Ряд 1. Раньше, намного раньше

испанский певец Рафаэль

FILA 1. ANTES, MUCHO ANTES

Линарес, среда, 5 мая 1943. Задолго, очень задолго до того, как мир узнает, кто появился на свет в этот день. Задолго, очень задолго до того, как эта дата появится за пределами Семейной книги* или реестра ЗАГС, когда она снова и снова будет растиражирована на мелованных страницах славы и размножена  на тысячах листов газет и журналов во множестве стран, и упомянута в радио– и телепередачах, биографиях и энциклопедиях. В этот день родился Мигель Рафаэль Мартос Санчес. Задолго, очень задолго до того, как он станет «тем». И очень задолго до того, как до нас дойдет известие, что в больнице на улице Баэса раздался первый плач новорожденного, добавившего к звучанию жизни первый крик и первую боль его собственной жизни, которая станет огромной частью наших жизней. Задолго, очень задолго до того, как мы в него влюбимся и он поработит нас…

радио Рафаэль слушать

Иногда я испытывал соблазн позвонить Рафаэлю и расспросить его о том, что было раньше, намного раньше. Я знаю, что он написал мемуары и что Тосильдо опубликовал первую из его самых ранних биографий. Я также в курсе, что тогда, в далекие семидесятые, даже Иньиго записывал на магнитофон долгие беседы для Mundo Joven, которые потом излагал на страницах журнала для его поклонников. Я прочитал их все и не по одному разу. Я очень тщательно разбирал их, словно перед моими глазами находился палимпсесет*. Это было так, словно между строк, рассказывающих о жизни артиста, какими бы пространными и подробными они не были, всегда втискивалось мое ненасытное любопытство, будто я раздвигал планки жалюзи, чтобы в их щели проходило больше света. Я даже хотел иметь карту тогдашнего Мадрида, чтобы изучать, как шагал вперед это парень со скромных улиц своего квартала, пока не поднялся на самые лучшие сцены мира. Если бы она у меня была, я бы преследовал его как замаскированный тайный агент, чтобы узнать методы, которыми он  воплощал в жизнь свои мечты. Я бы нахально расспрашивал Рафаэля – так долго и дотошно, словно он совершил не чудо, а преступление. Я бы довел свою бестактность до того, что  даже расследовал бы последние причины появления обращающей на себя внимание прически, где волосы спускаются на одежду. Я бы наступал ему на пятки, пробираясь в кинотеатры Montija и Europa. Я бы шпионил за ним, когда он дрался камнями с ребятами с улицы Тисиано. Я бы сопровождал его в Куатро Каминос и Верхний Карабанчель. Я бы поджидал его на лестницах Humilladero, когда он разносил костюмы. И следовал бы по всем следам, уводившим меня туда, где он в конце концов выполнил свой план.

Однако будет справедливо, если о человеке, наделенном большой интуицией, также расскажет именно интуиция – а данном случае моя. Извините, но другой, получше, у меня нет. И также будет уместно, если, кроме того, рассказывать будут мои чувства.

Однако у этого персонажа есть одна вещь, не поддающаяся изучению под лупой, которую невозможно проанализировать, которая ускользнула бы от сообразительности самого Шерлока Холмса: это харизма Рафаэля.

Харизма харизматических личностей всегда непонятна. Поэтому однажды я сказал ему:

- Есть кое-что, что ты не можешь объяснить – твоя харизма. Ты можешь контролировать многие слагаемые твоего успеха, но не твою харизму. Ты можешь формировать свой репертуар, заботиться о своем горле, подбирать музыкантов, принимать решения о выпуске твоих дисков, изучать твои киносценарии… ты мог бы охватить все, что у тебя есть, кроме твоей харизмы.

Рафаэль соглашается.

Раньше, намного раньше, жизнь мальчика протекала по другую сторону высокой и трудно одолеваемой стены  славы – на улице Каролинас, в школе Сан-Антонио, в церковном хоре отца Эстебана, в Вене, после поездки в которую он превратился в обладателя лучшего голоса Европы. Жизнь мальчика проходила в окружении его родителей и братьев, сбивавшихся в одной комнате, где они спали, в тесноте испанской зоны победителей, которые зачастую толком не знали, где они победили. Жизнь мальчика протекала в головокружительном страхе за отца, который зарабатывал небольшие деньги, поднявшись на леса города, восстанавливавшегося после войны, как и многие другие. В жизни мальчика было стремление стать портным и  обида – он не стал женихом соседки, которая предпочла его лучшего друга. И огромное расстройство, когда пропал его капитал – банкнота в сто песет. И нож в сердце – выселение из дома.

Раньше, намного раньше, когда он был Фалином и посыльным для его матери, обремененным долгами в продуктовых лавках, сторожем у лотка с дынями,   в котором он наложил руку на несколько монеток, которые впоследствии вернул. Раньше, намного раньше, когда он стал отцом для его брата Хосе Мануэля. И раньше, намного раньше, когда он вошел в шатер разъездного театра, чтобы впервые ощутить чужой свет, который он сам будет излучать как никто другой. Там рухнул авторитет портного, чтобы дать  начало истории артиста. Там начала улетучиваться его безвестность, и  он пересек эту трудную границу, на которой жизнь сердито спрашивает отправившихся на поиски своей мечты смельчаков «Камо грядеши?» Это было задолго, очень задолго до того, как он стал РАФАЭЛЕМ.

Хосе Мария Фуэртес
31.01.2016
Перевод А.И.Кучан
Опубликовано 01.02.2016

Примечания переводчика

* Рукопись, написанная на пергаменте, изначальный текст на котором был соскоблен.

** Семейная книга вручается супругам при заключении брака, в дальнейшем в нее заносятся сведения о рожденных детях, разводе, смерти членов семьи.



Комментарии


 Оставить комментарий 
Заголовок:
Ваше имя:
E-Mail (не публикуется):
Уведомлять меня о новых комментариях на этой странице
Ваша оценка этой статьи:
Ваш комментарий: *Максимально 600 символов.