Рафаэль в программе "Aqui un amigo" с Луисом дель Валем (Aragon TV). 2008
RAPHAEL EN "AQUÍ UN AMIGO" CON LUÍS DEL VAL (ARAGON TV). 2008
Луис дель Валь: Что делал такой парень, как ты, в Братиславе?
Рафаэль: Я записывал музыку к моему следующему мюзиклу – музыкальной комедии, премьеру которой я собирался устроить. Я закончил запись, голос наложен.., все завершено.
Луис дель Валь: Это что-то наподобие «Доктора Джекилла и мистера Хайда»?
Рафаэль: Тех же авторов. После моего чудесного излечения, которому уже пять лет, я сказал им, что хотел бы снова сыграть в «Докторе Джекилле и мистере Хайде», но мне сказали: «Это ты уже сделал, мы приготовили для тебя новую вещь, иную». Это чудесная вещь, я надеюсь, она понравится вам так же, как прошлая.
Луис дель Валь: И ты больше ничего не скажешь?
Рафаэль: Дальше на моих устах печать. В сентябре я покажу ее целиком.
Луис дель Валь: Но сначала ты подготовишь диск дуэтов?
Рафаэль: Конечно, Мы работаем над диском дуэтов, который я намерен сделать историческим. Для него я буду петь с исполнителями - символами всей истории музыки, в самом деле почти со всеми. Некоторые не войдут в список, потому что их должно быть двадцать пять.
Луис дель Валь: Двадцать пять дуэтов с двадцатью пятью разными людьми.
Рафаэль: Да, если умножить на два, получится пятьдесят. Диск называется «50», потому что это мой пятидесятый юбилей. Пятьдесят лет на сцене.
Луис дель Валь: Ты начал работать в пятнадцать или шестнадцать лет.
Рафаэль: Нет, я начал в четыре с чем-то. А когда я вышел петь, отец должен был выдать мне разрешение, потому что мне не было восемнадцати лет, и даже шестнадцати. И мне не позволяли выступать в публичных местах, потому что я был несовершеннолетним. Мой отец написал бумагу, заверенную у нотариуса, и все такое. И тогда мне разрешили работать. Я думаю, что я начал петь профессионально примерно в пятнадцать лет.
Луис дель Валь: И было сложно получить такое разрешение? Родители спорили или были согласны?
Рафаэль: Ми родители мудро поверили в своего сына и позволили ему делать то, что он хотел. Я придерживаюсь этого правила в отношении моих детей. Я даю им карт-бланш, потому что верю в них. Занимайтесь тем, что хотите.
Луис дель Валь: Не было страшно, когда один из сыновей сказал, что тоже хочет посвятить себя музыке? Что произошло?
Рафаэль: Нет, наоборот, я был очень рад. Учти, что в моем доме жена, хотя не имеет отношения к шоу-бизнесу, является писательницей, а мой старший сын – кинорежиссер. Но мне не хватало того, с кем я мог поговорить о моих делах, и мне повезло, что мой сын Мануэль теперь стал моим соперником. В кавычках.
Луис дель Валь: Для Мануэля, наверное, огромное подспорье для начала карьеры – быть сыном того, чьим сыном он является.
Рафаэль: Знаешь, помимо того, что это чудесный юноша, у него очень хорошо варит голова. Он сильно отличается от меня, тем не менее у нас есть точки пересечения, так что иногда я смотрю на него и вспоминаю себя в его возрасте. Но в творческом плане мы с ним совершенно не похожи. Он выбрал свою дорогу. Он очень хорошо справляется с тем, что у него такой отец. Он мой поклонник, и вдобавок очень любит меня, что очень важно.
Луис дель Валь: До сих описание брака Наталии Фигероа и Рафаэля Мартоса – это абсолютное уважение в семье. То, что Мануэль освятил себя музыке, означает, что возникла опасность нарушить эту интимность?
Рафаэль: Нет. Потому что, как я сказал, у Мануэля котелок хорошо варит, и он живет в том же стиле, что его родители – это сдержанность. Выход на публику, когда надо показаться публике, а все остальное время – твоя личная, частная жизнь. Мальчик следует этой линии. Не помню кто однажды спросил Мануэля, и он сказал: у меня есть образцовый дом, так что мне нечего выискивать вокруг.
Луис дель Валь: Я должен признаться: мне сложно прилюдно вести обычное интервью с Рафаэлем, потому что мне выпала привилегия быть с ним три недели...
Рафаэль: Немного больше.
Луис дель Валь: Почти целый месяц. Каждый вечер мы проводили как бы в исповедальне – в его студии - в связи с воскрешением. Мы можем говорить о воскрешении, Рафаэль? Так что я знаю почти все ответы, и мне трудно. Но я хочу спросить: почему ты решил, что я смогу стать кем-то вроде исповедника, чтобы разъяснить миру твою точку зрения и донести послание для тех, кто ожидает трансплантации? Потому что я этого не знаю. Я дружил с Наталией Фигероа, но меньше – с тобой.
Рафаэль: Дело в том, что благодаря радио наша семья стала твои поклонниками, и ты это знаешь. У меня дома был человек, который мог бы занести на бумагу то, что я ему расскажу. Но это такая необычная, такая сложная ситуация, что тебе стыдно перед женой, которую очень любишь, и не можешь обнажить душу. Это вопрос стыдливости. Это чересчур – выворачивать внутренний мир наружу. Так что у жены нет причин выносить все это. Это слишком большой груз. Мы бы говорили о некоторых сложных вещах. Я считал, что я освобожу свою жену от этих неприятных минут, которые ей предстояли. А вот тебе, которым я очень восхищаюсь... ты близкий человек, но не такой близкий, как моя жена, и тебе я мог рассказать все это. И, как я признался в книге, я никогда в жизни не говорил более откровенно.
Луис дель Валь: Я вспоминаю некоторые вещи, и некоторые в самом деле достойны восхищения. Потому что я пытался смягчить кое-что из того, что ты мне говорил: «нет-нет, это мы не будем уточнять». Ты говорил о тесной связи между женой и мужем. И порой в некоторых ситуациях возникают определенные трудности. Например, никто не решался сказать тебе, что тебе нужна пересадка печени, и, в конце концов, тебе об этом сказал друг.
Рафаэль: Это так. Я думаю, что в браке - хотя он у нас фантастически хорош и очень мне нравится - есть моменты, когда возникают такие интимные, личные вещи, что они только твои, ты не можешь поделиться ими с твоей собственной женой или с собственным мужем. Потому что это настолько твои вещи, что тебе надо рассказать о них другому человеку, с которым нет слишком доверительных отношений. Потому что перед ней я хочу всегда выглядеть так хорошо, что не хочу говорить о неприятностях.
Луис дель Валь: Несомненно, есть «до» и «после». Я вспоминаю, что когда ты воскрес, когда тебе с успехом провели трансплантацию... Кстати, когда тебя предупредили, ты сказал: ладно, поедем завтра.
Рафаэль: Нет. Меня охватил ужас.
Луис дель Валь: Но вернуться потом к простым чувственным ощущениям, наслаждаться запахами...
Рафаэль: Это чудесно. Я никогда не был так счастлив, как сейчас. Никогда. Я никогда не был моложе, чем сейчас, у меня никогда не было таких сил, я не был так счастлив, как сейчас. Я должен жить иначе, и, понятое дело, я сравниваю. И все, что происходит со мной сейчас, настолько фантастично: мелочи обрели огромное значение, все стало чудом.
Луис дель Валь: И теперь, когда ты видишь кого-то, кто злится из-за ерунды, ты ощущаешь жуткое раздражение. Потому что немного раньше ты тоже сердился из-за мелочей.
Рафаэль: Тогда я злился из-за того, что выеденного яйца не стоит. Все имеет очень относительное значение. Главное – это жизнь: жить, иметь детей, жену, друзей, публику... Жить... Это фантастика.
Луис дель Валь: Новое появление в творческом обществе состоялось в театре Сарсуэла.
Рафаэль: Конечно. Там, где я начинал.
Луис дель Валь: В самом деле, твое появление прошло в театре Сарсуэла. Я помню, что на этом концерте была вся твоя семья.
Рафаэль: В первый раз.
Луис дель Валь: Точно. В Испании мы носим на руках людей, сражающихся со смертью. Ты с ней боролся и вышел победителем, и в театре Сарсуэла был, что называется, весь Мадрид, вся Испания... Я помню, например, что в четвертом ряду слева от меня были бедная Росио Хурадо и Ортега Кано. Там была вся Испания. Если бы ты не сказал им замолчать, они бы продолжали аплодировать, потому что овация была такой мощной... И ты потерял самообладание и заплакал.
Рафаэль: Да. Наверное, я плакал от радости. Я стоял на принадлежащем мне месте – на сцене. Я из тех людей, кто считает, что каждый человек рождается для какого-то дела. Я родился для того, чтобы находиться на сцене. Я в этом полностью уверен. В ней ровно столько метров, сколько мне надо для того, чтобы ходить, двигаться. Я там дома, перед лицом чудесной публики, которая и создала меня. Меня создала не фирма грамзаписи, не спонсоры: меня с первого же момента делала публика. Я помню, как я впервые приехал сюда в Сарагосу, мне было лет пятнадцать. В театр Principal. Я приехал на один день, а провел там семнадцать дней, потому что публика этого хотела. Это лейтмотив моей жизни: Рафаэля сделала публика. И вот в тот момент я оказался перед ними, и радовался как ребенок. Я родился заново и был счастлив. Это был славный вечер, который я повторял день за днем, потому что, как тебе уже говорил, я видел жизнь в другой перспективе, в другом масштабе.
Луис дель Валь: И потом последовали другие концерты. Помню твою огромную отвагу – после великолепного концерта в театре Сарсуэла, концерта воскрешения (можно назвать это так), был другой концерт на Гран Вия, но в тот раз совсем без прикрытия, без большого оркестра, с одним только роялем. Он продолжался три часа, и люди хотели, чтобы ты не уходил. Три часа под рояль! Я не думаю, чтобы нашлось много певцов, которые выдержат трехчасовой концерт.
Рафаэль: Я думаю, дело не в том, выдержит ли голос...
Луис дель Валь: И публика тоже.
Рафаэль: Я считаю, что я могу сделать это на данном этапе моей жизни. Пожалуй, я бы не мог сделать такого, когда мне было двадцать или двадцать пять лет, потому что это было бы чересчур. Но я могу сделать это теперь, потому что это концерт, где я очень близок публике, которая видит во мне чуть ли не родственника, так как я немного принадлежу (я хочу в это верить) всем. Я много лет назад вошел в каждый дом, и мы, при помощи телевидения, ужинаем вместе в рождественский вечер. Публика видела, как я рос, как женился, как родились мои дети – и возникали почти родственные связи. Сложно делать концерты такого рода, если нет такой связи с публикой. Мы показываем его всюду уже два года – с мая 2006, когда прошла премьера. И мы продолжим до июня этого года, так что это будет два года и два месяца...
Луис дель Валь: В это Рождество ты возвращаешься домой. Когда наступает зима, появляются мандарины и сразу же – барабанщик. И Наталия, чудесная женщина... Но может, мы оставим эту тему?
Рафаэль: Мне доставляет неудобства разговор о ней.
Луис дель Валь: На том этапе, когда ты снова вернулся к жизни, Наталия не вошла в палату, а сказала, чтобы вошел один из твоих сыновей.
Рафаэль: Это чудесная и очаровательная женщина. И у нее есть одно достоинство – всегда быть на своем месте. И она решила (это я так говорю, потому что я при этом не присутствовал), чтобы ко мне вошел старший сын. И в самом деле, в тот момент было надо, чтобы это был старший сын.
Луис дель Валь: Ты открыл глаза...
Рафаэль: И увидел самые прекрасные в мире – для меня - глаза. Это глаза старшего сына.
Луис дель Валь: Недавно один друг мне сказал относительно признания испанских артистов (хотя я не знаю, кого он имел в виду) что когда, например, умерла Росио Дуркаль, эта новость была напечатана во всех испанских газетах, но на внутренних страницах, а в Америке ее фото было на обложке, на главных страницах четырнадцати изданий. В чем дело? Там больше любви к артистам...
Рафаэль: Нет. Думаю, это другой способ проявлять ее. Публика там очень любящая. Мексиканскую публику покорить трудно, но когда ты завоевал ее и она приняла тебя, она останется с тобой навсегда. Росио, то есть Мариэте, Росио Дуркаль, повезло очень крепко привязать к себе Мексику. В Испании она была девочкой из кино и т.д. А они приняли ее очень хорошо, с большой любовью. И эта публика очень любит меня. Я чувствую себя очень любимым и очень защищенным во всей Америке, хотя все-таки больше всего – на моей собственной родине.
Луис дель Валь: Это в Мексике потеряли твой багаж?
Рафаэль: У меня его теряли много раз.
Луис дель Валь: Но в первый раз это было там. И поэтому тебе пришла мысль купить черную рубашку и брюки.
Рафаэль: Да, у меня не было ничего, а вечером я должен был дебютировать. Мне надо было купить сменную одежду, и я сказал: «черную рубашку и брюки». И вечер был таким успешным, что они стали как бы моим амулетом. Потом я много раз пытался надеть вещи другого цвета, но перед выходом на сцену я оглядывал себя и говорил «нет-нет, дайте мне мою рубашку и брюки». Потому что я верю, что они приносят мне удачу. Я не суеверен, но...
Луис дель Валь: А светлые рубашки? Раньше ты тоже носил их или нет?
Рафаэль: На телевидении.
Луис дель Валь: Я хочу сказать, что ты всегда носил красный шарф, но ты не дружишь со светлыми цветами.
Рафаэль: Кроме моей личной жизни: летом я надеваю белое. Оно внушает мне спокойствие и нравится мне. Но это в интимной обстановке, а на публике я буду в синем или черном.
Луис дель Валь: Как семья Мартос отнеслась к тому, что породнилась с семьей председателя конгресса депутатов?
Рафаэль: Мы давно дружим, а девушка чудесна, и меня не удивляет, что Мануэль сдался перед ее очарованием. Мы в восторге, мы все – одна большая семья, и рады, что дети... Хотя мне не стоит комментировать это, это их история любви. Это их право – говорить о своих делах или нет.
Луис дель Валь: Ты будешь хорошим свекром.
Рафаэль: Я уже свекор. И думаю, что я хороший свекор – достаточно доступный. Единственное – что никто не называет меня свекром или дедушкой или другими такими же странными словами, меня называют по имени – так, как я называю их. Мне говорят: «Почему ты не позволяешь называть себя так? Ведь они твои внуки?» Я отвечаю: «Разве я зову их так «Слушай, внук, иди сюда»? Нет. Я говорю «Послушай Николас», и в ответ должен услышать «Слушай, Рафаэль». Я называю его Николасом, а почему он должен называть меня таким странным словом? Пусть зовут меня по имени».
Луис дель Валь: Я прибегну к диалектике. Кстати, я не открою никакого секрета, сказав, что на телевидении готовят репортаж - чествование тебя.
Рафаэль: Я этого не понимаю. Подобные передачи надо снимать о людях, которые ушли от дел или вот-вот сделают это.
Луис дель Валь: Они любят тебя.
Рафаэль: Но, дорогой Луис, ты же знаешь: я только начинаю.
Луис дель Валь: Это правда. Я не знаю никого с таким же азартом и энтузиазмом, как у тебя.
Рафаэль: Мне не могут устраивать чествования и ничего подобного, потому это мне пока еще не подобает. Я еще не в том возрасте.
Луис дель Валь: Это так, но все остальные в это не верят. У них это в голове не укладывается. И раз мы заговорили о свекрах: мне задали вопрос, который меня смутил: вопрос о твоем вхождении в дом Фигероа.
Рафаэль: Триумфальном.
Луис дель Валь: Оно было трудным. Рафаэль влюбился в Наталию с первого взгляда. Но с ее отцом любовь была скоропостижной и полноценной.
Рафаэль: До самого конца. Я считаю, что если ты кого-то любишь, ты должен завоевать не только этого человека, что естественно, но и его окружение. И я начал с окружения.
Луис дель Валь: Немного политеса. Ты ездишь в Венецию каждый год?
Рафаэль: Да. Когда не получалось, на следующий год я приезжал туда дважды.
Луис дель Валь: Осенью?
Рафаэль: В любое время. Мне нравится Венеция.
Луис дель Валь: А Биарриц больше подходит для начала лета?
Рафаэль: Биарриц – это когда, как говорится, есть пара свободных часов. Четыре часа на дорогу, двадцать часов там – и возвращаешься.
Луис дель Валь: Что значит для тебя Венеция?
Рафаэль: Ну, я там женился. И там у меня был великий день, моя великая ночь.
Луис дель Валь: Без зрителей.
Рафаэль: Конечно, без зрителей.
Луис дель Валь: Сначала Наталия сопровождала тебя, ведь турне по континенту были долгими.
Рафаэль: Дело в том, что Наталия, с полным на то основанием, решила (а она обычно объективна), что нет необходимости ездить со мной. Когда я пою (а пою я почти каждый день), я не разговариваю, чтобы быть свежим, и, когда настанет время петь, публика увидела меня отдохнувшим. И тогда она решила, что единственное, что нужно сделать – это не сопровождать меня.
Луис дель Валь: Ты не разговариваешь и даже не ешь. Потому что однажды с тобой случился казус из-за паэльи.
Рафаэль: Это было в Мексике. Мы с Кантинфласом, владельцем Televisa Эмилио Аскаррагой, моим кумом Мигелем Алеманом (он крестил моего сына Мануэля) и чудесным писателем Гарсия Маркесом устроили конкурс на лучшую паэлью. Это было долгое дело, и я приехал в театр по горло сытый паэльей. Никогда в моей жизни я не пел хуже. Но поскольку мое нормальное состояние – находиться на сцене, то я просто сказал публике: «Если вы когда-нибудь слышали, что я хороший профессионал, это была неправда. Абсолютная ложь. Хороший профессионал не обжирается до отвала паэльей за час до выхода на сцену». Сказав это и облегчив совесть, я попросил зрителей потерпеть несколько минут. Я не уходил со сцены, а уселся перед публикой, и мы смотрели друг на друга, пока я не пришел в себя. Я забыл о паэлье и обо всем этом, и запел, если не очень хорошо, то хотя бы хорошо. А зрители, выходя их театра, говорили: «Он придумал этот ход с паэлей».
Луис дель Валь: Они решили, что это трюк, чтобы привлечь внимание. Твои вкусы изменились? Раньше ты побаивался мороженого и холодных блюд, теперь тебя тянет на сладости...
Рафаэль: Нет. Я не ел сладкого, уксуса, соли, перца – острых специй. Очень мексиканских. Я не знаю, что произошло, но с тех пор, как это со мной случилось, с того чудесного дня, я каждый день ем шоколад.
Луис дель Валь: Он высвобождает серотонин, и это...
Рафаэль: Не знаю, что он высвобождает, но съедая каждый день немного шоколада, я чувствую себя очень хорошо.
Луис дель Валь: Когда ты пришел, мы выпили немного шоколада. Когда ты приезжаешь в Арагон зимой, тут холодно.
Рафаэль: Знаю, я несколько раз в этом убеждался.
Луис дель Валь: Здесь у тебя много друзей, которые восхищаются тобой. И я очень благодарен тебе за то, что ты рассказал нам о нетрадиционных вещах, не являющихся общим местом...
Рафаэль: Ты же спрашивал о небанальных вещах. Потому что если я сижу перед каким-нибудь сеньором, который спрашивает: «В каком году Вы родились? Сколько еще Вы будете петь?», то как я себя должен чувствовать?
Луис дель Валь: Спасибо за ответы. Все эти люди любят тебя и восхищаются тобой, как и я, и некоторые из них зададут тебе вопросы. Например, тут присутствует служащая, Мария Пилар.
Мария Пилар Ибаньес: Добрый вечер! Я хотела спросить, что ты думаешь о программах, задача которых – запуск новых молодых исполнителей в мире эстрады или театра?
Рафаэль: Я полагаю, что такие конкурсы всегда нужны. Возможно, сейчас их многовато, а перебор - это ничего хорошего. Но они нужны, потому что я участвовал в конкурсах, когда был еще моложе, чем сейчас.
Луис дель Валь: В радиоконкурсах?
Рафаэль: Я пел по телефону. Они всегда были нужны, но сейчас надо быть осторожным с телевидением, потому что оно быстро сжигает. Певец или проект, который постоянно выходит в эфир, надоедает публике, она устает. Так что хотя мне кажется, что очень хорошо, что эти конкурсы проводятся, их должно быть поменьше. Сейчас их штук шесть и они выходят каждый день. Это too much. Слишком много.
Луис дель Валь: Люди иногда скучают и устают.
Рафаэль: Но они нужны.
Майте Ломата: Добрый вечер. Из-за Вашей профессиональной жизни у Вас было мало времени, чтобы общаться со своей семьей. Что Вам больше всего нравится делать, когда Вы находитесь дома, и что – меньше всего?
Рафаэль: Не думай, что я проводил мало времени с моей семьей, это не так. Я провожу с ними много, очень много времени. Я много путешествую, чтобы чаще бывать с ними. Возможно, не так, как адвокат, который каждый день возвращается из своего офиса домой, но каждый раз, когда я встречаюсь с ними (а это бывает очень часто), я сполна насаждаюсь их обществом. И больше всего мне нравится время десерта, когда все занимаются обсуждением, а я наблюдаю за ними. Дети выросли и говорят о вещах, о которых раньше не высказывались. Они интересны мне.
Пилар Нуэс: Во-первых, я благодарю Вас за эту передачу, и больше спасибо за интервью. Вам хотелось бы вернуться в кино?
Рафаэль: Я вернусь в кино, потому что я никогда не уходил. В любой день. Конечно, я буду сниматься не в таких фильмах, как раньше, потому что все уже сделано и кануло в прошлое, я буду играть в фильмах другого рода. Но я обязательно вернусь.
Луис дель Валь: Еще один «Сорванец»?
Рафаэль: Нечто более продвинутое. Но я уверен, что сделаю это.
Гильермо Андиано (журналист): Я делал твои первые фотографии, когда ты приехал в Сарагосу. Я поздравляю тебя с тем, что ты преодолел свою болезнь. Чего ты ожидаешь от ЭКСПО*? Ты вернешься?
Рафаэль: Да, я приеду. Но как ваш земляк, а не как артист. Как Рафаэль Мартос Санчес с семьей.
Луис дель Валь: Вокзал ты уже увидел.
Рафаэль: Я был в Сарагосе меньше года назад с концертом, который, кстати, получился изумительным. Но я приехал по шоссе и не увидел ничего, и завершения работ на вокзале тоже.
Луис дель Валь: Твой первый импресарио Пако Гордильо назвал тебя «ниньо». «Я еду с мальчиком в Мексику, мальчик устроит турне по Испании, мальчик уже стал заметной фигурой в Нью-Йорке». Это прозвище очень идет тебе, потому что Рафаэль был тогда мальчиком шестнадцати или семнадцати лет, который, казалось, только что ушел из школьного хора, в котором пел еще до того, как сменил короткие штанишки на длинные брюки. И в то же время у тебя всегда было взрослое отношение в жизни, чуть отстраненное. Рафаэль не самоуверен, не нагл, не тщеславен. Но он занимается песней так, словно речь идет о ритуале, а он – один из жрецов. И из уважения к песне он никогда не был сторонником того, чтобы общаться с кем попало, и того, чтобы платить публике другой налог, кроме выступлений – со всей своей мощью и энергией. Возможно, из-за этого некоторые из нас, несмотря на течение времени, продолжают видеть в тебе мальчика. Мальчика, для которого не имеет значения календарь, но который остается таким же требовательным к работе, которую он уважает. Не потому что он ею занимается, а потому, что он находится на службе у публики. Но это не означает, что он находится на службе у журналистов. Именно от ребенка идет тот хохот Рафаэля, который появляется спонтанно в ответ на незамысловатый юмор. И от ребенка идет скромная уклончивость, когда он считает, что другие вмешиваются в дела, лезть в которые он считает неподобающим. Я уже говорил раньше: это мальчик, но мальчик-вундеркинд, который выходит на сцену и полагает, что все, что он подготовил, все, что умеет, все, чему он научился и что он способен дать, он должен отдать публике на протяжении этих двух долгих часов его концерта. И тогда дымящийся голос доходит до партера, поднимается в амфитеатр, скользит по люнетам, и даже охватывает центральную люстру, и обволакивает чувством каждого, потому что в последние пятьдесят лет хоть когда-нибудь в какой-то момент нашей жизни про звучала песня, которую пел Рафаэль.
Рафаэль: Чудесно! Спасибо!
Луис дель Валь: Большое спасибо за то, что ты пришел, Я знаю, что у тебя в разгаре турне, а мы украли у тебя этот день. И мы хотели бы вручить тебе золотой бурдюк- это символ программы и в некотором смысле аванс ЭКСПО.
Рафаэль: Спасибо!
Луис дель Валь: Большое спасибо всем. Мы прекрасно провели время и познакомились с неизвестным Рафаэлем. Ждем вас на следующей неделе.
Перевод Р.Марковой
Опубликовано 02.02.2019
Примечание переводчика:
* Имеется в виду ЭКСПО-2008 — всемирная выставка, которая проходила с 14 июня по 14 сентября 2008 года в городе Сарагоса.