Рафаэль: «Я на сто процентов феминист и верю, что равенство наступит». 2018

RAPHAEL: «SOY TOTALMENTE FEMINISTA Y CREO QUE LA IGUALDAD LLEGARÁ». 2018

Этот неутомимый артист выпустил свои первые пластинки в 60-е, и с тех пор он практически не уходил со сцены и не думает об этом. Сейчас он возвращается на остров, чтобы представить свой последний по времени выхода альбом Infinitos bailes, созданный избранными артистами, работающими в сфере испанской музыки indie, и пройтись по его вечным хитам. Этот исполнительский марафон пройдет 12 октября на арене Gran Canaria Arena.

— Как Вы себя чувствуете?

— Очень хорошо. Я все еще взволнован после позавчерашнего концерта в Мадриде (22 сентября).

— Ваше последнее турне было симфоническим, а сейчас Вы возвращаетесь на остров, чтобы предложить публике свою версию песен в духе рок и indie. Похоже, после пятидесяти лет на эстраде Вам по-прежнему нравится принимать вызовы.

— Всегда, если они не наводят на меня скуку. Каждый спектакль – это личный вызов, потому что мне нравится всегда находиться там, где я должен находиться, и где позволяют мои возможности.

— В Ваш альбом Infinitos bailes вошли песни, написанные Исалем, Иваном Феррейро, Дани Мартином, Ванесой Мартин, Вегой... Вы уже сделали эти песни своими?

— Полностью. Я сразу же перевожу их в мой стиль. Стоит услышать их, и они моментально выходит из моего рта преобразованными. Я должен наложить на них печать «Рафаэль», и для меня это не составляет никакого труда. И так было всегда.

— Турне называется Loco por cantar, как одна из песен Вашего альбома, и я предполагаю, что название подходит ему идеально, потому что Вы уже могли бы с комфортом прожить и без этих забот. Что Вам дает сцена?

— Сцена нравится мне больше всех прочих вещей. Я получаю удовольствие от моей работы и ни за что не собираюсь отказываться от нее, тем более в том состоянии, в котором нахожусь. Рафаэля хватит еще надолго, очень надолго.

— Пабло Карбонель говорит, что Рафаэль – самый панковый певец Испании; в чем Вы чувствуете себя ниспровергателем? Вы сталкивались с каким-либо неприятием?

- Нет, совсем наоборот. Я никогда не ощущал отторжения. Я никогда не говорю о прошлом, я не склонен к ностальгии, но мне приходится оглядываться назад. С тех пор, как я в четырнадцать лет начал мою творческую карьеру, я никогда не чувствовал неприязни публики. Это побуждает тебя идти вперед.

— В чем Вы были ниспровергателем основ?

— Я ломаю все схемы, когда выхожу на сцену. Я всегда был только самим собой. Я не имитировал никакого артиста. Я смотрю на них только, чтобы восхищаться, а не чтобы копировать их. У меня много разных недостатков, кроме стремления к копированию.

— Значит, если Вы не занимаетесь плагиатом и обманом, Вы не можете быть политиком.

— (Смеется) В эту область я не суюсь. СМИ очень надоедают: если вы что-то ухватываете, вы повторяете это потом, пока в зубах не навязнет.

— У Вас эпические концерты, в них больше тридцати песен в круговороте вокала и эмоций. Говорят. что музыканты вашего оркестра очень молоды. Это их не утомляет?

— Их приходится менять каждые десять лет. Я их не сменяю, они сами уходят. Семьи жалуются. Они молодые ребята, недавно женившиеся, и пока они были со мной, уже обзавелись детьми. Они работают со мной двенадцать ил четырнадцать лет, но их семьи требуют их обратно. Я все понимаю. Я понемногу меняю музыкантов. У меня чудесные музыканты. Те, которые у меня сейчас, и те, что были всю жизнь. Вальдо де лос Риос, Хуан Эстебан Куаччи, Мануэль Алехандро... У меня были потрясающие дирижеры.

— На ваших концертах Вы исполняете свои версии классических произведений Виолеты Парра и Гарделя. Есть ли какая-нибудь песня, которую Вы недавно услышали и хотели бы присвоить?

— Я всегда в поиске. Всегда нахожу что-нибудь интересное. Иногда не для того, чтобы петь самому, а чтобы слушать и получать удовольствие. Я в восторге от латиноамериканской народной музыки, особенно от танго. Четыре года назад я записал диск с танго, это лучшее, что я сделал. Я даже слушаю его. Я думаю, что были чудесные композиторы, достойные, чтобы их помнили.

— Куда движется ваша карьера после того как Вы стали великим боссом indie?

— Все в руке божьей. Я знаю, что семнадцатого декабря я устрою премьеру в мадридском театре Real, но это относится к профессиональным секретам. Мы сменим тему. Я это делаю каждые полтора-два года. Это хороший повод, чтобы публика не заскучала.

— Вы очень меня заинтриговали.

— Я дал тебе очень большую подсказку. Это будет в театре Real, так что я не буду петь фламенко.

— Но после стольких изменений темы Вы в самом деле думаете, что можете наскучить?

— Но я могу утомить некоторыми вещами, определенными песнями. Когда я устраиваю перемены, я чувствую себя хорошо. Иногда я изымаю из спектакля какие-то песни, и обычно месяцев через семь-восемь начинаю скучать по ним и снова ввожу их в репертуар и пою.

— Почему Вы, с Вашим музыкальным опытом, не пробовали писать песни?

— Я не умею. Я умею сидеть рядом с композитором и давать ему указания. Об этом хорошо знает Мануэль Алехандро и любой человек, сочинявший для меня песни. Я достаточно скромен, чтобы понять, что Рафаэль-композитор не достигнет высот Рафаэля-певца. Я им даю указания, говорю о вещах, о которых я хочу рассказать, о том, о другом... Мне нравится управлять процессом сочинения, а не сочинять.

— У Вас есть одна песня, El mundo será de ellas, где говорится о положении женщины и о том, что выносят женщины. Вы считаете себя феминистом?

— Я – стопроцентно. Но дело в том, что у женщин есть точно такие же права, и наступит день, когда все наладится и все долги будут признаны. И не только признаны, но и оплачены.

— Во время Вашей продолжительной карьеры Вы всегда пользовались творческой свободой?

— Я всегда был свободен, полностью.

— И Вы чувствуете себя настолько же свободным, чтобы высказывать свое мнение в такой манихейской стране? Часто приходится прикусывать язычок?

— Нет, дело в том, что я не высказываю своего мнения о том, что меня не интересует. Я часто уклоняюсь от каких-то тем, в том числе и потому, что я ничего не могу решить, к сожалению.

— Вы отмечаете, какое потрясение вызываете в зрителях, впервые пришедших на Ваш концерт? Говорят, что несколько дней назад зрители в Саламанке, выходя с площади Plaza Mayor, плакали, после того как послушали Вас.

— Это было прекрасно. Это чудесно, разве нет? Я чувствую эмоции, стоя на сцене. Такие вещи всегда доходят до меня, хотя их не видно. Иногда я тоже это ощущаю. Они витают в воздухе, как в момент, когда я очень взволнован. Это очень заметно. Когда публика спокойненько выходит из дверей, разговаривая о своих делах, это значит, что на сцене ничего не происходило.

— Что труднее: произвести первое впечатление или удовлетворить тех, кто Вас уже видел?

— Второе. Первый удар, скажем так, может быть почти случайностью, доступной многим. А заставить это продолжаться очень сложно.

— А Ваш успех продолжается, начиная с Ваших первых дисков, вышедших в 60-е.

— Это невероятно. Это помогает мне всегда чувствовать себя хорошо.

— В чем заключается Ваш секрет?

— Если тебе удается преодолеть эти метры расстояния между зрителями и тобой, ты проникаешь в них, в их жизни. И они уходят и помнят тебя, и ставят твою фотографию в столовой. Это чудесное явление. И кроме того, в публику вливаются новые поколения. В Мадриде 22 сентября было по крайней мере пять поколений, которые меня слушали: от семилетних детей до очень пожилых людей, были все.

— Каким будет концерт, который Вы покажете на Канарах?

— Такой же, как в Мадриде, такой же, какие я устраивал по всей Испании с программой Loco por cantar.

— Впереди еще большой отрезок турне?

— У меня назначены концерты в Европе. Подписаны контракты с Парижем (театр Olympia), Лондоном (Royal Albert Hall), Санкт-Петербургом и Москвой.

— В Вас живет любовь к России, Вы даже преодолели железный занавес, чтобы спеть в СССР.

— Этому уже несколько веков. Мне очень нравится Россия. Русская публика романтична и темпераментна. Она очень испанская. Серьезно – совершенно андалузская.

— О Вашей личной жизни мало знают, про нее рассказывали много глупостей?

— Пусть люди придумывают, что хотят, если я этого не слышу, меня это устраивает. У меня чудесная семья. У нас очень хорошие отношения, но все, что происходит в этом доме, остается в стенах этого дома.

— Было сложно добиться этого?

— Мне это было нетрудно благодаря понимаю прессы. Я появлялся на обложках каждый день: когда я женился, когда родился мой сын... А мой сын, когда ему было четыре года сказал мне: больше не выставляй меня напоказ, и с того момента история изменилась. СМИ всегда проявляли уважение. Это заслуга прессы.

— Меня просят, чтобы я выяснила, каким шампунем Вы пользуетесь.

— (Смеется) Я этого не скажу, но он самый обычный.