Рафаэль: "Однажды я просто исчезну без всяких истерик». 2018

RAPHAEL: «UN DÍA DESAPARECERÉ SIN MÁS, SIN HISTERIAS». 2018

Рафаэль, за плечами которого семьдесят пять лет и длинная карьера, продолжает пытаться перекраивать себя, не прекращая быть певцом, который уже принадлежит нашей народной культуре: теперь он отважился обратиться к электронной музыке в "REsinphónico", альбоме, который он представляет в театре Real.

Когда кажется, что Рафаэль (1943) уже сделал все возможное, он снова появляется. После долгого симфонического турне в сопровождении оркестра, после возвращения к формату, более близкому року, вместе с молодыми поклонниками всех стилей, после исполнения песен, полученных от композиторов, которые его обожествляют... линаресец вернулся с новой работой, "REsinphónico", которая больше, чем просто РЕвизия всей его артиллерии в виде гимнов; это крутой вираж, уводящий его в страну, неизвестную артисту – в мир электронной музыки. Это шквал экспериментов над его классическими произведениями, записанных в знаковых студиях Abbey Road с продюсером Лукасом Видалем. Результат этого нового рафаэлевского безумия можно будет увидеть и услышать 17 декабря в театре Real, хотя билетов туда уже нет. В мае 2019 года начинается международное турне, с которым Рафаэль приедет в знаменитые театры Лондона (Королевский Альберт-Холл, 4 июля), Парижа (Олимпия, 10 марта), Санкт-Петербурга (Дворец культуры им. Ленсовета, 21 марта) и Москвы (Международный дом музыки, 23 марта). Он никогда не устает.

- Этот диск " REsinphonico " – не то, чем он кажется, это не обычный оркестр.

–Нет. Я хотел сделать какой-то супер и не знал даже, как определить его. Потому что симфонический альбом я уже выпустил, а в этом "RE-" появились замечательные всплески электронной музыки, которую мы решили вставить. Я делаю это в первый раз. Звук оказался фантастически хорошим, потому что он почти кинематографический. У меня получился кинодиск.

- Вам было трудно позволить увести себя в неизвестность?

- Но я же сам это спровоцировал! Мне труднее всегда делать одно и то же. Если я не могу обновлять программу и вводить инновации, я ее не делаю, особенно потому, что мне скучно. Но если бы кто-то в компании или где бы то ни было сказал мне, что я не могу записать этот диск, я бы все равно взялся за него. Потому что в моей жизни, особенно в профессиональной, я делал то, что хотел.

- Для этого требуется сила воли, потому что дискографический бизнес всегда тянет одеяло на себя.

- Конечно, это необходимо, но также надо очень верить в себя, жить с абсолютной страстью к тому, чем ты занимаешься. И когда тебе говорят "нет", не верь. Говори: «Ладно, я услышал "нет", но я забуду это, я не буду обращать на него внимания». И всегда старайтесь делать все по-своему. Мой опыт, когда меня пытались заставить что-то сделать, заключался в том, что в конце концов вышло такое дерьмо, что они отказались от своих желаний (смеется).

- Надо иметь какой-то талант или харизму, чтобы так много лет продолжать пользоваться любовью публики.

- Я не знаю, что надо иметь, потому что я тоже не такой умный. Но на самом деле я часто ходил в театр, чтобы увидеть, чего делать нельзя. Мне было важно не скопировать актера, а узнать, на что я не хотел бы стать похожим.

- А что у Вас есть?

- Я не могу этого сказать. Крючок, который у вас может присутствовать, или магнит, который, несомненно, существует, у меня имеется в наличии, но я не знаю, что это такое. Я не думаю, что все это потому, что я пою более или менее хорошо, должна присутствовать уйма вещей, которые заставляют публику встать с мест. Помню, как я однажды увидел в Олимпии Жильбера Беко, и он не просто заставил меня встать, я прыгнул на кресло, чтобы поаплодировать. И я понял, что, может быть, это то, что зрители могут чувствовать, глядя на меня. А вот что действительно верно – что я уженекоторое время выхожу на сцену медленно, не торопясь, чтобы наслаждаться вместе с аудиторией. Раньше я очень нервничал, и к пятой песне онемевал. Так что это избавило меня от многих страданий.

- Что в Вас изменилось и привело к этому?

- Этого я тоже не знаю. Жизнь, моя трансплантация, которой исполнится пятнадцать лет... (он говорит о времени, когда он получил донорскую печень). Но я думаю, что также влияет место, который я занимаю в музыке, рецензии, которые пишут про меня... Все это приводит к тому, что ты успокаиваешься, и твое поведение изменяется.

- На этом этапе Вы никогда не уйдете на какой-нибудь карибский остров.

- На Карибы? Я? Зачем? Слушай, я уже жил в Карибском бассейне, и там много москитов.

Я считаю себя прежде всего очень европейским человеком. Я жил в Америке, и она очень хороша, чтобы время от времени приезжать туда. Кроме того, я прирожденный работяга. Я просто умею делать то, что умею, и я знаю, что когда-нибудь мне придется сказать «прощайте», но я сделаю это без истерики, скажем так – не рассказывая об этом. Я исчезну. И все.

- У Вас хватит завода надолго, но раньше Вы упомянули Беко. Похоже, Вы представляете тип артистов, который с уходом, например, Азнавура, исчезает. Вы выглядите как последний из могикан?

- Нет, потому что эта достойная музыка – это наша музыка, того типа артистов, о которых ты говоришь. Это песня, которая будет длиться, а другие – цветок-однодневка. Ну, иногда они могут продержаться три года... но эта музыка - наша, я имею в виду, это то, что делаем мы: Беко, Азнавур, Синатра, Барбара Стрейзанд, Ширли Басси, Том Джонс, Петула Кларк... это вечно. Я могу назвать еще пятьсот имен вплоть до Гарделя. Посмотри на него, он никогда не выходил из моды.

- Вы выиграли эту битву в Испании?

- Победа за нами. И когда появляется молодой человек, работающий в таком стиле, как Майкл Бубле, мы говорим: «Добро пожаловать в клуб». Пять лет назад, когда мы записали в Париже "La bohème" для моего альбома, Азнавур сказал мне: «Я тебя знаю с тех пор, как ты только нос высунул. Посмотрев на тебя одну секунду, я понял, что ты из клуба», - так он сказал мне.

- Я прочитал рецензию на Ваш концерт, где Вас называют "рок-звездой".

- Ну, это не оскорбление (смеется). И я всегда носил кожаную куртку. Я не надеваю ее только ради фотографии!

Вы думаете, что на «Operación Triunfo» можно научиться, как стать артистом?

- Тебе могут помочь петь лучше, например. Дышать... И если ты действительно учишься и серьезно относишься к этому, есть много вещей, которым можно научиться. Я, например, пою лучше, чем раньше, потому что у меня был громкий голос, но слишком визгливый. А нервы меня просто убивали, у меня моментально заканчивалось горючее. По мере того как я успокаивался, я начал петь хорошо. Можно очень многому научиться. Меня очень часто спрашивают «артистом рождаются или становятся?»... И меня также спрашивают: "может, эта ночь – ваша великая ночь?" Или в зависимости от названия, которое они хотят обыграть: «Вы все еще без ума от пения?». Но, конечно, это вопросы, которые хорошо продаются.

- Ну, я бы предпочел не впадать в банальность.

- Но я не считаю это банальностью.

Я думаю, что они хотят помочь тебе продвигать то, что ты продаешь, и ставят такое название, потому что это очень известные песни. Но я не подозрительный в том смысле, что я не думаю, будто они хотят пошутить в моем вкусе, а принимаю это как должное. Меня часто спрашивают «я все еще то же самый?» (смеется.)

- Но Вас не нужно продвигать, не так ли?

- Да, знаешь, я использую интернет. Я не зависаю там на весь день, хотя время от времени я бросаю какую-то информацию: я пользуюсь тем, что он существует, и что он бесплатный.

- Вы хотите сказать – Вы бываете в социальных сетях?

- Да, немного. Я каждый день пишу «Доброе утро». Где бы я ни находился.

- Послушайте, Вас недавно официально объявили Названным сыном Мадрида.

- Это очень меня окрылило. Потому что, как ты знаешь, я андалузец, но я считаю себя принадлежащим Мадриду. Учти, что меня привезли сюда в пеленках в возрасте восьми или девяти месяцев. Я узнал Линарес (Хаен) в четырнадцать лет. Но я вырос в районе Куатро Каминос.

- Но тогда Вы не «названный» сын, а полноправный мадридец.

- Да, ну... Я был очень счастлив, что они вспомнили, что я провел свою жизнь в Мадриде и что я обожаю его и что вдобавок считаю себя мадридцем. Я очень нравлюсь здесь, и когда мне дали этот титул, мне он понравился больше, чем Грэмми (смеется). Чтобы ты знал, что все премии сфабрикованы (смеется).

- А если Вашим именем назовут улицу... Вы к этому стремитесь?

- Я никогда ничего не прошу, и для этого нет причин, потому что я просто парень, который работает каждый день. А это называние улицы мне кажется похожим на посмертные почести.

- Я спрошу Вас о кое-чем живом, очень модном: что Вы думаете о регетоне?

- Ну, в мире должно быть все. Он мне не очень нравится.

- Вы не говорите мне правды. Если Вы возьметесь петь его, Вы его осилите?

- Конечно! потому что это не так сложно (смеется). Но послушай, я когда-то пел рэп на пари, а также выступал с Уилфридо Варгасом, который был самым-самым... как этот мальчик Малума, но постарше. Это в Америке такая звезда, что ты не представляешь. И мы пели «Mama qué será lo que tiene el negro»*... 

- Ну, теперь тексты песен посильнее...

- Сильнее, чем в этой? Нет... (смеется) «Что есть у негра?» (смеется) Ну, хотя я сделал все, что мог. Меня уже ничто не поставит в сложное положение.