XXIII. Raphael… “El ídolo”

XXIII. РАФАЭЛЬ… “КУМИР”

Сенсационный успех великого артиста: водоворот успеха, который не прекращается.

Уже почти весна. Уже зацвели миндальные деревья, и их белые цветы понемногу облетают, кружась в воздухе. Другие деревья тоже начинают зеленеть. Вечера стали длинными, солнце - теплым, снег поблескивает как тысячегранное зеркало. Туман уже ушел на Север, далеко на север, погода становится все теплее. Пробуждение к новой жизни. Атмосфера, царящая вокруг, поднимает настроение, люди все время улыбаются, и у них появляется желание жить прямо под звездами… Наступает весна…

Но для Рафаэля весна все равно, что зима, осень или лето.

Времена года бегут, но он не может остановиться и остаться в каком-то из них. Деревья расцветали, но Рафаэль не мог видеть этого, потому что он уехал в Америку, где начиналась зима и где деревья уже сказали "прощай" своим последним листьям. Снова начались странствия артиста, артиста с мировым именем. Самолет, куча чемоданов, черная папка с нотами песен, дирижер, его "английское" трио, Гордильо, Бермудес, какой-нибудь друг, два журналиста, фотограф - вот тот мир, который всегда окружает идола. И аэропорт. И тысячи поклонниц, кричащих его имя. Почти всегда открытая машина, улыбка на лице, поднятая рука… Без всякого выражения усталости на лице, готовый отдать все, что у него есть самое лучшее. И отель, большая комната, полицейские перед дверью, отключенный телефон… и ожидание. Снова лифт, крики поклонниц, интервью с представителями прессы, автографы, коктейль, репетиция… и ожидание. Огромная комната. Сувениры, последние диски, последние записи, открытки, ужин в комнате, сон урывками,… репетиция, крики, автографы, полицейские…, отель. А потом - концерты, концерты, снова перед публикой, вопль зала, "браво", "вива", комплименты, похвалы, толпа, которая кричит, потому что он рядом. Артистическая, зеркало, ослепительный свет, который заставляет прищурить глаза. Артистический выход…, полицейские, поклонницы, вспышка света, множество вспышек фотоаппаратов, рукопожатия, большая машина, холл отеля, иногда - служебная лестница…, комната. Телефон все еще отключен,… и кумир при выключенном свете смотрит через окно на город, который там, внизу, ждет его со своим светом, людьми, машинами, магазинами, спектаклями…

И так день за днем, ночь за ночью…, неделя, месяц, год, несколько лет…

И кумир Рафаэль кроме того еще пытается быть счастливым. И он счастлив. Во всяком случае, он претендует на это. Успех, слава, аплодисменты. Ему не так уже важно не увидеть наступления весны…, он уже не видел ее года три-четыре. Но он помнит ее еще с детства. Когда он еще не мечтал наяву…, а только во сне.

Сейчас он уже знает, что его жизнь будет переменчивой, потому что Латинская Америка лежит в другом полушарии. Он будет жить от зимы до зимы…, невероятно долгой зимы, такой длинной, как в Скандинавских странах. А потом летом он будет в другом месте и осенью затеряется под туманом Лондона. А затем он сразу окажется в Австралии (Какая погода в Австралии?) или в Южной Африке. У компаса его жизни нет ни севера, ни юга, ни востока, ни запада. Стрелки вращаются как сумасшедшие, подобно белым шарам в казино Лас-Вегаса.

* * * * *

Была уже почти весна, когда Рафаэль закончил съемки "Sin un adios", окончательное название "Yo amo", его последнего фильма. Это печальная и сентиментальная история, умело соединенная с веселыми штрихами музыкальной комедии. История рассказывает о жизни идола: его успехах, разочарованиях, о сумасшедшем темпе жизни, жажде свободы и о рабстве, которое приносит с собой слава. Вместе с ним снималась Лесли Анн Даун, пятнадцатилетняя англичанка, красота которой способна приблизить наступление весны.

В этом фильме Рафаэль осуществил свое давнишнее чаяние: музыкальную комедию, но не исключая драматической песни, такие, как, например, песня, название которой носит фильм и которая будет одним из самых больших успехов в его карьере.

Но прежде, чем начать съемки фильма,- часы без стрелок, календари без дат, недели без дней, - Рафаэль много путешествовал. Вскоре после своего сказочного успеха в Мэдисон-Сквер-Гардене Рафаэль подписал много контрактов на выступления на всем западном побережье Соединенных Штатов. Но еще раньше (а, может быть, и позже?) он целых шесть недель с непревзойденным успехом выступал в "The talk оf the town", и там прямо на концерте была записана долгоиграющая пластинка. Рафаэль работал с понедельника по субботу, а в воскресенье утром, в половине двенадцатого приезжал в Мадрид. И так каждое воскресенье, все шесть недель. Он никогда не пропускал этих встреч, и те, кто должен был присутствовать на них, тоже были пунктуальны. Потому что Рафаэль никогда не приезжал в Мадрид только из-за тоски по родине. Рафаэль выходил из самолета, садился в машину, а дома его уже ждал парикмахер, портной и секретарша, сообщавшая ему последние новости. Рафаэль подписывал письма и фотографии. Кроме того, он встречался с режиссером Висенте Эскриба, и они дружески обсуждали последние детали будущего фильма, а потом он запирался с Глюком и Рафаэлем де Леоном, и они набрасывали и проигрывали новые песни. А потом говорили с представителем фирмы "Hispavox" насчет новой пластинки. И, кроме того, у него еще оставалось немного времени для того, чтобы послушать песни, которые приходили со всех концов света. Потом он бежал в ресторан, очень рано ложился спать, и ему снился туман…, тот самый туман, который мог бы помешать его возвращению в Лондон. Чтобы этого не случилось, Рафаэль садился в первый же утренний самолет на Париж и там (самолеты в Лондон отправляются через каждые 40 минут) пытался воспользоваться первым же проблеском погоды.

- Ты устал? - спросил я у него.
- Да.

Больше не было сказано ни слова.

Лондон начал немного надоедать ему из-за того, что он слишком долго выступал там. Он знал, что каждый вечер в 9 часов он должен был быть в "The talk of the town" и до половины десятого ждать той минуты, когда по радио в его комнате раздадутся слова "Twenty five minutes, mr. Raphael" (25 минут, мистер Рафаэль). За день, кроме своих уроков английского языка, которые он еще не прекратил, Рафаэль успевал пробежаться по магазинам - ведь приближалось Рождество. Каждое воскресенье он привозил целый чемодан золотых, красных, голубых шаров, золотых м серебряных гирлянд, резиновых фигурок, на которых было написано "Happy Christmas" (Счастливого Рождества) и огромных бумажных Дедов Морозов, которые громоздились повсюду, на всех шкафах и столах. Он набил свой дом на Мария де Молина всякими безделушками и рождественскими украшениями. Этот была его "отдушина". Впервые Рафаэль с нетерпением ожидал прихода Рождества.

- Я закончу выступления в Лондоне 16 декабря и сразу уеду.

Появлялся еще один Дед мороз. Его надували, и он оставался там со своим улыбающимся лицом и белой бородой.

- Я должен ехать в Лос-Анжелес, Сан Франциско, Сан-Антонио, но это будет быстро, очень быстро. Одна неделя.

Золотые гирлянды пересекали комнату. Играла музыка. Изредка Рафаэль запирался в комнате и напевал готовую песню. Потом он выходил в салон.

- Но сейчас я должен работать всю эту и следующую недели, потому что уже приближается моя программа на телевидении. Ты ведь знаешь, что там много песен.

Он пытался выглянуть на террасу. Все еще стоял туман. Рафаэль смеялся: "Я-то думал, что туманы только в Лондоне …, а оказывается, и в Мадриде тоже…"

Он прохаживался по дому. Менял фотографии в своей комнате, говорил Рафаэлю де Леону, что ему не нравится какое-то слово, ставил пластинки. Убивал время. Еще одна встреча. Фотографии из фильма. Новые диалоги. Еще один телефонный звонок, сообщающий, что подписан новый контракт. "А что мы будем делать в новогоднюю ночь? В этот раз я хочу даже напиться…"

Еще один рассвет. Аэропорт в полутьме, солнце, пытающееся выглянуть сквозь тучи. В руках у Рафаэля только паспорт. Быстрое прощание: "До воскресенья". И снова самолет, увозящий его в Лондон, и снова обычная жизнь кумира: репетиции, уроки английского языка, новые репетиции для "Шоу тома Джонса", новая запись…, новый репортаж… А потом - комната отеля, пластинки, магнитофон… И снова, почти бегом, - "Херродс" или какой-нибудь другой магазин в поисках последних рождественских новинок. А вечером, когда город снова укутан туманом, - "The talk of the town".

Вдруг все озаряется светом. Свет на сцене, в центре Рафаэль, в зале - люди, яростно аплодирующие ему. А на его артистическом пути - новый успех, новая победа, новый рынок.

А снаружи - густой туман.

* * * * *

Хотелось бы проследить за жизнью Рафаэля, но она постоянно ускользает. И знаешь, что пора заканчивать эту "короткую историю великого артиста", но когда бы мы не закончили ее, дни принесут новые события. Нельзя задержать бег времени, это не в силах человека - удержать листки календаря. Гастроли следуют за гастролями. Позавчера, а может быть дня четыре назад, он пел в Бухаресте. Это первый раз, когда он едет в страны Востока. И случилось то, что и всегда… Рафаэля требуют Чехословакия и Венгрия…, а в это время ему готовят большое турне по РОССИИ.

Но вдруг он должен петь в Нью-Йорке, чтобы выполнить неотложный контракт. Бермудес уже распределяет выступления на 1972 год. Все остальные даты уже распределены, свободна лишь одна неделя (в каком месяце, в каком году?). Даже неизвестно, когда она будет.

В это время, - или, может быть, чуточку раньше? - Рафаэль получает кучу премий: статуэтки, золотые диски, почетные грамоты, медали, ключи от разных городов… Они приходят из Латинской Америки, он завоевывает их в Испании. Многие города родины провозглашают его почетным членом различных учреждений, но в большинстве случаев Рафаэль даже не может приехать, чтобы забрать свой трофей. Организаторы откладывают все мероприятия, приспосабливаясь к нуждам "идола", но "идол-1970" не может назначить им точный день, потому что завтра его, возможно, будет ждать самолет, уносящий его на другой континент. Его дом в Марбелье с собаками, белыми и красными геранями пустует, в доме на улице Хуана Рамона Хименеса он лишь изредка появляется, едва успев раскрыть чемоданы и сразу захлопнуть… Стены его студии на улице Мария де Молина покрываются новыми фотографиями, новыми премиями…, но иногда проходят целые месяцы, в течение которых он даже не открывает крышку пианино, которое продолжает быть немым. Когда иногда вечером он входит в один из пяти-шести ресторанов, которые обычно посещает, его хозяева не знают, то ли Рафаэль приходит, то ли уходит…, да и Рафаэль ли это перед ними.

Но надо заканчивать эту "короткую историю" Рафаэля. Надо закончить ее в году Х, дне Y, часу Z. Я еще раз повторю, что хотел бы поймать мимолетные мгновения жизни Рафаэля, проникнув в его духовный мир, в его внутреннее "я", в эту сказочную и загадочную глубину души великих артистов. Вспоминаешь события и фразы. Вечер, когда Рафаэлю была вручена награда - орден Cuchepoca. Под конец он поднялся и сказал:

"Я - человек, который мало говорит, но много поет".

Под прощальные аккорды думаешь, что одна страна предложила что угодно с условием, что он поменяет национальность. Он ответил категорически "нет" и добавил: "Ни за что в мире я не перестану быть испанцем….", а потом, улыбаясь пояснил: "Я всегда пою на андалузском. Я пою мексиканскую песню, но с андалузским акцентом, танго - тоже". Испания живет в каждом движении этого испанского артиста по имени Рафаэль.

* * * * *

Рафаэль закончил свои выступления в "The talk of the town". Он окончательно вернулся в Мадрид, и в его доме появилось еще больше улыбающихся Дедов Морозов. Было очень холодно. Однажды ранним утром он уехал в Лос-Анжелес, а через два дня вечером он уже пел в этом гигантском городе. И снова поклонница рвали на себе волосы. Роберт Хилбурн, критик газеты "Лос-Анжелес Таймс", писал: "Хотя мои друзья из Нью-Йорка описали Рафаэля, как что-то среднее между Том Джонсом и Элвисом Пресли, я думаю, что правильнее было бы сравнить его с Марио Ланца. Голос Рафаэля гораздо богаче и чище, чем у Тома Джонса".

Оттуда Рафаэль поехал выступать в города побережья. Такой же апофеоз, такой же успех, такие же красные розы на длинных стеблях. А однажды утром он снова вернулся в Мадрид. Было 23 декабря. Уже состоялся тираж лотереи…, но ему ничего не выпало…, потому что он никогда не играет. "Какой ужас, - говорил он смеясь, - если я когда-нибудь куплю билет, то на меня свалится самый большой выигрыш… Вот этого то уж я себе никогда не смогу простить".

Из аэропорта Рафаэль поехал прямо в Эстудиос Бронстон, чтобы снять заголовок передачи для испанского телевидения "Especial Raphael". Потом не разобрав чемоданы, домой на улицу Мария де Молина, потому что ему надо было послушать последний вариант новой песни с его будущего диска. Потом - чуть ли не бегом - на студию Моро для того, чтобы сделать пробные кадры. И, наконец, после всего этого можно немного отдохнуть.

По радио снова звучала его песня "El peque?o tamborinero". Она снова и снова была первой в списке проданных пластинок. По радио снова слышалась знакомая мелодия. Рождество приходило вместе с Рафаэлем. А он в своих воспоминаниях уносился назад. Он снова становился пастушком. Он снова спускался по склону со своей котомкой, в альпаргатах и со своим воображаемым невидимым барабаном..., как тем памятным вечером на телевидении, который одним махом открыл ему двери прекрасного мира, о котором он не мог и мечтать.

* * * * *

Прошло Рождество и Рафаэль снова улетел…, не знаю, куда. Чемоданы, самолеты, аэропорты, репетиции, поклонницы, комнаты отелей… - обычная история. Страх великих артистов за пять минут до выхода на сцену. А теперь я пытаюсь проникнуть в душу Рафаэля - идола, пленника своей собственной славы. Тысячи и тысячи его поклонниц кричат мне, что он лучше всех в мире. Но он анализирует себя и сознает, что всегда есть и всегда может быть "кто-то" лучше. Естественно, к чему он стремится - это значиться в списке знаменитостей, среди тех, кто под ярким светом прожекторов отдает свое сердце и отвагу публике.

- Зачем я буду петь песни Жильбера Беко, если я заранее знаю, что не смогу превзойти его?

- Но ты же можешь исполнить ее по-своему.

- Нет, есть песни, которые лучше оставить в покое, в своем первом исполнении. Я никогда бы не стал петь песню "People". Зачем? Разве можно превзойти или хотя бы сравниться с Стрейзанд.

Каков Рафаэль - идол? Как другие. Может быть. Со своими стремлениями, замыслами, постоянными страхами, со своим большим тщеславием и недостатками, тоже большими. О чем думает он в часы ожиданий, в ранние утра, когда он так мало спит? Чувствует ли он одиночество, тоску или просто жаждет достигнуть еще большего?

На карте его воспоминаний еще есть новые страны. Мысленно он помечает крестиком те, где он был, которые завоевал, где его имя живет в сердцах людей. Но компенсирует ли тебе это все остальное?

"Да, - кричит он, - компенсирует. Для моей работы я готов на любую жертву".

Он отказался от личной жизни. Превратившись в идола толп, он скрывается за черными очками. Он живет с тайным убеждением, что он преследуемый. Он ищет тень, узкие улочки, места без света. Он в плену у самого себя. Крики, аплодисменты, безумства превратились в его тень, которая никогда не покидает его. Шум самолетов постоянно сопровождает его. Вызовы на сцену. Музыка. Замолкающий, но грозящий вскоре обрушиться на него шум публики. О чем думает Рафаэль - кумир?

Кумир - человек не такой, как все остальные. Кумир принадлежит всем остальным. Он должен улыбаться, хотя ему этого и не хочется, и терпеть множество всяких вещей, и выдерживать натиск времени и конкуренции…, и каждый день быть готовым идти в новый бой…, и возвращаться в темноту своей комнаты с улыбкой…, и никогда не снимать маску идола, даже когда он совершенно уверен, что его никто не видит.

Рафаэль - это кумир. Так ли это? Я не могу сказать. Мне нужно было бы гораздо больше часов, гораздо больше дней быть рядом с ним. Я никогда не знаю, когда он в маске идола, а когда он - идол, которому нужна маска. Сейчас я попробую, может быть, тщетно, проникнуть в душу Рафаэля как личности, как живого существа, как человека.

Перевод Галины Соколовой
и Аллы Ищенко
Обновлено 14.03.2013