Parte III

ЧАСТЬ III

В Испании такое может случиться только с политиком, который поднимается на кафедру, а депутаты встают с мест.

Это зависит от того, что он сделал за время своей карьеры.

Какой Вы видите современную политическую обстановку?

Ну, неопределенной. Но я оптимист. Я считаю, что все можно уладить. Слишком много воли дали «эго». Есть множество людей, которые портят себе жизнь из-за своего эго. Есть люди, не пользующиеся зеркалом. Потому что, если бы они поглядывали в него, оно бы им сказало: «Смотри, парень, вот, вот и вот. Будь осторожен, у тебя коготок увяз по самое некуда». Полно народа, не отдающего себе ни в чем отчета. Надо знать, что ты можешь сделать.  

Например, баллотироваться на должность президента Соединенных Штатов Америки, хотя это не по силам?

(смеется). Я его знаю.

Расскажите.

Да, я знаком с Трампом. Он побывал в моей гримерной со своей дочерью Иванкой. Он был хозяином Атлантик-Сити, владел там всеми казино. Со мной был мой сын Хакобо, который сопровождал меня в этой поездке. Я там спел, имел потрясающий успех, и встретился с ним. Иванка была большой моей поклонницей. У нас есть фотография, где мы сняты вместе. Это было уже давно, наверное, в девяностые годы.

Вы помните что-нибудь о той встрече?

Он поздравил меня. Он сказал мне, что его дочь целыми днями слушает Рафаэля. То, что говорят все родители. 

Какой визит в Вашу гримерную был самым сюрреалистичным?

Сюрреалистичным? Почему сюрреалистичным?

Неожиданным.

Нет, потому что неожиданные посещения, которые ты имеешь в виду… Я выхожу приветствовать зрителей. Им незачем входить в гримерную. (смеется). Это вежливость с моей стороны – выйти приветствовать их.

Вас всегда предупреждают.

И не надо, это слышно. Например, слышны овации.

Хулио Иглесиас говорил, что он всегда поет для первых двух рядов. А куда смотрите Вы?

Я смотрю на дальние. Если я их вижу.

Вы говорили об Австралии, о постоянных турне, и о чуде сохранения семейных отношений. Артисты всегда находятся далеко от дома.

Это приходит постепенно. Моя семья очень много путешествовала со мной. Дети – билингвы, они учились в США, много ездили, часто сопровождали меня, и моя жена тоже. Пока не пришел момент, когда моя жена сказала: Хватит. Теперь давай подумаем о том, чтобы дети поступили в университет. Всему свое время. И все прошло хорошо, это не стало особенным шоком. Они ездили со мной столько, сколько хотели, пока сами не решили, что надо оставаться в одном месте.

Ваши дети дают Вам советы относительно Вашей профессиональной деятельности?

Да.

Они с Вами спорят?

Да. Я рассказываю им обо всем, что собираюсь делать. Я ем на своем месте, за столом у меня дома (очень похожим на этот), а все рассаживаются вокруг: «Ну-ка, что ты будешь делать?» Я им рассказываю, они все озвучивают свое мнение, и я их выслушиваю.

А потом делаете то, что хотите. Это демократия.

Некоторые вещи меня зацепляют, потому что у людей иное видение предмета. Иногда я понимаю, что они правы. Я этого не говорю, но это хорошо.

Вы когда-нибудь делали что-то, противоречащее принципам Вашей семьи?

Полагаю, что да. Но не отдавал себе в этом отчета.

У Вас больше одной жизни?

На текущий момент – две. Вторая лучше, чем первая.

Вы называете это отсрочкой.

Это и есть отсрочка.

Что у вас в голове, когда…

Кроме шевелюры?

Кстати, завидной. Что Вы делаете, когда Вам нужно отдохнуть? Раньше, чтобы заснуть, Вам надо было принять алкогольный напиток.

Это эпизод моей жизни, о последствиях которого я тогда не знал. Я открыл для себя, что если я выпью, я могу уснуть, но я не знал, что это будет настолько вредно. Я бы не стал этого делать.

Вы всю жизнь не пили и не курили.

Нет, я никогда не пил. Это началось достаточно поздно.

У Вас никогда не было соблазна из-за усталости или одиночества сказать: на этом все?

Я очень люблю мою профессию. И пока она меня привлекает, я не вижу причины, чтобы бросить ее.

Что Вы слушаете дома, если вообще что-нибудь слушаете?

Многих, кроме меня.

Какие ощущения вызывают у Вас Ваши диски?

Ни плохие, ни хорошие. Я должен прослушивать их во время записи, но когда они сделаны, я их не слушаю. Я должен выходить на сцену и петь их как новые, каждый день.

Тогда что же Вы слушаете?

Всевозможную хорошую музыку. От фламенко и джаза, которые приводят меня в восторг, до поп-музыки, которая мне очень нравится, и симфонической, от которой я без ума. Мне также нравится хорошая народная музыка. Я восторгаюсь народными песнями всех стран. Мне нравятся все стили. Я не выношу низкопробной музыки.

А кто решает, какая низкопробная, а какая нет?

Это каждый решает в соответствии со своим вкусом. Покажи мне снимок, мне любопытно (обращается к фотографу, Лупе, которая говорит ему, что хочет поймать его движения). Каждый знает себя лучше.

Если Вы записываете песню, наступает момент, когда Вы решаете, что она звучит идеально?

Нет, идеальной она не будет никогда. Я вечно на все жалуюсь. Я, пожалуй, скажу себе: ты не сможешь сделать лучше. Это можно сделать лучше, но я лично уже не сумею. Потом я продолжаю записываться, потому что меня просят. Вещь получается по-другому, она звучит иначе, но хуже. Это правда. И в итоге редко бывает, что выбирают не первый вариант.

Как Вы сохранили первых поклонниц?

Они у меня до сих пор есть, и новые тоже.

Первый раз становится шоком.

Девушкам всегда нравятся мужчины постарше, потому что молодые ничего не знают.

И Вы увиливаете или позволяет себя дразнить?

Какая тебе разница (смеется)? Я пришел сюда давать интервью, а не рассказывать мою жизнь. В двадцать лет я был очень озабочен моей карьерой. Всегда на первом плане была моя работа, она превыше всего остального.

Есть рафаэлисты, одетые в голубые футболки, это профессиональные зрители первого ряда.

Я не понимаю людей в первом ряду. Они знают, что я этого не понимаю. Потому что я не могу видеть никого в первом ряду. Я ничего не могу видеть. Десятый ряд великолепен, там видно все. Кроме того, там меня видно, когда сидишь нормально. А первый ряд – это боль в шее на целый день.

Вы продолжаете ходить на концерты?

Да, но все должно совпасть: что концерт проходит в городе, куда я приехал, и что я сам не работаю. В испанских городах я не могу воспользоваться возможностью увидеть других артистов, потому что там не планируют спектаклей, совпадающих во времени с моими, так как это означает устроить конкуренцию. Но когда я в отпуске, с женой, я всегда стараюсь что-нибудь посмотреть. В последнее время это бывает реже.

Есть какое-нибудь музыкальное явление, особенно привлекающее Ваше внимание?

В последнее время это Бейонсе.

Вы видели ее вживую?

Да. Дело в том, что Бейонсе, как все мы знаем, использует фонограмму. Так что ты можешь оценить ее только до определенной степени. Все – фонограмма, но там столько порывов и столько движения… как же ты будешь утверждать, что она поет.

Вы никогда не использовали фонограмму?

Нет. Я пользовался ею в кино, потому что там так надо.

Когда это было обычной практикой на телевидении, Вы отказывались, и даже пели поверх фонограммы.

Да (смеется). Похоже, что мода на фонограммы проходит, и начинают требовать, чтобы артисты пели. Им приходится петь даже на конкурсах. И те, кто находится там в качестве тренеров, тоже вынуждены петь, потому что было бы очень странно, если бы претенденты пели, а маэстро – нет.