Рафаэль: это было в сценарии. 2014
RAPHAEL: ESTABA EN EL GUIÓN. 2014
Когда Рафаэлю в первый раз намекнули на необходимость пересадки печени, он категорически отказался, сказав слова, которые он будет повторять всякий раз, когда кто-либо потом будет предлагать ее в качестве неотложной необходимости:
- В моем сценарии этого нет.
Думаю, что все поймут привычную реакцию Рафаэля, потому что все мы, представители рода человеческого, так или иначе сталкивались с тем, что кое-что происходящее в нашей жизни тоже отсутствует в нашем сценарии, оно не входит в наши планы и не кажется правильным, каким бы реальным оно не было. Это любовь, которую мы считали вечной и которая перестала быть таковой. Или немыслимый обман, с которым мы с трудом смиряемся. Может быть, предательство, которое невозможно вообразить. Экономический крах, затронувший даже твой хлеб. Или злокачественная опухоль, оставившая тебе считанные дни. Жить (или умереть) становится невыполнимой задачей. Кажется, что все рушится.
Нас больше учили тщательно все планировать, но мало учили бороться с непредвиденными обстоятельствами. То, что мы не ждем, не умещается в наших мозгах. Все в голове мутится. Внезапно ломаются координаты, в которых каждый день встает солнце, и мы замечаем, что нас не научили импровизировать. Мы хотим контролировать все события, но есть такие, что не укладывается в наши правила и наши проекты. Это моменты огромного и проводящего в замешательство противоречия, моменты, когда все мы, когда-нибудь, приходим к тому, что говорим:
- Со мной этого не может случиться.
Но ведь это с нами случается, я считаю, что с нами это происходит, пусть даже наши собственные дела кажутся не имеющими к нам никакого отношения! И есть боль, оскорбления, огорчения, о которых мы сказали бы, что они не наши, однако нет ничего более нашего, чем некоторые страдания. Мы хорошо наловчились ходить по равнине, но нам не хватает навыка хождения по склонам, вздымающимся так же круто, как склоны Голгофы. Когда собственная кожа слезает, будто ее с нас содрали, оставив обнаженную плоть, мы смотрим на самих себя так, словно мы созерцаем нас откуда-то извне, словно мы находимся там, где стоят те, кому повезло больше, чем нам, и терпим такие мучения, что просто оказываемся под стать героям, не имеющим ничего общего с нашей природой обычных людей. Нужно несколько часов или дней, а в некоторых случаях даже месяцев или лет, чтобы понять, что мы живем в месте, непригодном для жизни, или вынуждены дышать там, где остался едва ли глоток воздуха.
Мы быстро смиряемся с благоденствием, когда все идет хорошо, но медлим и запаздываем с пониманием того, что нас настигли и похитили самые худшие печали. И тем не менее эти две возможности являются частью человеческой природы.
Похоже, мы говорим себе "Этого нет в моем сценарии", как это говорил Рафаэль. Это когда мы открываем для себя, что жизнь может быть всем, кроме плана. Это когда мы переступаем границы реальности, и она кажется нам ложью. Ничто не сочетается с заранее обдуманной идеей относительно нашего будущего. И губы тебе смачивают едким уксусом, который сжигает весь рот, и тебя терзает отвратительный привкус, какого ты никогда не испытывал ранее, незнакомый тошнотворный привкус, и ты сопротивляешься:
- В моем сценарии этого нет.
Это сказал человек, ведущий борьбу на грани жизни и смерти; человек, артист, рвущийся между выбором – продолжать или положить конец своей успешной истории.
- Как я до этого дошел? – спрашивает он сам себя.
Я понимаю Рафаэля, моего любимого друга Рафаэля, потому что... Какая связь могла существовать между такими великолепными вечерами и бесконечными предутренними часами, тянущимися во мгле?
Билирубин – красивое слово, когда о его повышении распевают* в сальсе; но оно звучит действительно драматично, если его высокий уровень вызывает у тебя головную боль и самый страшный зуд по всему телу, которые продолжаются с захода солнца и до рассвета. Медленно тянутся часы, и тебя выталкивают в самые густые тени, подобные теням Гефсиманского сада, в котором тебе в подавленном состоянии приходится страдать в полном одиночестве, пока другие спят.
Но бывают чаши, наполненные воскрешением. И в конце есть свет зари, подобной блеску глаз его сына Хакобо, ожидающего его на другом берегу новой жизни.
Да, дорогой Рафаэль: это было в сценарии. В конце концов ты же увидел – это было в сценарии. Я не станут говорить романтических глупостей и утверждать, что драма, вынудившая тебя, вместе с твоими близкими (и к чему игнорировать этот факт – вместе с нами, миллионами людей, которые в этом мире являются твоей публикой), столько страдать, украсила твое существование. Но я все же решусь заявить, что такому артисту и человеку, как ты, ужасная болезнь и ее преодоление дали огромную возможность показать пример творческого призвания и страсти к жизни. Эта страшная болезнь создала для всех без исключения, вне зависимости от музыкальных вкусов, общее пространство восхищения Рафаэлем.
Это было в сценарии, мой дорогой друг. И сейчас, на всех страницах твоей уникальной биографии победителя, этот крест, так же, как и слава этих последних одиннадцати лет, стали настолько твоими! Твоей стала эта проводящая в отчаяние неопределенность, как и столько неоспоримых успехов твоей карьеры. И в твоей памяти всегда будут существовать рядом квадратные метры лучших сцен мира и каждая пядь этой священной территории тревоги и страдания, которые сможет почувствовать, рано или поздно, любой человек.
И чисто по-человечески трогает, что щедрость совершенно анонимного донора дала тебе возможность и сегодня продолжать писать чудесный сценарий жизни одного из самых известных и любимых людей в этом мире.
Хосе Мария Фуэртес
28.09.2014
www.sevillapress.com
Перевод А.И.Кучан
01.10.2014
Примечания переводчика:
* Аллюзия на песню «Bilirrubina» Хуана Луиса Герра (Juan Luis Guerra) с таким основным посылом: Me sube la bilirrubina, ¡ay! me sube la bilirrubina, cuando te miro y no me miras (у меня поднимается билирубин, когда я смотрю на тебя, а ты на меня не смотришь)
Дополнительные материалы: