
С тех пор я решил для себя, принять это, как искусство настоящей песни, которая сродни, например, негритянскому танцу, саксофону или барабану - универсальному музыкальному языку для всего человечества, вернувшему дух и ценности, казалось бы, утраченной романтической любви.
На протяжении полуторачасового «фестивального сеанса», когда поют исключительно для тебя, я написал, что у Рафаэля при этом было лицо хорошего мальчика, который заблудился в лесу...
И мне казалось, что совершенно неподдельный восторг всех этих "фанаток", был похож на скороварку, в которой на их энтузиазме готовится жаркое, а свисток, оповещающий, что блюдо готово, свистел, как паровозный гудок. Но вместе с тем, я с неподдельным интересом наблюдал, как многие сорокалетние и шестидесятилетние, словно проснулись от вековой левитации. То, как на них действовал певец, можно назвать настоящим материнским восторгом. Они были намерены обласкать его и окружить заботой (и выглядели при этом так, что это было очевидно…).
Отчего-то все гении, которых в большом объеме экспортирует нам Америка, привыкли создавать образы «бедного человека» или «неудачника» - человеческие типажи застенчивых созданий (характерные роли простаков), у которых «спадают брюки»: таковы Клоун (т.е. Чарли Чаплин), Памплинас (т.е. Джозеф Китон), Кантинфлас (т.е. Фортино Морено Рейес)...
В этом ряду находится и Рафаэль, который поет, как ребенок, заблудившийся во враждебном мире, в котором материализовались его страхи (хотя, что именно воплотилось в этом жутком мире, можно лишь догадываться, но так обычно говорят о материализации...)
На следующий день состоялась свадьба. Для проведения свадебного обряда была выбрана укромная и уютная церковь Сан-Захария, в которой барочный фасад и площадь выстелены великолепными, старинными плитами, а стены расписаны Tintoretto и Licas Jordán.
Рафаэль стоит в ожидании перед дверью, как великий господин, который, кажется, сменил "ph" на самый разумный, в данной ситуации, имидж... Он представил меня своей матери, твёрдой и спокойной, как мать тореадора.
Его отец, Франсиско Мартос, познакомил меня со всеми своими детьми, и я убедился, что все они были очень красивыми и пели «почти так же», как Рафаэль.
Всё шло своим чередом, в намеченном ритме. Вечернюю Мессу проводил огромный священник, прибывший из Мексики, у которого была кожа цвета бронзы и необыкновенно звучный голос. Он является вице-президентом капитулов, поддерживающих святилище Девы Гваделупской, и приехал в знак благодарности Рафаэлю, который несколько раз безвозмездно пел в пользу святилища. Священнослужитель сопровождал Мессу чрезмерной жестикуляцией и, когда благословлял, то казался христианским Прометеем, укравшим небесные благословения, как другой Прометей - огонь с Олимпа.
Я знаю наверняка, что читательницы не простят мне, но я не в состоянии подробно описать платье невесты…
Ну, конечно же, она была в белом платье, разработанном специально для неё лучшими дизайнерами, украшенном облаками прекрасных кружев. В нем угадывалась итальянская линия рукавов, а вместо обычного букета флердоранжа (привычный букет невесты), две желтых розы, почти бутоны, на длинном стебле, одна повыше, другая чуть меньше, как на картине Ghirlandajo,
Это была сама Любовь: самая значимая и прекрасная из всех человеческих эмоций, в честь которой я написал даже сонет, заканчивающийся так:
La Canción y la Pluma le entregan a la dalia
y al jazmín la blancura de la pura Ilusión.
Le pregunté a las flores: ¿Y Natalia? --- A Natalia
nos la ha robado, al paso, una canción...»
Жасмину с георгинами перо и песнь вверяли
С красою первозданною невинную мечту.
Я вопрошал: «Цветы, а где прекрасная Наталия?»
«Украла песня невзначай у нас ту красоту…»
(Перевод Марианны)
Хосе Мария Пеман
Испанская Королевская Академия
16.07.1972
ABC
Перевод Милы
Опубликовано 12.02.2011
Примечания переводчика:
* Cayetano Luca de Tena (Севилья, 1917 - Мадрид, 30.01.1997), испанский театральный режиссер.
Дополнительные материалы:
Solo en cincuenta invitados en la boda de Natalia y Raphael. 1972
Свадьба Рафаэля в Венеции / La boda de Raphael en Venecia. 1972
Raphael y Natalia. La boda del silencio. 1972