Рафаэль и его жизнь. От Бенидорма до Мэдисон-Сквер Гарден. 1972
RAPHAEL, SU VIDA. DE BENIDORM AL MADISON SQUARE GARDEN. 1972
Полагаю, что на прошлой неделе мы оборвали нашу беседу у дверей фестиваля в Бенидорме. Этот конкурс всегда стоял в истории Рафаэля особняком. Рассказывая биографию юноши из Линареса, можно с полным на то основанием говорить о «до» и «после» Бенидорма.
Фото: Рафаэль в Сан-Франциско.
И во время выступления.
И (самая необычная фотография) за мольбертом художника.
Жаль, что мы не видим мольберт с другой стороны.
Параллельно с этой историей, которую мы рассказываем или, вернее будет сказать, пишем, разворачиваются истории, связанные с его предстоящей женитьбой на Наталии (она продолжает сидеть чуть ли не запершись, избегая официальных допросчиков, и однозначно более одинокая, чем когда бы то ни было. Она ждет).
Как мы указывали в предшествующих выпусках, наша беседа носит совершенно неформальный характер. Мы не намеревались ограничивать себя хронологическим порядком, что могло быть превратить эту беседу в увесистую и сухую энциклопедию. Мы говорим о его жизни так, слово болтаем о футболе (который не нравится ни ему, ни мне) или о корриде (которая нравится ему и нравится мне). Мы продолжаем оставаться в его квартире на улице Марии де Молина. «Я буду ее продавать, ты не знаешь никого, кто хотел бы купить ее?», - говорит он мне. На магнитофонных лентах продолжает разворачиваться его бесконечная дорога. В качестве анекдота я должен сказать, что я получил несколько предложений от читателей, которые хотели бы приобрести эти ленты, на которых записаны мои беседы с Рафаэлем. Ввиду интереса, который некоторые люди проявляют к этим столь ценным для них документам, я хотел бы найти способ передать их им. Но об этом мы поговорим позже.
Llevan. Первая премия
Я уже говорил, что на прошлой неделе мы остановились на подходах к Фестивалю в Бенидорме.
- Рафаэль, как это было?
- Ну, на самом деле мне это далось не слишком легко. В начале меня не выбрали. Я уйму раз выступал на радио, пока наконец после всех этих вывертов и изрядной доли удачи меня не взяли. Мы все, участники, пописали контракт с радиостанцией, ответственной за организацию. Каждый месяц мы получали пять тысяч песет, и в течение двух месяцев, что продолжались пробы, выступали столько раз, сколько требовалось. Как ты знаешь, Главная премия равнялась пятидесяти тысячам песет. И каждый представлял столько песен, сколько мог. Я получил премию за песню Llevan. Но вдобавок получил также премию за исполнение, и вторую, третью, пятую и восьмую премии. Так что у меня пять песен прошли в финал ты знаешь это?
- Что сделал с деньгами, полученными за Llevan?
- Ну, по правде говоря, я использовал их, чтобы заплатить за обложки дух журналов.
- Что?
- Да, не удивляйся. Я заплатил за мое появление в журналах «Primer Plano» и «Noche y Dia».
- За свою творческую жизнь ты часто оплачивал обложки?
- Нет, никогда. только те две. Я же только начинал, пойми это.
- В то время с тобой в качестве менеджера уже работал Пако Гордильо, сын маэстро Гордильо?
- Да и нет. Он работал, но особым образом, чисто по-дружески.
- Ты выиграл Бенидорм. Ты помнишь, что ты делал на следующий день?
- Я помню все, я же тебе говорил. Чего-то другого у меня нет, но память… Я поехал в Хихон петь. Это был мой первый контракт, появившийся благодаря премии фестиваля. Я хорошо помню, что получал ежедневно по две тысячи песет за два выступления каждый вечер, на протяжении пятнадцати дней.
- Может быть, ты вспомнишь и место, где пел?
- Да, конечно. Оно называлось Acapulco – прекрасное место. Оно находилось около отеля Hernan Cortes.
Всегда с Пако
- С кем ты тогда ездил?
- С Пако. Всегда с Пако. Хотя в те дни я познакомился с моим импресарио, столько же важным сегодня для меня человеком. Это был Франсиско Бермудес, еще один Пако. Он предложил мне первый настоящий концерт, для меня самого. Я поехал в Мурсию и получил пятнадцать тысяч песет. Вышли новые пластинки с песнями с фестиваля, и я уже мог каким-то образом представлять себя театральным агентам. В то время я также дебютировал в Мадриде в York Club, и. должен признаться, с таким успехом, что меня перебросили в Parilla del Rex, где за несколько дней до этого дебютировали также Жильбер Беко и Далида. Тогда это было самое главное место в Мадриде, когда речь шла о выступлениях.
- В каком году мы находимся сейчас?
- В конце шестьдесят четвертого. Мне было семнадцать или восемнадцать лет. Предупреждаю, что я работал по фальшивому удостоверению.
- ???
- Да, я работал по удостоверению на трех листочках, которое выдают в шестнадцать лет, чтобы иметь право работать до восемнадцати лет. Короче я был не в ладах с законом, вот что я хочу сказать…
В те месяцы, рассказывает мне Рафаэль, было много суеты. Выступления на главных телестанциях Европы, переговоры в мире пластинок, новые предложения записываться в других фирмах и все такое. Тогда он поверил в себя, хотя не до конца. Однажды они вдвоем с Пако уехали в Париж. Здесь, в Мадриде, они сказали, что поехали посмотреть выступление Пиаф, вечного кумира Рафаэля. Это было не совсем правдой. Это верно – за тот месяц, что они провели в Париже, они четыре или пять раз видели Пиаф, но также надо сказать, что главным мотивом бегства в Париж было желание познакомиться с Эдди Барклаем, который предложил им записать несколько песен. Так и вышло. Рафаэль вернулся из Парижа с несколькими песнями, изданными под маркой знаменитого французского музыканта и бизнесмена.
Парижская ностальгия
Рафаэль вспоминает эти дни с ностальгией, читающейся в его глазах. Иногда Рафаэль похож на тех верблюдов, которые пьют воду, запасенную несколько недель назад, и возвращаются к жизни посреди пустыни. Для Рафаэля вспоминать – это, больше, чем для кого бы то ни было, переживать заново. Он счастлив, когда оглядывается назад и шаг за шагом прохаживается среди воспоминаний о первых этапах его работы.
- Когда я находился в Париже, мне предложили достаточно интересный контракт на выступление в Бейруте в течение четырех месяцев. И я был готов принять его, когда получил телеграмму с приглашением выступить в Мадриде в передаче Gran parada на испанском телевидении. Я решил вернуться домой и представить себя в Испании, перед своими. Это был способ расплатиться – символически – за все то доверие, которое мне оказали.
- Но это выступление на Испанском Телевидении имело большое значение?
- Да, я так думаю. Но передача, выступление в которой действительно имело эффект, оказалась следующей, где я впервые исполнил El pequeno tamborilero. С этой передачи вовсю началась моя великолепная карьера. Концертные залы оспаривали меня друг у друга. «Гонорары» значительно увеличились, и тогда, я полагаю лишь тогда те, кто окружал меня, кто меня знал, осознали, что настал час, который я предсказывал им много лет назад.
Он появляется в кино
Кино в жизни Рафаэля возникло почти спонтанно. После его короткой, но блестящей роли в Las gemelas он продолжал получать предложения, некоторые из которых он принимал, а некоторые, которых было больше, отвергал.
- После Las gemelas мне предложили сделать одну вещь с Форке*, в которой я не был главным героем, я ее не принял. Мне предложили также сделать фильм с Пили и Мили, которые тогда были здесь очень известны, и я отказался. С помощью Леонардо Мартина я подписал контракт с Epoca Films. Это был мой первый значительный контракт.
- Сколько ты получал и на сколько ты соглашался?
- Ну, я должен был сняться в одном фильме и взамен получить триста пятьдесят тысяч песет, за второй фильм – пятьсот тысяч, а третий был опциональный, то есть в зависимости от достигнутого успеха я бы его сделал или мог расторгнуть контракт.
На «военке» и на конкурсе Евровидения
Давайте снова определимся со временем. Это был 1966 год. Рафаэля потребовали для выступления в Рождественской кампании, которую он уже никогда больше не пропускал, появляясь как великая звездная фигура. Но, естественно, в этот год происходило много чего другого.
- В шестьдесят шестом я попал на военную службу. Я пошел на «военку» как все, хотя я знаю, что многие говорят, будто я даже не надевал форму хаки. Я могу показать тебе сотню фотографий, где я марширую…
- И было кое-то еще…
- Да, конечно. В том году меня выбрали, чтобы представлять испанское Телевидение на Конкурсе Евровидения.
- Значит, это было важно?
Сегодня здесь, а завтра – далеко, очень далеко. Вскоре он может очутиться на фоне Статуи Свободы или знаменитого Эмпайр Стейт Билдинга в США, которые для большинства испанских певцов гораздо более далеки, чем Южная Америка, или же в своей резиденции в Малаге, свидетеле его отдыха, в компании его родителей.
Фото:
Рафаэль и Хосе Мария Иньиго (с широкими улыбками)
вспоминают начало карьеры певца
- Слушай, конечно, это было важно, учти, что это было единственное появление на по-настоящему международном уровне, на которое могла рассчитывать наша эстрада. За конкурсом следили многие миллионы зрителей.
- Но разве ты не был на военной службе?
- Да, конечно же, был, но я, слава Богу, получил пять дней отпуска, чтобы съездить в Люксембург, где походил конкурс.
- Какую песню ты пел?
- Yo soy aquel. Оркестром дирижировал маэстро Ибарбия. Наше выступление было хорошим, несмотря на то, что результаты оказались не слишком блестящими, но мы хоть набрали какие-то баллы. Я уехал (почему не сказать об этом) с надеждой на победу, но верно и то, что у меня пока еще не было достаточной поддержки в Европе, и в странах, принимавших участие в голосовании, меня едва ли видели разок по телевидению.
- Что еще произошло в шестьдесят шестом году?
- Знаешь, с огромным успехом у публики прошла премьера фильма Cuando tu no estás. Я совершил мою первую поездку в Южную Америку, где до того времени меня знали по нескольким изданным там пластинкам. Я проехал почти весь континент. Это был очень важный опыт для моей карьеры. И до окончания этого года мне также дали сценарий фильма Al ponerse el sol, который, заметим мимоходом, мне совершенно не понравился. Впоследствии, из-за моего недовольства сюжетом, были внесены некоторые изменения, и я снялся в этом фильме, который поставил режиссер Камус, и где играла Серена Вергана.
В Олимпии
- Когда Вы приехали в парижскую Олимпию?
- Это было… в октябре, да в октябре шестьдесят шестого года.
- Как это было?
- Потрясающе. Для начала, это впечатляет – выступать в месте с такой историей. Словно призраки – призраки побывавших там гениев постоянно разгуливают по ней, будто подстерегая тебя. Олимпия, ее сцена, ее атмосфера внушают уважение. Я спел все, что мог, много вещей, пока не выдохся. Почти сорок песен. Я опьянел от аплодисментов, думаю, что мы пьянеем от успеха, от пота, радости, триумфа… Для меня это был один из самых важных концертов, которые я устраивал. Помню, что публика встала с мест. Я, с глазами, ослепленными прожекторами, не знал – это мираж или нет. Но это было так, публика была там, она стояла, яростно аплодируя. Это был памятный день, который я никогда не забуду.
- Что Вы делали потом?
- Ну, по правде, мне не дали времени даже чтобы приземлиться, вернуться на землю после успеха в Олимпии, потому что рано утром на следующий день я улетел из Парижа в Аргентину, чтобы начать съемки фильма Digan lo que digan. В разгар съемок до меня дошли сведения из Испании, что Al ponerse el sol не имел особенного успеха. Сначала я подумал, что в каком-то смысле это логично, потому что сценарий никогда не казался мне хорошим. Это известие достаточно сильно испортило мне настроение, и я несколько дней ни с кем не разговаривал. Потом, со временем, я увидел, что фильм пошел не так плохо, как в день премьеры, и что цифры сборов были достаточно приемлемыми.
Нечто вроде счетной машины
- Что еще?
Рафаэль – это машина, он не останавливается. Он говорит без остановки, рассказывая подробности, которые почти невозможно запомнить.
Он, как я упоминал в другом месте, похож на электронную счетную машину, и всегда готов к борьбе.
- После съемок Digan lo que digan я уехал в Лондон, чтобы выступать в Savoy. Ты знаешь, что Savoy – в высшей степени консервативный отель, доступ в который имеют только артисты очень специфического толка? Люди приходят туда поесть и выпить, и в это время выходит певец и исполняет свой номер. Говорят, что если в Англии ты не заставишь присутствующих прекратить жевать, ты ни на что не годишься, что, скажем прямо неприятно. У меня ушло две песни на то, чтобы заставить всех забыть о своих вилках и уделить внимание мне. Тогда я осознал, что мог бы добиться триумфа также «в зарубежье», я хочу сказать – в Англии и США…
- После выступления в лондонском Savoy ты начал съемки El Golfo.
- Да, та эпоха была ужасно напряженной. Я также выступил вместе с Томом Джонсом на MIDEM в Каннах. Или это было в другом году? Нет-нет, это был тот самый год. Там меня очень хорошо приняли, несмотря на то, что зрители были представителями мира торговли пластинками и их присутствие на MIDEM было вызвано единственно и исключительно чисто рабочими причинами.
Встреча с Авой
После MIDEM Рафаэль, заехав в Мадрид, возвращается в Америку. «Тогда я познакомился с Авой Гарднер. Очень смешно – находясь в Америке, я читал испанские газеты, опубликовавшие мою фотографию с ней и написавшие, что мы обручены или что между нами существует нечто большее, чем дружба…», - вспоминает Рафаэль.
- Между Авой Гарднер и мной не возникло ничего, кроме мгновенной, но искренней дружбы. Мы познакомились на праздновании моего дня рождения. Это очень привлекательная, восхитительная женщина, с непринужденной и остроумной манерой вести беседу. Это великая женщина, которую потом я уже больше не видел.
Мы двигаемся рывками. В нашей беседе мы пересекаем Атлантический океан так, как люди переходят обычную лужу на улице. Мы снова оказываемся в Европе. Рафаэль выступает в Talk of the Town через несколько дней после того как там выступило трио The Supremas. Я сам ходил посмотреть на него там. Я помню, что без предупреждения появился в его гримерной. Там был, полагаю, Томас Муньос, тогдашний директор компании Gamma в Мехико, который вот-вот должен был приехать в Мадрид, чтобы взяться за руководство фирмой Hispavox. Мне ничего не оставалось делать, как признать его успех в Talk of the Town, и так я и сказал тогда в Mundo Joven: это было впечатляюще. Рафаэль с аншлагом пел на протяжении целой недели.
- С какой подготовкой Вы приехали в Лондон, чтобы выступить в таком значимом месте?
- Ну, с опытом нескольких лет борьбы. Я уже больше года учил английский язык, оттачивая мое произношение. С другой стороны, я несколько раз ездил в Америку, чтобы посмотреть выступления выдающихся людей и поучиться.
- Тогда, после возвращения из лондонского Talk of the Town, Вы также начали цикл концертов в мадридском Дворце Музыки, да?
- Да, точно. Я каждый день работал до упаду, пока в конце концов не произошло то, что мне предсказывали врачи – я, изнуренный, свалился жертвой жестокого истощения сил. После этого общего истощения мое состояние ухудшилось из-за приступа гастрита, который чуть не убил меня. Некоторое время я отдыхал. Потом я снова поехал за границу, и двадцать третьего декабря вновь появился на Испанском Телевидении в передаче Рамона Диеса, которая, по словам критиков и публике, оказалась из ряда вон выходящей…
- Вы уже выступили в Мэдисон-Сквер Гарден в Нью-Йорке?
- Да, я как раз приехал из Нью-Йорка, отложив несколько концертов, чтобы провести здесь Рождество и сделать эту передачу, о которой я тебе говорил.
И вот так, беседуя и беседуя до тех пор, пока вы будете этого хотеть… Рафаэль продолжает свой путь. Он говорит о своих успехах, не замалчивая своих маленьких неудач. В том, что касается рассказа о его работе, это искренний человек. Нам осталось записать тысячу и одну подробность, остались вещи, которые надо сказать, которые выйдут на свет в воспоминаниях в этой очень неформальной беседе с Рафаэлем.
Х.М.Иньиго
1972
Mundo Joven
Перевод А.И.Кучан
Опубликовано 10.10.2016
Примечания переводчика:
* Хосе Мария Форке Галиндо (8.03.1923-17.03.1995) - испанский кинорежиссёр и сценарист.